О периодизации истории языкознания

История наблюдений и профессиональных суждений о языке, или науки о языке, насчитывает более двух с половиной тысячелетий. За столь длительное время она прошла множество периодов, различавшихся предметом, содержанием и методами изучения, не говоря уже о конкретным причинах и факторах возникновения интереса к языку в целом и к его конкретным практическим и теоретическим проблемам. Не могло быть одинаковым и место языковедческой тематики среди научных дисциплин на разных этапах развития общечеловеческих знаний.

Всё это делает необходимой хотя бы самой общей периодизации науки о языке. Задача эта не простая. И её постановка имеет свою историю. Напр., представители сравнительно-исторического языкознания, осуществившие в начале XIX века перелом в изучении языка, перейдя от простого наблюдения над его фактами к его сравнительному и историческому исследованию, считали, что подлинно научное познание языка началось с них. Всё сделанное до них и без применения их метода, объявлялось подготовительным и, следовательно, донаучным этапом в истории языкознания. И такое мнение держалось весь XIX и едва ли не весь XX век.

Ознакомление с лингвистическими традициями древности, средневековья и нового времени не позволяет согласиться с безоговорочным делением всей истории языкознания на два периода—донаучного (до формирования в Европе сравнительно-исторического языкознания) и научного (ознаменовавшегося появлением сравнительно-исторического метода в трудах Боппа, Гримма, Раска, Востокова). Прав проф. Н.А. Кондрашов, говоря:: «интерес к языку возник у человечества задолго до XIX в., по крайней мере до V века до н. э. К истории языкознания следует отнести его развитие в древней Индии, в эпоху античности (в древней Греции и Риме), в средневековье и в эпоху Возрождения. Не случайно в последнее время повысился интерес к языковедческим работам древнеиндийских грамматиков, к трудам мыслителей древности, средневековья и философов XVI – XVII вв.» [Кондрашов 1979: 4]. Об этом же говорил один из первых историков языковедения датчанин В. Томсен: “Высота, которую достигло языкознание у индусов, совершенно исключительна, и до этой высоты наука о языке в Европе не могла подняться вплоть до XIX в., да и то научившись многому у индийцев» [Томсен: 10].

Еще решительнее и определеннее свидетельство Н. Хомского, создателя “порождающей грамматики”, о том, что его предшественниками по синтетическому подходу к языку (от смысла к тексту) была грамматика Панини, а в разграничении поверхностной и глубинной структур он идёт за А. Арно и К. Лансло, авторами всеобщей “Грамматики Пор-Рояля” (1660 г.), написанной тоже в «донаучный» период, кстати, отличнознавшими французский и латинский, а также привлекавшими факты испанского, древнегреческогоидревнееврейского языков (Лансло) и владевшими логикой (Арно, автор труда «Логика, или искусство мыслить»). Подробнее о перекличке идей Хомского с грамматиками “донаучного” периода в книге [Алпатов: 50, 314-316, 322]. Термин «донаучный» некорректен и в педагогическом плане: стоит ли тщательно изучать «донаучный» период?

Предложено несколько периодизаций истории языкознания. Воспроизведём две из них. Проф. Ленинградского пединститута В.И. Кодухов в указанной выше книге выделял пять этапов: 1) от филологии древности к языкознанию XVIII в.; 2) возникновение сравнительно-исторического языкознания и философии языка (конец XVIII – начало XIX в.); 3) логическое и психологическое языкознание (середина XIX в.); 4) неограмматизм и социология языка (последняя треть XIX – начало ХХ в.); 5) современное языкознание и структурализм (30-60-е годы XX в.). Его критерии выделения – учёт «актуальных, утверждающихся знаний, господствующих в поступательном движении языкознания» [Кодухов 1973: 5]. Мы бы назвали это принципом актуального историзма.

