Глава 12. Проблема смысла и цели истории

Есть ли в истории смысл? Направлено ли развитие истории, к какой-то цели? Эти вопросы были в различной степени значимы для религиозного и светского, философско-исторического типов мышления. Религиозное мировоззрение включает в себя целостный, осмысленный образ истории. В христианском варианте эсхатологии явление богочеловека представляет собой фундаментальную основу осмысления истории. Эти представления в той или иной форме перешли впоследствии в религиозную философию истории Нового и Новейшего времени. По мнению Н.А. Бердяева (1874— 1948), понять смысл мира — «значит понять провиденциальный план творения, оправдать Бога в существовании того зла, с которого началась история, найти место в мировоззрении для каждого страдающего и погибающего. История лишь в том случае имеет смысл, если будет конец истории, если будет в конце воскресение, если встанут мертвецы с кладбища мировой истории и постигнут всем существом своим, почему они истлели, почему страдали в жизни и чего заслужили для вечности, если весь хронологический ряд истории вытянется в одну линию и для всего найдется окончательное место» [329].

Осмысление истории в религиозном и светском его вариантах является не только мировоззренческой проблемой, но и проблемой смысла жизни, предназначения человека. Последнее является исходным, основополагающим по сравнению с постижением смысла истории. Человек — творец истории и ее продукт одновременно, постижение смысла мироздания является составной частью осмысления его предназначения. Вне связи с временем, обществом, историей не существует ни человека, ни проблемы смысла его бытия. Отсюда следует, что осмысление им истории уходит корнями в реальность его бытия. Это дает повод к выдвижению таких трактовок проблемы смысла истории, в которых в качестве первоначала выступает не сама история, а мышление осмысливающего ее субъекта.

Согласно одной из них смысл истории отрицается вообще, история рассматривается как арена хаоса, беспорядка, скопления случайностей и т.д., одним словом, осмысление истории в этом случае предстает как придание смысла бессмысленному.

Так, в книге немецкого историка Т. Лессинга (1872— 1933) «История как придание смысла бессмысленному» творцом смысла истории называется мышление исследователя: «В истории никаким образом не обнаруживается никакого скрытого смысла, никакой причинной взаимосвязи, никакого развития во времени..., но история есть историография, т.е. создание этого смысла...» [330]. Однако если хаос присутствует в предмете изучения, то он будет и в голове, хотя нередко бывает наоборот. Вне познания любая разновидность мышления, в том числе и историческое мышление, не обладает внутренней логикой, так как в этом случае пришлось бы признать врожденный характер рассматриваемого свойства мышления.

В соответствии с другой трактовкой проблемы смысл истории не отрицается, утверждается множественность смыслов. «Не может быть единого (одного) смысла. Поэтому не может быть ни первого, ни последнего смысла, он всегда между смыслами, звено в смысловой цепи, которая только одна в своем целом может быть реальной. В исторической жизни эта цепь растет бесконечно, и потому каждое звено ее снова и снова обновляется, как бы рождается заново» [331]. Действительно, незавершенность развития истории исключает любую возможность ее осмысления в окончательном варианте: каждая ступень исторического развития вносит нечто новое в содержание и смысл истории. Это, однако, не означает наличие множества смыслов.

В гносеологическом отношении проблема заключается в многообразии понимания смысла истории, что не говорит о равной научной состоятельности различных точек зрения и не освобождает историка от необходимости такого осмысления истории, которое бы было более адекватным ее реальному ходу и содержанию. В этом — одно из отличий в понимании индивидом смысла и цели, как своей жизни, так и истории в целом. В первом случае все очень индивидуально, во втором различия следует понимать лишь как разницу научных подходов к проблеме. Понимание смысла истории зависит от позиции историка. «История, — писал английский историк Э. Г. Карр, — была полна смысла для британских историков до тех пор, пока она, казалось, идет в нужном нам направлении; теперь, когда дело приняло другой оборот, вера в смысл истории стала ересью» [332].

Смысл истории нельзя усматривать в каких-то одних аспектах ее движения, скажем в том, что это движение поступательно-прогрессивно, или в том, что в нем действуют законы [333] и т.д. Для осмысления истории ее нужно воспринимать как целое.

Н. И. Конрад (1891 — 1970) считал, что история человечества «не какой-то безликий процесс; она очень конкретна и слагается из деятельности отдельных народов, имеющих каждый свое собственное лицо. Но в то же время как часто смысл исторических событий, составляющих, казалось бы, принадлежность только истории одного народа, в полной мере открывается лишь через общую историю человечества» [334]. Еще более определенно, афористически кратко и точно выразил эту мысль К. Ясперс: «В попытке постигнуть единство истории, т.е. мыслить всеобщую историю как целостность, отражается стремление исторического знания найти свой последний смысл» [335]. Главной опорой мышления в постижении смысла истории действительно является всемирная история как целостность и единство. Проблема заключается в обосновании, осмыслении единства и целостности, как и в анализе целого ряда других сторон имманентной логики исторического процесса, одной из которых является понятие цели исторического развития.

