Семиотические механизмы воздействия

Блокирование информации.

Порождение информации,

При этом блокируется не только информация. Весьма значимым в этих условиях становится блокирование несис­темного поведения. Это связано с тем, что биологические потребности выдвигают на первый план варианты асоци­ального поведения. В связи с этим в кризисные ситуации заранее вводятся опеределенные стабилизаторы поведения, призванные перевести его в социальное русло. Известными примерами такого рода являются:

А. Поведение в период аварии на воде, когда правила задают посадку в шлюпку сначала детей и женщин, затем остальных пассажиров, капитан и команда призваны поки­дать тонущее судно последними.

Б. Знамя части, попавшей в окружение, должно быть со­хранено.

Такого рода примеры показывают, что биологические требования могут блокироваться более сильными социаль­ными нормами. Здесь заранее вводятся системы ценностей, которые призваны противостоять биологическим требова­ниям. Коммуникации в кризисных ситуациях также направ­лены на то, чтобы произошло сохранение социального уп­равления в принципиально новой ситуации, когда в ряде случаев происходит отторжение населения от властных структур. С другой стороны, именно в кризисных ситуациях общество оказывается максимально заинтересованным в наличии лидера, поскольку оно также негативно оценивает последствия потери управления.

Варианты панического поведения должны блокировать­ся еще и по той причине, что в этом случае у человека ра­ботают более древние участки мозга, программирующие более простые реакции. Другая биохимия крови человека в лучае стресса выводит его на принятие другого типа реше­ний в данном случае. Вероятно, даже в древности подобные типы реакций сознательно блокировались определенными типами торжественных колонн, боевым облачением, кото­рое действовало устрашающе на противника с одновремен­но успокаивающим действием на своих.

Стрессовые ситуации сужают число параметров, подле­жащих обработке. По этой причине человек иначе оценива­ет поступающую информацию, гипертрофируя значимость того или иного параметра. Эти особые условия сужения ин­формационного потока формируют иные модели действия и реагирования. Человек усиливает его, исходя из психоло­гических механизмов работы с информацией — он избира­тельно берет из окружающей его действительности только те характеристики, которые поддерживают выбранную им интерпретацию.

Процессы воздействия носят многоплановый характер. В них присутствуют разного рода механизмы, которые носят взаимодополняющий характер. При этом адресат ин­формации может и не ощущать в качестве воздействующих некоторые возможные коммуникативные цепочки, пос­кольку сообщения на этом уровне не воспринимаются в ка­честве таковых. Это особенно характерно для разного рода невербальных систем коммуникации, которые оперируют в большинстве своем на неосознаваемом уровне. В этом слу­чае воспринимается не выполнение данного скрытого пра­вила, а только его нарушение. Так, например, в своем ин­тервью "Комсомольской правде" (1998, 18 сент.) Г. Явлин­ский подтверждает, что на встрече с Б. Ельциным во время "круглого стола" он сел за стол последним, уже после при­хода в зал Б. Ельцина, чтобы не вставать перед президентом. Паника также достаточно часто проявляется на невербаль­ном уровне, начиная с того, что толпа ведет себя по иному.

Семиотика определяется как наука о знаковых системах. Но сам этот термин уже вышел за пределы чистой науки. Сегодня термин "знаковый" стал достаточно частым при описании происходящих событий. Ср. такие употребления в сообщениях СМИ, как "знаковая фигура", "знаковая ситуация" и т.п., когда речь идет о характеристиках, опреде­ляющих интерпретацию данного контекста.

Семиотика в бывшем Советском Союзе развивалась под углом зрения изучения так называемых вторичных модели­рующих систем. При этом естественный язык признавался первичной системой. Он считался наиболее сложной из имеющихся систем, откуда следовало два вывода. Во-пер­вых, сложная структура диктует правила своей организации единицам, построенным на ее базе. Это, например, объяс­няет переход от структурности языка к структурности лите­ратурных текстов, поскольку последние строятся на языко­вой базе. Во-вторых, инструментарий, выработанный для работы с более сложными структурами, естественно сможет помочь при анализе более простых структур. Такова была точка зрения, принятая в первый период советской семио­тики. Мы можем представить это соотношение следующим образом:

Структура 1 Структура 2

Однако данная ситуация может иметь и другое объясне­ние. Это не язык диктует свою структурность, тем более это маловероятно для визуальных кодов культуры типа живопи­си и т.п., а человеческий мозг продуцирует структурность одного типа и для литературных, и для визуальных кодов. Так что данное представление приобретает следующий вид:

Структуры мозга Структуры текста 1, 2, 3

В этом плане известна роль музыкальных ритмов, совпа­дение которых с ритмами мозга облегчает воздействие, что использует современная музыкальная культура.

