2015-01-30
322
Поскольку характер производительных сил и технология производства оружия не изменились, никакого посткапиталистического общества не образовалось и не могло образоваться. Вместо этого вскоре после смерти Ленина в 1924 г. воссоздался капитализм в самой примитивной и грубой форме, включавшей в дальнейшем и рабовладельческое производство. Капитализм этот, называвший себя сначала «коммунизмом», а потом «социализмом как первой фазой коммунизма» и даже «развитым», или «реальным», социализмом, был, естественно, государственным, а новый господствующий класс был организован в гигантский бюрократический аппарат. Этот аппарат первоначально образовался из небольшого числа наиболее активных большевиков (коммунистов – сторонников Ленина). Потом наступил период беспощадной борьбы за власть между наследниками Ленина – Троцким и Сталиным, Бухариным и Сталиным. Кто смог прийти к власти (а в конечном счёте им оказался Сталин), тот смог организовать массовые казни и другие жестокие репрессии, оправдываемые тезисом о том, что «насилие – повивальная бабка истории». Репрессиям подвергались и коммунисты, недостаточно преданные Сталину.
В новый господствующий класс стали входить те, кто выжил и пробрался к власти в этой жуткой обстановке, по преимуществу наиболее беспринципные и способные устроиться в самой кровавой ситуации. Защищенные непроницаемой, тщательно охраняемой государственной тайной, они устраивались с комфортом, которому позавидовали бы многие западные капиталисты. Этот класс эвфемистически назывался «номенклатурой». Член номенклатуры мог, как всякий советский гражданин, в любой момент быть брошен в лагерь или расстрелян по самым фантастическим и ничем не подтверждённым обвинениям (причём от него, как и от любого советского заключенного, требовалось обязательное собственное признание, вынуждаемое нечеловеческими пытками, угрозами «взять» детей и т. п.). Но уж если член номенклатуры не попадал в мясорубку, то он навсегда оставался в номенклатуре, а в случае неудовлетворительного исполнения своих политических или хозяйственных обязанностей рисковал лишь переводом на другую номенклатурную должность, иногда связанную с некоторым понижением уровня материальных привилегий [248].
Слабость ленинской теории заключалась, между прочим, и в том, что он и его сторонники не поняли историческую роль интеллигенции для развития как капиталистического, так и особенно посткапиталистического производства (см. об этом в конце раздела). Ленинцы рассматривали интеллигенцию не как самостоятельный фактор исторического процесса, несущий социально-психологические импульсы к общественным переменам, а как составную часть класса буржуазии; при этом подразумевалось само собой, что уж буржуазия-то безусловно подлежала физическому «революционному» истреблению – и интеллигенция в значительной части была тоже уничтожена. Если какая-то её доля, в основном наиболее конформистская, и уцелела, то только потому, что совсем без интеллигенции общественные и государственные механизмы вообще не могли бы работать. Однако, несмотря на сохранение в России некоторых блестящих умов, прекрасных специалистов, несмотря даже на освоение атомной и космической технологий, научно-техническая и производственная революция, необходимая для перехода общества в посткапиталистическую фазу, сделалась в СССР в полном объёме невозможной.
При всем различии идеологических установок между коммунизмом и, скажем, нацизмом функционально Советский Союз выполнял историческую роль тоталитарного государства. Особенно характерны: во-первых, срастание партии с государственным аппаратом, причём все серьёзные вопросы решались не на «советском», а на партийном уровне, и, во-вторых, основанность режима на репрессиях.
Нерасстрелянные жертвы репрессий отправлялись в отдаленные и строго засекреченные лагеря на рабский труд и медленную смерть. Обширность неосвоенного пространства страны позволяла держать существование лагерей в тайне от большинства населения. Число рабов-заключённых в разное время колебалось, по-видимому, между 5 и 20 млн.