Ю.В. Рождественский и Б.А. Ольховиков выделяют шесть периодов, учитывая «типы языковой теории», то есть «изображение», или «моделирование», языка, которое «может исходить из разных отправных положений, разного эмпирического материала и может иметь разные применения». Названия разделов у них довольно пространны и имеют целью дать «общую картину периодизации в развитии лингвистического мышления». Подробнее см. в книге:Амирова Т.А., Ольховиков Б.А., Рождественский Ю.В. Очерки по истории лингвистики. – М., 1975, С. 28-29.

И хотя у этих авторов иной подход к выделению этапов и другой их набор (отдельно выделена «универсальная грамматика» 1660 г.), ключевые понятия для характеристики этапов в обоих периодизациях во многом совпадают – Ср. «сравнительно-историческое языкознание», «психологическое языкознание», «социология языка» «современное языкознание и структурализм» у Кодухова и «психолингвистика», «социолингвистика» «структурная лингвистика» во второй периодизации.

Иначе подошел к хронологической и проблемно-тематической организации материала проф. В.М. Алпатов. Владея более свежими и обширными материалами, в частности, по теориям Востока (Китая, Японии и др.), он по существу отказывается от схематического выделения проблемно-хронологических периодов (этапов); а изложение специфики концепций ведёт при освещении традиций. Так, лингвистические традиции им излагаются по тематическим блокам, в Европейской лингвистике XVI – XVII веков выделяется «Грамматика Поль-Рояля», в лингвистике XVIII в. и первой половине XIX в. – становление сравнительно-исторического метода и отдельно даётся концепция Вильгелма фон Гумбольдта и Августа Шлейхера, развитие гумбольдтовских идей, освещение научных исканий «диссидентов индоевропеизма» Н.В. Крушевского и И.А. Бодуэна де Куртенэ. Отдельным разделом дан Ф. де Соссюр и тоже отдельно показано развитие его концепции в школах «структурализма» – женевской, датской (глоссематика), пражской, в дескриптивизме. В особых разделах охарактеризованы «Советское языкознание 20-50-х годов» и «Французская лингвистика 40-60 годов» ХХ века; персонально освещена научная деятельность лишь трех лингвистов – Ежи Куриловича, Романа Якобсона и Ноама Хомского.

Конечно, возможны и другие периодизации истории науки о языке. Важно, чтобы они служили главному – выявлению реального вклада каждого направления и каждой крупной личности в теорию языкознания.

В истории языкознания прошлого специалисты склонны выделять 5 очагов, или 5 лингвистических традиций: индийскую, европейскую (первоначально как греко-римскую), арабскую, китайскую и японскую. Перваяиз них (индийская) сформировалась почти 2 с половиной тысячи лет тому назад, в 5 в. до н. э., а пятая, японская, много позже – лишь в последние три века (XVIII-XX вв.). Конечно, и до возникновения индийского языкознания были какие-то зачатки знаний о языке, в частности, в Месопотамии (территория современного Ирака), Сирии, Палестине, Вавилоне (где распространялась клинопись – в 3-2 тысячелетии до н. э. и велись наблюдения над шумерским и аккадским языками), а также в Египте (где существовала иероглифическая письменность и обучение ей). Однако уровня теоретических представлений и конкретных учений достигли лишь выше указанные традиции.

2. Индийская языковедческая традиция

Наиболее древние сведения о зарождении науки о языке и первых грамматиках идут из Индии – это «Восьмикнижие» Панини (V – IV в. до н. э.), в котором в восьми главах (книгах) дано описание древнеиндийского религиозного языка – санскрита. Каждая книга членится на разделы, разделы – на правила. Правила сформулированы кратко, часто рифмованно (видимо, для лучшего запоминания). Всего правил около четырёх тысяч. Они касаются звуко-буквенной стороны языка. Панини чётко различает гласные и согласные (они писались в разных строках: в основной – согласные, в параллельной ей (сверху или снизу) – гласные. Расположение букв в алфавите показывает разграничение звуков по способу и по месту их образования, в частности, существовала градуированная классификация по степени раскрытия рта (звуки полного контакта – смыкания языка с пассивными органами, лёгкого контакта, закрытые, полузакрытые, открытые). В зависимости от (преграды) различали проточные и резонансные, вокализованные и невокализованные, придыхательные – непридыхательные, назализованные (носовые) – неназализованные. Учитывались изменения – ассимиляция, аккомодация) и др.

