Драматургия

В драматургии соседствуют книжные и разговорные элементы, просторечие и диалектизмы.

К концу XVIII в. в литературе сложилась прочная традиция наполнять речь крестьян диалектизмами не только лексическими, но и фонетическими. В комической опере Николева «Розана и Любим» лесник употребляет такие слова, как ощо, хвамилья. Драматург В.И. Лукин в своем стремлении к реалистическому отображению жизни дворян-крепостников и крестьян использовал в речи персонажей комедии «Щепетильник» (1765), «Мот, любовью исправленный» простую разговорную речь и диалектные слова и выражения. При изображении речи крестьян используются цоканье, оканье, постпозитивные частицы, происходит пестрое смешение диалектных черт, несоединимых в реальной жизни. Персонажи комедии «Щепетильник» «работники» Мирон и Василий используют такие слова, как чуфарился, смямкали, ницаво, хранцузские.

Язык комедий Д.И. Фонвизина «Бригадир» и «Недоросль» явно свидетельствует, что теория трех стилей не может удовлетворять поискам народной основы русского литературного языка. Комедийные произведения Фонвизина написаны не в духе комедий XVIII в. В них более широкой волной вливаются русское просторечие и фамильярная лексика. Отрицательные персонажи, например Простакова, используют в своей речи грубую бранную лексику: # скот, воровская харя, болван, каналья. Положительные персонажи (Софья, Милон, Правдин, Стародум) говорят литературным языком своего времени.

В комедии «Бригадир» Фонвизин высмеивает галломанию дворян, выведя образ галломана Иванушки, сына Бригадира, в резко сатирических тонах. Французская лексика, которой переполнена речь Иванушки и Советницы, выступает в качестве средства осмеяния этих персонажей. В их репликах встречаются такие галлицизмы, как индиферан – «безразличен», комплезан – «снисходительный», менажировать – «щадить», резонеман – «рассуждение» и т.п. Советница говорит: «А ежели я вас, мосье, попрошу теперь, чтобы вы о своем вояже что-нибудь поговорили, согласитесь ли вы меня контантировать?» Их речь становится непонятной для окружающих, на этой почве возникают комические положения. Бригадир приходит в ярость от французских речей сына, мать просит Ивана: «Иванушка, друг мой, или ты выучи меня по-французскому, или сам разучись. Я вижу, что мне никак нельзя ни слушать тебя, ни самой говорить».

В речь персонажей обильно вводятся вульгаризмы: «черт ли видит то, что скрыто», «черт меня возьми». Софья называет Иванушку дураком, Бригадир называет сына дураком, дурачиною, дуралеем, уродом, щенком, ослом, болваном. Народная пословица «Ври, дурак, что хочешь, со вранья пошлин не берут» также приобретает обличительную функцию.

Для речи Советника – ханжи и бывшего судьи – характерно пристрастие к церковнославянизмам (паче, ангел, очи), к судебной лексике и канцеляризмам (истец, ответчик, уложение, челобитчик). Сцена любовного объяснения Советника с Бригадиршей создана с широким использованием церковнославянизмов (пощение, моление, иже, сей, избавиться вечные муки; несть греха, иже не может быть очищен покаянием). Этот языковой материал служит прекрасным средством разоблачения внешней набожности Советника.

Военная служба наложила неизгладимый отпечаток и на речь Бригадира. Он ничего не читает, кроме «устава», может спорить лишь о том, что касается «экзерциции» и «баталии», поэтому он не может найти необходимых слов для любовного объяснения и использует в этих целях военную лексику. Бригадир признается Советнице: «Глаза твои мне страшнее всех пуль, ядер и картечей. Один первый их выстрел прострелил уже навылет мое сердце». Он называет себя «военнопленным», «храбрым генералом», «полководцем», а Советницу – «фортецией». Комический эффект достигается благодаря употреблению слов по принципу смыслового несоответствия.

Образ бригадирши Акулины Тимофеевны также раскрывается через ее речь, в которую после долгой жизни с Бригадиром частично проникла военная лексика (рядовой, поход, полк, рота). Обильно представлено в ее репликах просторечие. Простота и задушевность речи Бригадирши достигается употреблением слов с уменьшительно-ласкательными суффиксами (батюшка, матушка, Иванушка, глазки).