Большая часть населения вследствие всепроникающего режима секретности, малейшее нарушение которого грозило жизни провинившегося (и судьбе его близких), ничего не знала ни о роскоши жизни «номенклатуры», ни о мучениях лагерных рабов («заключенных», «зэков») или лишь отчасти догадывалась о том. Но даже разговор с приятелем или родственником на эти темы мог стоить жизни, поэтому все молчали, нередко даже дома. Сталин рассчитывал обеспечить себе норму по одному доносчику («стукачу») на пять человек населения [249]. Поэтому все руководствовались в своих действиях не только коммунистическим энтузиазмом (как бы лишь подкрепленным страхом), но и прямым, животным ужасом; в то же время люди относились безразлично к своим трудовым обязанностям: от результата этого труда не зависело индивидуальное благосостояние, а возможность попасть под репрессии тоже не стояла в прямой зависимости от качества и характера выполнения вверенной работы. В то же время мощный аппарат пропаганды внушал населению (и самому себе), что жестокие репрессии и «режим экономии» (с общей тенденцией к понижению уровня жизни) вызваны наличием вокруг страны социализма кольцевой военной блокады: страну окружали вооруженные до зубов враждебные силы единых в своей ненависти капиталистических государств (на самом деле единства как раз не существовало).
Если что-либо особенно прочно вошло в образ мыслей каждого «советского человека», то это именно идея жизни в кольце вражеской блокады (сдерживаемой лишь солидарностью зарубежных революционных сил); это и еще обязательное молчание, когда дело касалось политических вопросов (и особенно репрессий) даже в самом близком кругу. Особенно эти вопросы скрывались от детей и подростков, почти поголовно вовлеченных в коммунистические организации с детства («пионерия») и юношества («комсомол»).
В порядке «классовой борьбы» коммунистами было физически уничтожено (или сослано на дальний Север) все товаропроизводящее крестьянство (под фирмой «кулачества»); результатом был катастрофический голод 1932–1933 гг. Оставшееся крестьянство фактически влилось в рабочий класс и вместе с ним подвергалось нещадной эксплуатации, причем господствующий аппарат отбирал у эксплуатируемых не только избыточный, но и часть необходимого продукта. Крестьяне были закрепощены в своих колхозах. Рыночный обмен практически прекратился и заменился распределением через тот же аппарат, что считалось утверждением социалистических принципов в экономике и приветствовалось в СССР, а также и многими в Европе как освобождение от дискомфорта капитализма. В действительности система распределения лишь обусловила катастрофическую бюрократизацию государственного аппарата. Как всегда в истории (ср., например, Египет), господство бюрократии в конце концов привело к более или менее длительному хаосу и к началу распада империи.
Прежде чем это стало очевидным, коммунистическая власть успела, однако утвердиться также в Китае и в других более или менее отсталых странах (Куба, Вьетнам, Камбоджа и др.) – с такими же, а иногда и худшими последствиями. Вообще же коммунистическая религия оказалась очень стойкой и в Советском Союзе, и за рубежом в течение более полувека.
Когда в конце Первой мировой войны ясно определился дискомфорт, вызванный капитализмом вообще и в особенности таким разрушительным его проявлением, как всеобщая война, проблема снятия этого дискомфорта (хотя задача не формулировалась именно так) встала не только перед Россией (позже перед Китаем и другими коммунистическими государствами), но и перед развитыми капиталистическими странами Западной Европы и Америки. Обдумывание возможных путей выхода из военного тупика началось еще в ходе самой войны.
Со своего особого, но понятного правовому капиталистическому обществу, угла зрения подошел к этой проблеме – а именно как к этической – президент США Вильсон; его предложения мы уже рассматривали. Этику Вильсона его сотрудники и коллеги в США и в союзных государствах толковали на свой лад, ибо это были профессиональные политики, взращенные на дрожжах классической капиталистической экономики. Спасения в таком перетолковывании не было; человечеству предстояло убедиться в этом на горьком опыте. Однако всеобщий дискомфорт был настолько очевиден, что вполне серьезные политики все же не отвергли вильсоновские предложения, как пустую пропаганду, а приступили к введению их в реальную политику,– разумеется, «улучшив» их сообразно идеям, всосанным с молоком матерей, и унаследованной политической реальностью. Предстояло решение о создании всемирной Лиги Наций. В основу его должна была лечь центральная мысль о том, что война агрессивная (не всякая, а именно агрессивная – но как легко объявить агрессивную войну оборонительной!) является преступлением не только против жертвы агрессии, но и против всего человеческого сообщества. Ее пресечение – право и обязанность всех государств, и если они будут действовать совместно и сообразно с этим принципом, то возникновение агрессии окажется если не невозможным, то по крайней мере не слишком вероятным. В связи с этим в практическую политику впервые было введено понятие коллективной безопасности. Эта идея отменила более ранние понятия об абсолютном верховенстве государственного суверенитета каждой независимой страны.