В морфологии центром внимания были не части речи (хотя и разграничиваются имя и глагол), а структура слова – корень и аффиксы (суффиксы, приставки, окончания). Учитывалось влияние соседних морфем друг на друга («сандхи»). Порядок следования правил детерминирован: сначала даются (называются) явления, затем – правила их применения. Строгое следование правилам и их порядку обеспечивало правильное построение высказываний и соответствует правильному пониманию канонических текстов.

Грамматика Панини отражала специфику индийской культуры, которой свойственно «ясное понимание нормативности, системности, экономности, инвариантности» [Амирова и др.: 91]. Порождающий принцип индийской грамматики, сохраненный последователями Панини Катьяяной, Патанджали и их комментаторами почти без изменений, был востребован лингвистикой XX в., в частности, оказал определённое влияние на появление генеративной (порождающей) грамматики американского лингвиста Н. Хомского.

3. Античная (Греко-римская) языковедческая традиция

Примерно в эти же века возникла Греко-римская языковедческая традиция, во многом отличная от индийской. Её представителями были философы Демокрит, Гераклит Эфесский, Платон (427-347 гг. до н. э.), Аристотел ь (384- 322), философы-стоики (Хрисипп, Кратет Малосский, Аристарх Самофракийский, Дионисий Фракийский, Аполлоний Дискол (II в. н. э.) – греки, а также римляне Марк Теренций Варрон (116-27 до н. э.) и др.

Греческие воззрения на язык складывались под влиянием более древней культуры Египта и Малой Азии (греческий алфавит – продолжение финикийского), но в силу конкретных задач по толкованию «Илиады» и «Одиссеи» (эпоса IX-VII в. получили филологическое, а затем и отчётливо выраженное философское содержание. Так, философы спорили «о правильности (по существу – о природе) имен». Гераклит полагал, что имена-названия даются по природе вещей (концепция φΰσει), Демокрит и философы-скептики считали, что они даны по закону, по установлению, по положению (концепция δέσει).

Философы древности размышляли о происхождении языка, касались его структуры, Так, в работе Аристотеля «Об именовании» изложено учение о частях речи, стоики разграничили имена нарицательные и имена собственные, дали названия падежей, дошедшие до нашего времени в виде калек с латинских обозначений (напр., γενική – лат. genetivus – русск. родительный падеж; δοτική – dativus - дательный падеж), приступили к изучению синтаксиса. Разумеется, всё это проводилось на базе логики и во имя её.

В эпоху эллинизма центром культуры и научных знаний стала Александрия. Здесь создается грамматика древнегреческого языка как учение о языке в целом (термин γράμματα «буквы» обозначал, как и лат. litterae, письменные произведения, литературу), идут споры об аномалиях (почему одно слово ήχελών – черепаха обозначает мужскую и женскую особь, а для других живых существ имеется по два слова) и аналогиях. Систематизация фактов нормы и исключений из неё привела к формированию учения о частях речи, созданного Дионисием Фракийским. В греческом языке выделено восемь частей речи (имя, глагол, причастие, член, местоимение, предлог, наречие, союз), пять падежей, три рода. Аполлоний Дискол (уже в II в. н. э.) исследует синтаксические функции выделенных частей речи.