В комедии «Бригадир» Фонвизин широко использовал богатства общенародного языка: разговорная лексика (# анбар, сухари, сосед, свекровь, сватья, зятюшка), устойчивые фразеологические сочетания (# честная компания, пошла по миру, спустя рукава живем), просторечие (# куды, рассерчает), пословицы и поговорки (# в добрый час молвить, в худой промолчать; в чужой руке ломоть больше кажется).

В комедии «Недоросль» также предпринята попытка дифференцировать язык действующих лиц. Скотинин все время говорит о своей любви к свиньям, Простакова целыми днями бранится, дворовых она называет «скот», «вор», «воровская харя», «ведьма», «собачья дочь». Просторечная грубая лексика обильно наполняет реплики Простаковой, характеризующие ее отношение к брату, к мужу. Мужа она называет «рохля», «урод»; вступив в драку с братом, она кричит: «Дай мне до рожи, до рожи». Резко меняется речь Простаковой при общении с сыном и Стародумом. В речи, обращенной к сыну, она широко пользуется словами с уменьшительно-ласкательными суффиксами: Митрофанушка, душенька, сынок. В разговоре со Стародумом речь Простаковой становится заискивающей и льстивой. Обращения ее к Стародуму сопровождаются эмоциональными эпитетами: гость бесценный, отец родной. Если раньше Простакова называла Софью «девчонкой», то с приездом Стародума – «Софьюшкой», «сердечным другом». В сцене, где Простакова молит Правдина и Стародума о пощаде, бранная лексика употребляется ею для самохарактеристики: «Ах, я дура бессчетная…». В речи Простаковой встречаются пословицы и поговорки.

Для сатирического изображения образа Митрофанушки Фонвизин использует бранную лексику. Он груб с родителями, с учителями, с Еремеевной, которую он называет «старой хрычовкой», а Цыфиркина – «гарнизонной крысой».

Речь Милона и Правдина наполнена галлицизмами, кроме того, в речи Милона – патриотически настроенного офицера – используется военная лексика, а в речи Правдина такие высокие слова, как истина, достоинство, государство. В речи Стародума наряду с элементами живого разговорного языка (# я чаю; все объезжают крюком) много высокой старославянской лексики. Стародум использует публицистическую лексику (# государь, престол, отечество, человечество, рабство, благонравие, достоинство). Он часто выражает свои суждения по вопросам политики, морали в форме афоризмов.

Речь бывшего семинариста Кутейкина наполнена архаическими формами слов (архаические падежные окончания существительных, старые глагольные формы: зван был и приидох), церковнославянскими оборотами из богослужебных книг (# выя, персты, притча во языцех). В речи Кутейкина церковнославянизмы тесно переплетены с бытовой разговорной лексикой. Речь отставного сержанта Цыфиркина изобилует военной лексикой и широко известной математической терминологией. Для его речи характерна юмористическая окраска. В речи немца Вральмана, бывшего кучера, подчеркивается немецкий акцент, нарушение фонетических и грамматических законов русского языка. В его репликах встречаются привычные слова кучера: конь, лошадки, карета, козлы, узда.

Фонвизин использует «говорящие» фамилии и имена: Простаков, Скотинин, Митрофан («подобный матери»), Софья («мудрость»), Правдин, Стародум, Милон.

В репликах мамки Еремеевны многие черты связаны с языком устного народного творчества: в них присутствует немало идиоматических оборотов (# дым столбом, нелегкая меня не приберет), слов с уменьшительно-ласкательными суффиксами (# головушка, матушка), повторов (# очнется, мой батюшка, очнется). Еремеевна и Тришка пользуются диалектной лексикой и некоторыми диалектными грамматическими формами. В сцене драки Скотинина с Митрофаном Еремеевна кричит: «У меня и свои зацепы востры». В репликах Тришки и Еремеевны встречаются постпозитивный член, местоимение «те» вместо «тебе». Еремеевна кричит Скотинину: «Я те бельмы-то повыцарапаю». В сцене примерки кафтана Тришка говорит барыне: «…Да первоет портной, может быть, шил хуже и моего». Фонвизин в «Недоросле» в известной мере преодолевает сложившуюся традицию использования диалектизмов. Во-первых, он отказался от введения в языковую ткань комедии резких фонетических диалектизмов, во-вторых, ограничил употребление диалектной лексики, в-третьих, отобрал из нее лишь те явления, которые не несли на себе печати чрезмерного обособления от литературного языка. В зрелом творчестве Фонвизин совершенно отказался от воспроизведения резких фонетических диалектизмов.