Еще на Гаагских конференциях 1899 и 1907 гг. проводилась идея международного арбитража для двух спорящих стран, но во все реальные договоры вводилась оговорка, фактически отменявшая действие международного суда в сколько-нибудь важных конфликтах. Однако, несмотря на все ухищрения политиков, идея о правовых или согласительных процедурах разрешения международных споров пробивала себе дорогу в специальной научной литературе. Некоторые прецеденты создания международных обязательных соглашений и даже организаций уже существовали (Регистр судоходства Ллойда, Всемирный почтовый союз, Красный Крест).
Высказывалась мысль, что причиной войн, особенно в мировом масштабе, были, во-первых, уже само по себе неограниченное вооружение государств (которое в действительности было вызвано нарастанием конфликтов из-за источников сырья и рынков сбыта), а во-вторых, «секретная дипломатия».
С весны 1915 г. политиками стран Антанты начали обсуждаться проекты некоего сообщества победивших наций. С января 1918 г. в выступлениях Вильсона было не только сделано предложение всем воюющим странам объявить свои военные цели, но и содержалась идея создать всеобщую ассоциацию наций, гарантирующую политическую независимость и территориальную целостность всех государств, больших и малых.
После окончания войны проблема создания Лиги Наций приобрела живую актуальность. В феврале 1919 г. Парижской мирной конференции был предложен проект устава Лиги Наций, и 28 апреля 1919 г. он был принят единогласно. Оставалось его ратифицировать. Устав предусматривал создание Ассамблеи из представителей всех государств, которые войдут в Лигу, и Совета из пяти постоянных членов (США, Великобритании, Франции, Италии и Японии) и еще-четырех членов, избираемых на срок от разных групп государств. Все участники Лиги должны были принять на себя обязательство разоружиться «до пределов возможного», запретить частное производство оружия и установить регулярный обмен информацией о вооружениях.
Первоначально членами Лиги Наций были государства-победители, а также государства, образованные самим Версальским миром и аналогичным диктатом Антанты в отношении Австро-Венгрии.
В соответствии с мирным договором Австро-Венгрия перестала существовать и была разделена на немецкоязычную Австрию, мадьяроязычную Венгрию и славяноязычные государства Чехию и Словакию (вскоре объединенные в Чехословакию, включавшую и Закарпатскую Украину); славяноязычные же области на юге Австро-Венгрии были отданы Сербии, переименованной в «Королевство сербов, хорватов и словенцев», а позже в «Югославию»; Трансильвания (Семиградье) была отдана Румынии; польскоязычные земли (и часть украиноязычных и белорусских земель) отошли к новому государству Польше, выкроенному из польскоязычных областей бывшей России, бывшей Австро-Венгрии и Германии. Польша получила также «коридор» между Западной и Восточной Пруссией, выводивший ее к морю. Бывшие немецкие города Данциг (Гданьск) с польским меньшинством и Мемель (Клайпеда) с литовским большинством среди сельского населения были выделены в самоуправляющиеся области [250].
Все члены Лиги обязывались уважать неприкосновенность и независимость других членов Лиги (а не членов?) и оказывать им помощь для пресечения возможной агрессии. Все разногласия должны были представляться на рассмотрение Лиги Наций, и конфликтующие стороны призваны были воздерживаться от войны в течение трех месяцев в ожидании соглашения, осуществляемого через посредничество Лиги. В случае начала агрессии все члены Лиги Наций должны были применить экономические санкции против агрессора, а в случае нарушения санкций – также и против нарушителя. По исчерпании всех иных мер члены Лиги были обязаны объявить войну агрессору. Все дипломатические соглашения становились действительными лишь по передаче их в секретариат Лиги Наций; любой договор, противоречащий уставу Лиги, автоматически полагалось объявить недействительным.