Достижения александрийских грамматиков были восприняты римскими грамматистами Варроном, Донатом, Присцианом, которые добавили «латинские» категории, в частности, междометие, падеж аблятив, а также сведения по фонетике, стилистике, стихосложению. Книга Доната «Грамматическое руководство» стала настольной в течение ряда веков в Европе и оказала воздействие на принятую во многих странах, в том числе и в Киевской Руси и в России, грамматическую терминологию, в конечном счёте восходящую к греческому источнику. Однако ни греческие, ни римские ученые не вывели науку о языке из объятий философии и логики: ещё очень долго она будет оставаться в составе наук, так высоко поднятых великим Аристотелем – философии и логики.

4. Китайская языковедческая традиция

Индийское и европейское (греко-римское) грамматические учения возникали и развивались, как отмечено выше, независимо друг от друга. Китайская грамматология (учение о письменности – в II в. до н. э. и особенно в I – II в. н. э.) формировалась тоже независимо (о «стилях» письма – уставном, полууставном, скорописи, составление словаря иероглифов), но позднее, с начала нашей эры китайское языковедение испытало заметное влияние Индии как в принятии буддизма (в Китае он назывался словом «фо»), так и в грамматическом учении, особенно в описании фонетики - звуков и интонации.

Средние века и новое время отмечены расцветом лексикографической деятельности китайцев. Так, в начале XVIII в. здесь был составлен словарь, включавший более 49 тысяч иероглифов и их вариантов. Крупнейшие языковеды Китая: Сюй-Шень (его труд «Об элементах и сложных знаках», около 100 г. н. э., посвящен анализу письменности), Ван нянь Сунь (1744 – 1832) и его сын Ван Инь Джи (1766-1834) – занимались грамматикой и лексикой (в частности, знаменательными («значимыми») и служебными (незначимыми, «пустыми») словами, Чжан Бин Линь (1868-1936) разработал нормативную фонетику и на ее базе проект алфавитного письма.

5. Арабская языковедческая традиция

Она появилась позднее других (лишь в VII в. новой эры) и рассчитана на отражение основных канонов ислама – Корана и распространение этого учения среди многонационального населения обширного Арабского халифата (на территории Аравии, Передней Азии, Северной Африки, Пиренейского полуострова) только на классическом арабском языке с весьма сложной морфологией (перевод священного Корана на туземные языки запрещался). Политики и деятели религии были заинтересованы в точном воспроизведении Корана при обучении верующих. Считается, что халиф Али, зять Мухаммеда, предложил, вслед за Аристотелем, «основной принцип систематики арабской грамматики, указав на основные классы слов: имя, глагол, частица» [Амирова, Ольховиков и др.: 148]. К концу VIII в. Сибавейхи создал труд «ал-Китаб» («Книга»), ставший самым авторитетным теоретическим и нормативным руководством по арабской филологии. Его достоинства – в характеристике языковых единиц (корня, частей речи и др.) с трёх сторон – содержательно-семантической, внешне-языковой (план выражения), коммуникативной. Больших успехов достигла арабская лексикография: многотомный словарь, составленный ширазским персом Фирузабади (1329-1414) под названием «Камус» («Океан»), стал синонимом любой словарной книги.

Исключительным достижением было составление в рамках арабской традиции Махмудом аль Кашгари (Кашгарский) в 1073-1074 гг. словаря тюркских языков («Диван турецких языков»), а также сравнительной грамматики этих языков с показом звуковых соответствий между ними, наблюдениями над морфемами, тюркским сингармонизмом. Но он не создал традиции из-за того, что его труд пролежал втуне почти тысячу лет: он был опубликован в Стамбуле лишь в 1912-1915 гг. «Диван» мог бы стать прецедентом для составления словарей-тезаурусов (с помещением как литературных, так и диалектных слов) для европейской лексикографии Средневековья и эпохи Возрождения, но этого, к сожалению, не случилось.