Но дифференциация речи действующих лиц у Фонвизина подана однопланово. Например, в речи учителей Митрофанушки не показано, как меняется стиль речи (манера) в зависимости от того, с кем общается персонаж, как он реагирует на речь собеседника. Языковая классификация действующих лиц представлена, а стилевой характеристики пока нет.

Фонвизин ввел в комедию просторечную, бытовую лексику, элементы фольклора, профессионализмы, лишил церковнославянизмы их «высокого» значения, обогатил язык комедии публицистическими элементами.

Те же черты характерны и для других драматургических произведений конца XVIII в. (комедии В.В. Капниста «Ябеда», П.А. Плавильщикова «Сиделец», «Бобыль», Я.Б. Княжнина «Хвастун», «Чудаки», П.А. Кропотова «Фомушка, бабушкин внучек»). Герои комедии Плавильщикова «Сиделец» пользуются приказно-канцелярской терминологией, элементами церковной речи, купеческой профессионально-торговой терминологией, литературными, книжными формами витиеватого изложения своих мыслей, искаженными иноязычными словами – и все это на ярком фоне бытового разговорно-просторечного стиля.

Широко употребляется просторечие и в комических операх из крестьянской жизни: «Анюта» М.И. Попова (1772), «Мельник – колдун, обманщик и сват» А.А. Аблесимова (1779), «Санкт-Петербургский Гостиный двор» М.М. Матинского (1782). Для этих произведений характерна дифференциация речи персонажей. Можно выделить следующие речевые пласты:

1) Речь культурной части дворянства, городской интеллигенции не выходит за пределы литературного языка, она правильна, грамотна и не содержит отклонений от норм (например, Чистосердов из «Щепетильника» Лукина, граф Честосердов из «Фомушки…» Кропотова и др.). Речь их носит книжный характер и отличается приметами высокого торжественного слога. Она включает большое количество существительных книжного происхождения, высокие сложные слова (# злонравие, любочестие, лицеприятие, благонравие, простосердечие). В их речи много иноязычных заимствований – слов, относящихся к сфере науки, культуры. Присутствуют архаические конструкции в синтаксисе, синтаксические галлицизмы. Употребляются меткие выражения морализирующего характера. В целом это книжная, риторически-приподнятая, правильная, «гладкая», но витийственно-напыщенная речь.

2) Для языка провинциальных дворян, деревенских помещиков (например, Хавронья Слюняева в «Фомушке…») характерно провинциальное дворянское просторечие, диалектизмы, грубость, обилие бранных слов.

3) Для речевой характеристики крестьян характерно оканье, цоканье, постпозитивные частицы «-ста», «-стани», «-та». Их речь искаженная, подчас непонятная, но якобы представляющая образец «среднего» крестьянского языка, без учета территориальных различий (например, в комедии «Судьба деревенская» М. Прокудина). У Плавильщикова в «Бобыле» нет цоканья и других подчеркнуто резких диалектизмов.

4) Язык чиновничества с нагромождением канцеляризмов (например, Капнист «Ябеда»).

5) Речь купцов изобилует «торговой» лексикой и фразеологией (комедии О.Чернявского «Купецкая компания», Плавильщикова «Сиделец»). Плавильщиков попытался создать речевые характеристики купцов.

6) Военный язык (например, в «Фомушке…» Кропотова).

7) Церковно-богословский диалект – с обилием старославянизмов и архаизмов.

Изображение реальной действительности в драматургии конца XVIII в. наталкивалось на стилевые ограничения. По-прежнему сохранялось разделение персонажей на положительных и отрицательных.