Особой статьей вводился статус мандатных территорий. Бывшие колонии центральных держав (а в некоторых случаях и другие) передавались какой-либо из великих победивших держав под временное мандатное управление впредь до достижения народами колонии уровня цивилизации, достаточного для обретения независимости. Кто и как должен определить этот уровень, не уточнялось. Учреждались различные международные организации. Среди них нужно отметить представлявшую национальные профсоюзы Международную организацию труда, созданную для повсеместного обеспечения и поддержания гуманных трудовых условий,– это было важной победой рабочего экономического движения.
Устав Лиги не удовлетворил крайних пацифистов. Как показала дальнейшая история, они были правы. В свете нашего позднейшего опыта многие пункты устава справедливо кажутся наивными и неэффективными. Особенно серьезными были два недостатка: Лига Наций не имела собственных вооруженных сил, способных добиться осуществления ее решений; кроме того, все решения Лиги Наций (кроме процедурных) должны были приниматься единогласно [251]. Другими словами, действовало правило liberum veto, и Лиге Наций был тем самым уготован удел польской Речи Посполитой. При рассмотрении конфликтных ситуаций голоса конфликтующих сторон не принимались во внимание. По сложившемуся правилу государства, предложения которых не собрали большинства голосов в комитетах Лиги, воздерживались, от голосования на Ассамблее. Работники секретариата Лиги: Наций выходили из-под юрисдикции своих государств. Для содержания Лиги Наций был собран жалкий бюджет в 5 млн. долл.
Катастрофа произошла, в сущности, уже в 1920 г., когда конгресс США не ратифицировал Устав Лиги Наций, сочтя его нарушающим конституционные прерогативы Штатов. Без; участия Соединенных Штатов, да и СССР, никакое важное решение, которое имело бы подлинно международное значение (в частности, о санкциях против агрессора), не могло быть проведено в жизнь. Однако Лиге Наций удалось осуществить несколько гуманных мероприятий, сыгравших определенную роль в жизни населения планеты.
Роковой, но с исторической точки зрения понятной ошибкой держав-победительниц было взыскание с побежденных держав, главным образом с Германии, непосильных и рассчитанных на десятилетия репараций, что резко снизило жизненный уровень немцев и столь же резко повысило уровень дискомфорта.
В 20-х и начале 30-х годов в Лигу Наций, штаб-квартира которой находилась в Женеве, вступили все государства – члены победившей коалиции. Из государств, воевавших против Антанты, в Лигу постепенно вошли Австрия и Болгария (конец 1920 г.), Венгрия (1922 г.), Германия (1926 г.), Турция (1932 г.). На принятии Германии, а затем и СССР в состав Лиги Наций настаивали некоторые нейтральные государства, а также пацифисты разных стран мира. При этом они исходили из мысли о том, что членство Германии в Лиге Наций будет сдерживать активность, германских националистов и реваншистов.
Из положительных действий Лиги Наций можно отметить установление польско-германской границы; спасение Австрии от финансовой катастрофы; коллективную помощь Венгрии, Болгарии и Греции; урегулирование рурского вопроса (Рурский железопроизводящий бассейн в Германии был долго оккупирован французской армией); пресечение попытки Италии (там к власти пришел фашист Муссолини) оккупировать греческий остров Корфу.
К 1924 г. был разработан проект организации во всемирном масштабе режима всеобщей безопасности, но он был отвергнут тремя из четырех60 великих держав Совета Лиги (кроме Франции). Дано было определение агрессии: агрессором считалась та сторона в конфликте, которая отказывалась от арбитража Лиги Наций. Выработано было положение об общих правилах межгосударственного арбитража (но не как часть Устава Лиги!), обсуждались проекты взаимной безопасности и разоружения, но они натолкнулись на возражения, особенно со стороны Великобритании [252].