Постижение смысла истории неполно и несостоятельно, если оно не опирается на связь времен — прошлого, настоящего и будущего. Смысл истории не может заключаться только в прошлом; прошлое — это сосуд небытия, вбирающий в себя реальность современности и виртуального будущего и постоянно меняющий свою форму и содержание. Поэтому осмысление истории включает в себя также представление о будущем, которое опирается на понимание прошлого и возможно только благодаря нему. Без развития нет истории, следовательно, логика общемирового процесса несовместима с понятием некой конечной ситуации (этапа, стадии), в каких бы категориях последняя не мыслилась [336]. Стремление внести понятие окончательной ситуации мирового процесса противоречит всему предшествующему ему ходу: раньше было развитие, а с какого-то времени оно прекращается. Концом истории может быть вселенская катастрофа, к которой может привести мировая термоядерная война или падение метеорита, экологическая угроза.

Тем не менее, идея конца истории как стадии общественного развития принадлежит американскому политологу Ф. Фукуяме, представившему либеральную экономическую модель США как некий образ финальной стадии исторического развития.

Аргументация этого тезиса содержит одну оговорку: «В конце истории (выделено автором. — Н. С.) нет никакой необходимости, чтобы либеральными были все общества, достаточно, чтобы были забыты идеологические претензии на иные, более высокие формы общежития» [337]. Выражение «конец истории» в понимании автора означает то, что ничего более совершенного, чем структура либерального общества, в будущем уже не предвидится. Ф. Фукуяма также утверждает, что либеральная модель предназначена не для всех народов, а только для избранных. Выбор не за народом, не за историей, а за какой-то иной инстанцией, которая определяет, кому какая модель общественного развития полагается. Впрочем, историк признает и «более высокие формы общежития», но с оговоркой, что в современном мире и в будущем альтернативы либерализму нет.

Идеология, которая хочет себя увековечить, прибегает к уловке финализма; но ход истории свидетельствует о том, что стандарты вечного и окончательного к ней неприменимы. Конечной стадии истории как ее цели не существует, поэтому также не может быть и некоего окончательного, завершенного видения ее целостности и смысла; абсолютным является лишь изменение, развитие того и другого. К.Ясперс писал: «В наши дни преодолевается то отношение к истории, которое видело в ней обозримое целое (выделено автором. — Н. С). Нет такого завершенного понимания истории, в которое вошли бы и мы. Мы находимся внутри не завершенной, а лишь возможной, постоянно распадающейся обители исторической целостности» [338].

Таким образом, смысл истории заключается не в ее движении к некоторой цели, а в характере, направленности логики общемирового развития. Ее составляющими являются поступательно-прогрессивный характер, неразрывная связь единства, многообразия и неравномерности, действие совокупности факторов, движущих сил. Это реальные проявления смысла истории, которые характеризуют ее в целом. В то же время каждая эпоха имеет свой особый смысл. Современный этап исторического развития подготовлен прошлым, является его продолжением и вместе с тем отходом от него, его преодолением. Общая направленность развития современного мира заключается в тенденции к социализации.

Движение общества к гражданскому равенству, гражданской и политической свободе является важной составной частью общемирового развития, и каким бы несовершенным не было состояние гражданского общества сегодня, это движение в качестве тенденции реализовало себя. Достижение же другого, более оптимального социального статуса индивида хотя и не в состоянии отбросить эту тенденцию, но уже не может опираться только на нее: источник развития исчерпан.

Такова, в частности, система свободного предпринимательства, реализующаяся через механизмы нерегулируемого рынка. Она во многом исчерпала свои возможности в качестве самонастраиваемого, саморегулируемого механизма, вследствие чего плановое начало, связанное с вмешательством государства в экономическую жизнь в целом, стало характерной чертой современности.

Тенденция к социализации проявляется сегодня в выходе за пределы правового статуса индивида (равенство в правах) и дополнении его социальным качеством и смыслом, что выражается в переходе от правового государства к социальному. В ее основе лежит признание того, что «человек в нужде не свободен» (Ф. Рузвельт). Эта тенденция наиболее ярко проявляется в Швеции, Германии, ряде других стран. Она сформулирована в программах правящих социалистических и социал-демократических партий Западной Европы. Так, в директивах конгресса социал-демократической партии Швеции сказано: «Как граждане мира, мы несем ответственность за сокращение разрыва между богатыми и бедными в Европе, а также между "богатыми" и "бедными" континентами. Европа не должна становиться миром для богатых, путь к глобальному миру и освобождению угнетенных начинается с нашего отношения к другим людям и к нашим ближним» [339].

Социал-демократия в Швеции, добиваясь построения общества, именуемого «шведским социализмом», декларирует «приоритет человеческих ценностей над "рыночными" ценностями. Программа и деятельность германской социал-демократии в качестве правящей партии основаны на концепции демократического социализма, утверждающего такие ценности, как свобода, справедливость и солидарность. Свобода означает право на самостоятельное развитие личности. Справедливость направлена на достижение равной свободы для всех. Справедливость ориентирована на равные жизненные шансы и является предпосылкой того, чтобы экономически слабые граждане тоже могли добиться свободы. Немецкие социал-демократы призывают к взаимной помощи и взаимной ответственности друг за друга» [340].