6. Японская языковедческая традиция

И она сложилась поздно – только в последние три века. Своеобразие и уникальность японского языка, закрытость религии и культуры японцев не позволяло ей воспользоваться достижениями даже соседнего Китая. Всё это привело к созданию оригинального взгляда на грамматические категории, в частности, на части речи и спряжение глаголов. Крупнейшие ученые японской лингвистической школы: Мотоори Норинага (1730- 1801), М. Токиэда (1900-1967) – специалист по общему языкознанию, социолингвистике (теоретик «школы языкового существования»), истории и стилистике языка. Основной теоретический труд – «Основы японского языкознания» (1932). В русском переводе (сокращенном) вышел в 1983 г. М. Токиэда не принимает учения Ф. де Соссюра о langue (языке), считая, что это не языковая и не психическая категория, а нейрофизиологический процесс.

7. Языкознание в средние века и в XVII-XVIII вв.

Средневековье – тысячелетний период, обрамленный в начале и в конце такими знаковыми событиями, как разграбление в 476 г. варварами Рима и открытие в 1492 г. Колумбом Америки. Обычно считают, что это время «умственного застоя во всех областях, в том числе и в языкознании» [Кондрашов: 20]. Это так. Но вспомним, что христианизация многих народов Европы принесла им письменность – причём не только в готовом виде (на греческом или латинском алфавите), но и в виде гениальных изобретений, связанных с прекрасным знанием фонологического строя ранее бесписьменных языков. Так, в Византии около 862 г. Константин (Кирилл) составляет глаголицу, буквенный состав которой и алфавитное расположение, а также начертание букв и их элементов (форма креста, треугольника и др.) свидетельствуют о высочайшем по исполнению семиотическом подходе к созданию системы знаков, предназначенных для воплощения идеи Евангелия [Карпенко]. Преподавание только латинского языка во всех странах католического вероисповедания сначала по грамматикам Доната и Присциана, а затем по их эпигонским эрзацам тоже не прошло даром. За грамматикой закрепилось назначение – учить «правильно говорить и писать». Изучение языка связывалось с развитием логического мышления, что, опираясь на философию рационализма, вело к представлению о том, что понятийно-категориальное содержание всех языков примерно одинаково, а различия затрагивают лишь их внешнюю сторону (звучание, отдельные участки структуры). Наконец, были разграничены имена – на существительные и прилагательные, продвинулось обсуждение вопросов соотношения предметов (вещей) и общих понятий (спор реалистов и номиналистов в XI-XII вв.), составлялись глоссарии (толкования слов, ставших непонятных), наконец, проводилась собирательская работа.

Крутой перелом в социально-экономической и духовной жизни Европы произошел в эпоху Возрождения (XV- XVIII вв.), совпавший с наступлением капитализма и проявлением трех умственных и культурных течений – Ренессанса, Реформации и Просвещения. «Ренессанс означал крушение феодальной церковной культуры и замену ее культурой светской, опирающейся на античность. Реформация разрушила папскую власть и создала простор для развития национальных сил европейских государств. Просвещение связало всю духовную жизнь Европы с философией рационализма и наукой. Новая эпоха выдвинула подлинных первооткрывателей и энциклопедистов – Колумба, Галилея, Коперника, Декарта, Ньютона, Лейбница, Ломоносова» [Кондрашов: 23]. Рационализм порождает логическую, или универсальную, грамматику. Но появляются грамматики и национальных языков. Создаются сопоставительные словари многих, в том числе и вновь открытых языков. Так, в России в 1787-89 гг. выходит четырехтомный труд академика Петра Симона Палласа. В этом словаре приведено на русском языке 280 наиболее распространённых понятий и дан их перевод на 200 языков и диалектов Европы и Азии, а через 2-3 года число сопоставляемых языков возросло до 272 (за счет подключения экзотических языков Америки и Африки). Примеру Российской академии последовали в Испании (в Мадриде в 1800-1804 гг. вышел «Каталог языков известных народов, их исчисление, разделение и классификация…», включавший уже 307 языков и наречий), в Германии (в Берлине) в 1806-1817 гг. Аделунг и Фатер напечатали «Митридат, или Общее языкознание», включавший лексику 500 языков и перевод на них молитвы «Отче наш». И всё же основным завоеванием характеризуемого периода было создание «Общей и рациональной грамматики».