В 1925 г. государства Антанты и Германия заключили соглашения в Локарно. По одному из них Германия добровольно признавала условия Версальского договора, которые до сих пор выполняла лишь под диктатом союзников, опиравшихся на свои войска в Рурской и Рейнской областях и в Сааре. В том же году Германия была введена в Совет Лиги в качестве пятого постоянного члена. В Лиге теперь задавали тон главным образом Бриан (от Франции), О. Чемберлен (от Великобритании) и Штреземан (от Германии). В том же, 1925 г. был составлен проект протокола о всеобщем разоружении и началась подготовка конференции по разоружению, на которую США и СССР обязались прислать делегатов. Согласно Версальскому договору, на все побежденные государства было наложено обязательство ограничить вооружения, но Штреземан хлопотал об его отмене для Германии. Пока ей была разрешена постройка линейных кораблей, но только ограниченного тоннажа («карманные броненосцы», которые, однако, по эффективности не уступали «настоящим»).
Лига Наций функционировала сравнительно успешно до 1929 г., когда началась очередная, и притом сильнейшая, присущая капитализму депрессия.
В рамках Лиги Наций в 1927 и 1933 гг. проводились всемирные экономические конференции. Речь шла о более полном и организованном международном обмене, но нараставшая экономическая катастрофа делала подобные обсуждения беспредметными. Резко обострились, кроме прочих, польско-германские отношения, иранско-турецкие, греко-болгарские.
В 1932 г. состоялась конференция по разоружению, которая проходила в условиях шедшего экономического кризиса. Дискуссии завязли в комитетах, основным вопросом «разоружения» стала проблема довооружения Германии. Германская делегация даже временно покидала конференцию и вернулась, только получив заверения в том, что Германия равенство в вооружении получит.
Теперь остановимся на событиях, происходивших на Востоке, в частности в Китае. Политически наиболее влиятельной фигурой здесь был мыслитель и реформатор Сунь Ятсен (Сунь Исянь), начавший революционную деятельность ещё с 1894 г. Его программой были «Три народных принципа»: национализм, что означало свержение маньчжурской династии и восстановление суверенитета китайцев (ханьцев); народовластие (установление демократии); благосостояние (уравнение прав на землю в духе утопических идей американского экономиста Генри Джорджа). В 1911 г. в Китае была низложена тысячелетняя империя и провозглашена республика под президентством Сунь Ятсена, но вскоре он был вынужден сложить полномочия, после чего президентом – и диктатором – стал генерал Юань Шикай [253]. Однако Сунь Ятсен сначала в эмиграции, а потом в самом Китае возглавил (тогда революционную!) «национальную» партию Гоминьдан. После Октябрьской революции 1917 г. в России Сунь Ятсен вошел в контакт с Лениным; советское правительство послало в Китай видных военачальников и политического советника (Бородина). Партия Гоминьдан стала центром притяжения всех левых сил в Китае. Сам Сунь Ятсен испытал сильное влияние коммунистической идеологии. Умер он в 1925 г. Лидером Гоминьдана стал Чан Кайши.
В 20-е годы и позже Китай был раздираем гражданской войной между различными милитаристскими лидерами. Объединение в Гоминьдане левых радикалов с коммунистами оказалось недолговечным. Бывшие союзники стали вооруженными врагами, разделившись и территориально. Чан Кайши никогда не осуществлял власть на всей территории Китая, и столицей его был не Пекин и даже не Нанкин, а Чунцин на юго-западе страны. Однако большинство государств мира признавало именно Китай Чан Кайши.
В сентябре 1931 г. японские войска вторглись в китайскую Маньчжурию под совершенно смехотворным предлогом. Чтобы не быть классифицированным как агрессор, японское правительство оформило захват как «освобождение» империи Маньчжурия (по-китайски Маньчжоу-Го). Императором поставили некоего Пу И, последнего представителя маньчжурской династии Цин.
Захват Маньчжоу-Го был началом выполнения «плана Танаки». Этот японский государственный деятель ратовал за поочередную оккупацию Маньчжурии, Китая, Индокитая, Филиппин и островов Тихого океана. Мотивировкой было превосходство японцев над окружающими народами и божественность японского императора, провозглашённые религиозным учением синтоизма. «План Танаки» Япония пыталась позже в точности выполнить в ходе Второй мировой войны.