В 1999 г. Т. Блэр и Г. Шредер выступили с совместным документом под названием «Европа: третий путь — новая середина». В нем подтверждается приверженность лейбористов и социал-демократов ценностям социальной справедливости, свободы, равенства и солидарности, утверждается тезис о необходимости рыночной экономики, но не рыночного общества.

В то же время вносится поправка в существующие представления о социальной справедливости как результате все более высокого уровня государственных расходов, подчеркивается необходимость повышения ответственности самого индивида за свое благополучие как результата не только воли и деятельности государства, но и реализации индивидуальных способностей и инициатив.

В том же году президиум французской социалистической партии подготовил документ получивший в прессе название «Документ Жоспена». В нем социалистические партии рассматриваются в качестве защитников всеобщего интереса, сохраняющих «критическое отношение к капитализму». В документе говорится о том, что хотя рыночное хозяйство способно производить богатства, несопоставимые с теми, которые производятся в других экономических системах, оно бывает несправедливым, а зачастую и иррациональным. Это проявляется в кризисах, безработице, оттеснении многих людей на обочину общества. Документ протестует против рыночного общества и утверждает общество человеческое: «Человеческое общество — это общество, в котором не все товары отождествляются с благами,...которое поставило своей целью сокращение всякого неравенства» [341]. Критическое отношение к капитализму провозгласил XXI конгресс Социнтерна (Париж, 1999).

Возникает вопрос: «Что такое демократический социализм — совокупность программных установок партий социалистической ориентации, главным образом стран западной Европы, или общество некапиталистического типа?» Вне всякого сомнения, если речь и идет о взглядах, выходящих за рамки современной капиталистической действительности (например, по отношению к прибыли), то это всего лишь отдельные положения программ; в целом же они согласуются с реалиями капиталистического общества. Именно поэтому смена правящих партий у власти в ФРГ (социал-демократы — христианские демократы) не влечет за собой сколько-нибудь заметных перемен в обществе. Это понятно: в ФРГ 3 % немцев владеют более 80 % производительного капитала.

И вместе с тем имеется в виду новая стадия развития капиталистического общества. Упомянутая тенденция к социализации проявляется в обществе в изменении роли государства в социальной сфере: государство берет на себя ряд функций по социальной защите граждан — пособия по безработице, пенсии и т.д. Материальный источник реализации этой функции — налог на прибыль. Важным показателем глубины социализации общества является также объем государственных расходов на социальные нужды. Обращает на себя внимание динамика этих расходов за последние сто лет (по 11 странам). В среднем: 1870 — 10,1 %, 1913 — 11,8 %, 1960 — 29,1 %, 1998 — 45 %. Она свидетельствует о логике движения истории и о важных показателях ее направленности.

Это показатели изменения капитализма, как по начальным, так и по конечным датам рассмотренной динамики. В итоге мы имеем дело с той стадией развития общества капиталистического типа, которой практически еще не было во времена Маркса и которая поэтому требует иного осмысления и оценки, чем то, что мы находим у него. В основе эволюции капиталистического общества лежат, прежде всего, внутренние факторы, присущие этому обществу. Однако трансформация капиталистического общества связана и с влиянием реального социализма. По мнению главы римско-католической церкви Иоанна Павла II, коммунистическую идеологию нельзя огульно отрицать, не признавая за ней ядра истины, благодаря которому истинный марксизм мог стать притягательной реальностью для западного общества. Он считает, что капитализм изменился в основном благодаря социалистической мысли, которая породила такие социальные амортизаторы, как профсоюзы и контроль со стороны государства [342]. Говоря о «ядре истины» в марксизме, нельзя обойти вниманием и само советское общество. Оно было реализованным примером влияния марксизма. Социалистическая идея продолжает оставаться одной из составляющих развития современного мира не только духовно, теоретически, но и как реальная тенденция к социализации.

Какая тенденция победит, станет ведущей и когда это произойдет — покажет время. Но в любом случае ответ на этот вопрос не будет облачен в форму окончательной стадии исторического развития.

Контрольные вопросы к разделу I

1. Каковы варианты понимания истории в целом, кем они представлены?

2. В чем заключается единство истории?

3. Какие новые свидетельства в пользу идеи единства мировой истории дает современный этап ее развития?

4. В чем суть многофакторного подхода к истории?

5. Каково соотношение факторов и реальной действительности в различных вариантах теоретического мышления?

6. Что такое историческая необходимость и каков механизм ее реализации?

7. Что такое законы истории, открытия и обобщения каких историков соответствуют уровню законов истории?

8. Каково соотношение необходимости и случайности в истории?

9. Каковы основные варианты представлений о динамике истории?

10. Что такое прогресс в истории, в чем его противоречивость?

11. Каковы критерии прогресса?