8. «Общая и рациональная грамматика» Пор-Рояля

Её написали на французском языке и издали под названием «Grammaire generale et raisonnee» два монаха монастыря предместья Пор-Рояль, близ Парижа, в 1660 г. Один из них Клод Лансло (1615-1695) был грамматистом и филолога, второй Антуан Арно (1612-1694) – философом и логиком. Опираясь на рационалистическую философию Рене Декарта (Картезий) (1596-1650) и идя индуктивным путем, они решили, что все языки опираются на одну и ту же, общечеловеческую логику и в принципе сходны между собою. Отличия же считаются отступлениями от логики и признаются ошибками. Авторы так формулировали свою задачу: определить «естественные основы искусства речи», «общие всем языкам принципы встречаемых в них различий». Их интересовали способы отражения в языке таких логических категорий, как понятие, суждение, умозаключение. Эти категории переносились на языковые, шло отождествление языковых единиц (слов, предложений) с логическими и придание языковым категориям свойства всеобщности. Однако в этой грамматике, синхронической по своей направленности, немало и таких наблюдений, особенно над фактами французского языка, которые обнаруживали расхождения между языковыми формами и логическими категориями. Так, анализируя фразу «Невидимый Бог создал невидимый мир» (Dieu invisible a cree le monde visible), Арно и Лансло демонстрируют несовпадения между суждением (суждениями) и предложением: «В моем сознании, – пишут они, – проходят три суждения, заключенные в этом предложении. Ибо я утверждаю: 1) что Бог невидим; 2) что он создал мир; 3) что мир видим. Из этих трех предложений второе является основным и главным, в то время как первое и третье являются придаточными… входящими в главное как его составные части… Итак, подобные придаточные предложения присутствуют лишь в нашем сознании, но не выражены словами, как в предложенном примере» [Грамматика общая, 1990 ].

Судьба “Грамматики Пор-Рояля” была сложной – сначала массовое подраждание (в XVII и XVIII вв.), потом хула (со стороны крупнейших лингвистов конца XIX и первой половины XX в.), а затем реабилитация и высокая оценка как первого теоретического труда по общей лингвистике, не потерявшего своей значимости и поныне (Р. Лакофф, Н. Хомский и др.). Об этом свидетельствуют и два ее новых издания − в Москве (1990) и Ленинграде (1991) с подробными разборами и комментариями. В предисловии к ленинградскому изданию проф. Ю.С. Маслов писал: «Грамматика Арно и Лансло – великое творение человеческой мысли на пороге нового времени. И книга эта важна для нас не своими несовершенствами, а прозрениями, проложившими (а отчасти лишь задолго предсказавшими) новые пути в науке» (Арно, Лансло 1991: 11). Это общая оценка. А среди конкретных теоретических достижений этой книги он называет то, что в ней «довольно чётко вырисовывается разграничение «синтетического» и «аналитического» строя языка, хотя самих этих терминов, разумеется, еще нет», что в ней «уже отчетливо прослеживается становление лингвистической типологии» (там же: 7). Следует напомнить и о том, что резонанс «Общей и рациональной грамматики» Поль-Рояля был столь велик, что даже в XIX в. по её образцу, но с опорой на разные философские категории (кантианские, гегелевские и др.) создавались научные и учебные сочинения (в Германии – Г.Я. Германом, К.Ф. Беккером, в Дании – Ланге, в России – Ф.И. Буслаевым (Буслаев Ф.И. Историческая грамматика (1858). И в наши дни не без учёта опыта Грамматики Поль-Рояля идёт возрождение логической грамматики как одного из направлений современной лингвистики (см. также: Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVIII. Логический анализ естественного языка. Составление, общая редакция и вступительная статья доктора философских наук В.В. Петрова. – Москва: «Прогресс», 1986).