Любопытно, что «план Танаки» очень походил на план Сесиля Родса, предполагавший, что, в конечном счете, Великобритания должна овладеть не только всей Восточной Африкой от Каира до Кейптауна, но также Кипром, Критом и всем Ближним Востоком, включая Палестину.
Рядовые члены Лиги Наций потребовали, по уставу, бойкота Японии как агрессора, что по многим политическим и экономическим причинам было для великих держав неприемлемо. США и СССР, в частности, не собирались поддерживать бойкот. Вместо этого в 1933 г. была принята резолюция о необходимости в принципе возвращения Маньчжурии Китаю. В ответ на это Япония вышла из Лиги Наций.
В октябре 1933 г. в Германии в результате всенародного голосования к власти пришли нацисты во главе с Гитлером [254].
В 1934 г. в Лигу Наций вступил СССР. Талантливый Литвинов произносил горячие речи о необходимости всеобщего полного разоружения, в то время как все державы были озабочены только тем, как бы легально довооружиться.
В 30-х годах Лига Наций выступила и с некоторыми позитивными начинаниями. Так, при частичной поддержке США удалось привлечь в состав Лиги Мексику, Эквадор, Афганистан, номинально освободившийся от британского протектората Ирак. Возбуждение, вызванное убийством короля Югославии Александра I и французского министра иностранных дел Барту хорватским террористом, было улажено при участии Лиги (1934 г.). В 1935 г. был проведен плебисцит в Саарской области, до тех пор находившейся под французской оккупацией, и Саар был возвращен Германии. Удалось уладить конфликт Колумбии и Перу, но не войну Боливии с Парагваем.
В 1933 г. Германия вышла из Лиги Наций. В начале 1936 г. Гитлер денонсировал локарнские соглашения, тем самым признав для себя условия Версальского мира необязательными. СССР, с 1939 г. вступивший в фактический союз с Германией, был исключен из Лиги Наций. Затем эта организация сохраняла призрачное существование вплоть до самороспуска в 1946 г.
Мир подошел ко Второй мировой войне.
Здесь следует остановиться на нацизме (и других видах фашизма) не только как на политическом, но и как на социально-психологическом явлении.
Коммунизм был не единственной попыткой выскочить из нормального процесса развития капитализма. Другими попытками были создание фашизма в Италии и нацизма (национал-социализма) в Германии.
В быту нацисты часто назывались и называются фашистами, однако, строго говоря, это обозначение относится только к монопольной партии итальянского тоталитарного государства. Итальянские фашисты (до тех пор, пока их не вынудили к этому германские союзники уже в разгар Второй мировой войны) не ставили вопрос о геноциде евреев или вообще о преследованиях по расовому признаку (что было изначально присуще только гитлеровским нацистам и, по их следам, нашим «национал-патриотам»). Фашисты считали себя вправе создавать мировую империю в своем качестве потомков и преемников римлян, отождествляли государство с партией, партию же (а за нею – все общество) строили на полумилитаризованной основе. Они преследовали всякого рода рабочие союзы и партии и, безусловно, служили своему, итальянскому капитализму [255]. В отличие от нацистов, милитаризованные отряды которых (СА) носили коричневые рубашки и имели символом украденную у индийцев свастику, итальянские фашисты носили черные рубашки и символом имели римские ликторские фасции (топор, окружённый прутьями для порки). В общем, конечно, фашисты – это «тех же щей», что и германские нацисты, но «пожижевлей». Именно итальянским фашистам подражали испанские фалангисты (те носили зеленые рубашки), португальские, греческие фашисты и многие другие.
Как и коммунизм, нацизм расцвел на почве резкого понижения жизненного уровня населения, что было следствием Первой мировой войны. Целью нацизма было всемирное перераспределение материальных благ в пользу нацистской Германии, а средством – массовые убийства (геноцид) ряда наций. Согласно полуофициально оглашенному плану, «окончательному решению» (геноциду) должны были сначала подвергнуться евреи и почему-то цыгане. Затем – через некоторое время – поляки. У русских предполагалось уничтожить интеллигентную элиту (опять эта злосчастная интеллигенция!), а остальным запретить обучение чему бы то ни было, кроме элементарной грамоты и четырех правил арифметики – и впереди для них маячил рабский труд на германскую нацию.