Но не только ритмы способствуют входу в индивидуальное и массовое сознание. Необходимо учитывать соответствую­щие национально-ориентированные модели воздействия. На­пример, по поводу продвижения генерала А. Николаева в про­грамме "Зеркало" (FTP, 1998, 27 сент.) прозвучала фраза: "В России так не раскручивают — так хоронят". Имелся в виду акцент на "интеллигентских" характеристиках образа генерала (типа "мать — поэтесса" и т.п.), которые не соот-

ветствуют принятым в обществе. Более стандартный тип ге­нерала — А. Лебедь, который не вызывает подобных несо­ответствий в массовом сознании.

В качестве еще одного культурно-ориентированного примера можно вспомнить заговоры, проклятия и т.п., ко­торые наиболее эффективно действуют в ситуации, когда в них верят. Зомбирование в рамках африканской культуры покоится на беспрекословном выполнении слов шамана. В древнеисландской культуре словом "нид" обозначался тип сообщения, направленный на врага и способный пол­ностью его разрушить. Один из героев саги под видом при­шельца стал читать стихотворное сообщение вождю проти­воположной стороны, чем полностью подавил его. То есть в рамках культурных традиций прошлого роль словесного сообщения была достаточно серьезной. К примеру, сегодня в рамках "принудительной дипломатии", разрабатываемой корпорацией РЕНД, вербальный ультиматум требуется под­тверждать невербальными действиями типа передвижения войск, что говорит уже об ином статусе слова в современной культуре.

Семиотически поведение в кризисной ситуации марки­ровано по иному, чем в ситуации обычной. Общество раз­решает здесь реакции в виде, например, плача, обычно за­прещенного. Одновременно общество пытается ввести за­преты на разного рода панические реакции. В качестве моделей поведения заранее вводятся запреты такого рода как, например, "мальчики не плачут" и т.п. Общество пы­тается заранее задать регулирование будущего поведения в кризисной ситуации.

Ю. Лотман также анализирует понятия "чести" и "сла­вы" в качестве знаков, регулирующих взаимоотношения в прошлом*. Он связывает понятие "чести" с вассальными отношениями: "честь воздается снизу вверх и оказывается сверху вниз" (С. 472). Слава передается через поколения, ее "гласят", "слышат". В другой своей работе он анализирует роль понятия "смерти"**. Все это с позиции рассматривае­мой в данной работе темы является определенными

* Л отман Ю.М. Еще раз о понятиях "слава" и "честь" в текстах киевского ^ периода // Труды по знаковым системам. — Вып. V. — Тарту, 1971.

** Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. — СПб., 1994. — С. 228-230.

социальными стабилизаторами, призванными удерживать пове­дение в рамках социально принятых моделей даже в случае кризисных ситуаций.

Общество выдвигает ряд предметов в особый список, за­давая их сакральный характер. Их особая семиотичность также работает в роли конкретного социального стабилиза­тора. Оружие во все времена служило признаком мужского начала. "Присяга, приносимая на оружии, засвидетельство­вана в "Эдде", — отмечает Франко Кардини*. Военная форма также требует от человека иных моделей поведения. Тем самым удается блокировать варианты асоциального по­ведения.

Знаковая маркировка храбрости/трусости характерна для любого общества. Общество несет в себе определенные иде­ологические доминанты, которые им управляют. Смена об­щественных систем вносит коррективы в эти приоритеты. Так, например, Ренессанс вызвал к жизни античные сюже­ты и темы, интерес к светским темам. Как пишет Т. Парсонс: "Даже когда сюжеты были религиозными, в них про­сматривались новые светские мотивы. Без преувеличения можно сказать, что место центрального символа в искусстве итальянского Ренессанса занимала мадонна с ребенком. В сугубо религиозном значении это был серьезный отход от таких сюжетов, как распятие Христа, мученичество святых и др. На первое место выходит и даже восславляется чело­веческая семья и особенно отношения матери и ребенка. Материнство стремились сделать всеобще привлекатель­ным, изображая Марию красивой юной женщиной, несомненно любящей свое дитя"**. Здесь особый интерес пред­ставляет амбивалентность идеологического сообщения, ко­торое было обращено как к сакральному элементу, так и светскому. Оно могло при такой структуре давать гораздо больше потребителю информации, чем если бы было чисто религиозным сообщением.

Даже детская сказка несет несколько подобных пластов информации. Помимо чистого сюжета ребенок получает четкие ориентиры в том, что является храбростью, а что коварством. Его пытаются идентифицировать с правильным

* Кардини Ф. Истоки средневекового рыцарства. — М., 1987. — С. 101.

** Парсонс Т. Система современных обществ. — М., 1997. — С. 68-69.

набором приоритетов. На следующем уровне развития те же функции в человеческой цивилизации начинают вы­полнять, например, художественные фильмы. Детективы, ведущие к победе полицейского, когда антигерой обязатель­но выигрывает все битвы, кроме последней, строятся по этой же модели.