Экономическое положение Германии после проигранной войны было очень плохим, жизненный уровень народа – низким, а после наступления экономического кризиса 1929 г. – очень низким. Опасаясь победы всё усиливавшейся коммунистической партии, ведущие капиталисты-монополисты Германии (имевшие собственную, Национальную партию) в 1932 г., перед очередными парламентскими выборами, пошли на сговор с фюрером нацистов Гитлером. Ему была предоставлена возможность осуществить «социалистический» переворот и национализировать промышленность при условии, что прежние владельцы останутся «фюрерами» предприятий (принцип «фюрерства» последовательно проводился нацистами в администрации и промышленном управлении государством; областные подразделения были непосредственно подчинены партийным функционерам – гаулейтерам).
Заметим, что германская компартия была самой многочисленной из западных коммунистических партий и очень влиятельной как среди рабочего класса, так и среди интеллигенции. В СССР возлагали большие надежды на то, что революция в Германии станет дальнейшей ступенью к созданию всемирного коммунизма. Однако по указанию Сталина, теперь безраздельно властвовавшего в мировом коммунистическом движении, на выборах немецкие коммунисты не блокировались с социал-демократами небольшевистского толка, в то время как нацисты блокировались с националистами (впоследствии обе партии слились) и одержали оглушительную победу, получив втрое больше голосов, чем коммунисты [256].
Предприятия были «национализированы», рабочие профсоюзы распущены, а на их месте учреждены нацистские, которые давали трудящимся гораздо больше всяких благ (санатории, зарубежные круизы и др.). Крестьянство тоже получило свою организацию: по весне каждый крестьянский двор подвергался подробной описи, а после урожая часть дохода (во время войны – соответствовавшая рабочей карточке на каждого члена семьи) оставлялась в распоряжении крестьянина, остальное сдавалось государству через магазины по твердой цене, фиксированной на уровне 1932 г. или (в Австрии) 1939 г. Германская экономика 30-х годов вошла в период процветания. Все было бы хорошо, если бы не одно обстоятельство: вся германская экономика расцветала только в кредит, за счёт ожидавшегося ограбления других стран. Это означало близкую войну.
Мы вступили в эпоху, современниками которой были мы сами или, в крайнем случае, наши отцы. Нарушая хронологическую канву изложения, мы остановимся на судьбе нацизма как опыта создания альтернативной идеологии, необходимой для выхода из седьмой (капиталистической) фазы. Формулировка тут может быть самая краткая: нацизм как политическая, экономическая и социально-психологическая система не оправдал себя и в результате Второй мировой войны, гораздо более кровопролитной, чем первая, прекратил свое существование. Тут важную роль сыграли и политические установки держав-победительниц, но об этом мы скажем далее в своем месте.
После экскурса в тупиковые линии развития седьмой (капиталистической) фазы исторического процесса мы можем перейти к событиям, приведшим ко Второй мировой войне, и к самой этой войне, а затем и к предпосылкам возникновения восьмой, посткапиталистической фазы развития исторического процесса.
Версальским миром никто не был удовлетворен. 20-е и 30-е годы были полны конфликтных ситуаций. Выкроить новые государства так, чтобы никто из одной нации не подпал под суверенитет другой нации, было невозможно. Всё время происходили обострения, примирения и новые обострения, образование недолговечных разносоставных союзов и коалиций внутри самой Лиги Наций – союзов, каждый раз объявлявшихся совсем уже окончательными и через год-два распадавшихся. Прочнее других, может быть, была Малая Антанта, состоявшая из Чехословакии, Румынии и Югославии и направленная главным образом против Венгрии, которая пережила кратковременную коммунистическую революцию (часть задуманной всемирной) и которая чувствовала себя особенно обездоленной: большие куски её бывшей территории с немалым венгерским (и немецким) населением отошли от неё соседям. Численность населения уменьшившегося государства сократилась очень сильно, жизненный уровень был весьма низок. Долго не были улажены по всей Восточной Европе вопросы государственного устройства. Лига Наций становилась все менее эффективным органом.
