double arrow

Основные проблемы философии науки

Вопрос о том что такое наука, проблема природной сущности науки, чем отличается научное познание от донаучного (вне научного); Не научного в связи с 1- ой проблемой, проблемой происхождения науки – когда возникла? Где возникла? В каких условиях? Каковы 1-ые науки?

Основные этапы и закономерности развития науки

1) Проблема периодизации истории науки

2) Соотношение эволюций и революций в развитии науки

проблема научных революций.

3) Проблема движущих сил развития науки

4) Проблематика методологии наук (учение о методах научного познания)

методология – система методов научного познания. Что такое метод научного познания? какие существуют методы научного познания? Классификация методов научного познания. Одна из важных проблем науки – проблема единства и многообразия науки. Проблема интеграции наук и проблема дифференциации наук. Проблема связанная с формами научного знания. Каковы формы научного знания (факт, идея, принцип, закон, гипотеза, научная теория, концепция, структура).

Этика науки

проблематика этики науки. Этика – совокупность норм регулирующих соответствующую деятельность или отношение.

Наука – быстро развивающаяся сфера социальной жизни формирует новые ситуации, прежние этические нормы оказываются недостаточны, необходимо появление новых этических норм. Одной из основных проблем философии науки является двуединая проблема обоснования проблематизации науки. Речь идёт о раскрытии роли и возможности науки, культуре, социальной жизни.

проблематизация науки – демонстрация того, что наука не всесильна, демонстрация ограниченности научного познания на каждом этапе развития науки.

сциентизм – утверждает что наука это высшее достижение культуры, наука в состоянии решить все проблемы

обоснование

Другие эпохи в развитии науки. Науку критикуют, к науке настороженное негативное отношение – антисциентизм.

Философия науки – должна обосновывать науку, показывать её ценности, возможность.

наука – должна заниматься популяризацией.

Необходимо критиковать науку, когда она возносится и поддерживать – показывать ценность науки – когда наука принижена – проблема двуединая.

Проблемы социокультурной обусловленности познания в философии науки

Смена парадигм в методологии и философии науки

Современный этап в развитии философии науки непосредственно связан со сменой парадигм, с переходом от стандартной концепции научного знания к новым представлениям, принимающим во внимание не только природное, но и социальное бытие, а также социальный и культурно-исторический характер самой науки. Стандартная концепция научного знания, до сих пор широко распространённая среди учёных, близка здравому смыслу и современному обыденному познанию. Основные её позиции состоят в следующем: мир природных явлений рассматривается как реально существующий и объективный, его характеристики не зависят от предпочтений наблюдателя и могут быть описаны достаточно точно. Цель науки – точное и тщательно разработанное описание и объяснение объектов, процессов и взаимосвязей, накопление истинных знаний о внешнем мире. Основные эмпирически повторяющиеся явления могут быть выражены в виде универсальных и «единообразных» законов природы, говорящих о том, что происходит всегда и повсюду. Надёжность фактуального знания высоко гарантирована, наука создала жёсткие, не имеющие отношения к личности познающего критерии, посредством которых оценивается новое эмпирическое знание, не зависящее от субъективных факторов – предубеждённости, эмоций или личной заинтересованности, которые могли бы исказить восприятие учёными внешнего мира. Присутствующие в научном знании абстрактные обобщения играют важную роль, поскольку объясняют эмпирические знания, но необходимо проводить фундаментальные различия между теоретическими законами, которые имеют дело с ненаблюдаемыми сущностями и могут пересматриваться, и законами на основе наблюдения, которые не пересматриваются никогда. Если теоретические рассуждения допускают некоторую зависимость от культуры и истории, то эмпирические данные не должны быть зависимыми от общества и культуры. Содержание научного знания определяется природой физического мира и не зависит от социального происхождения науки в целом.

Этот «образ науки» оценивается сегодня как самосознание классической науки, отражение на уровне её здравого смысла. Он покоится, по существу, на предпосылках созерцательного материализма и эмпиризма, поскольку исходит из необходимости «снять» эффекты присутствия и активной деятельности субъекта, считая их препятствиями на пути к объективно истинному познанию. Стандартная концепция отождествляет себя с наукой как таковой и не подвергает рефлексии свои предпосылки и основания, полагая их фундаментальными и единственно возможными. Но сегодня она вызывает очень много вопросов и возражений, что, по существу, обнаруживалось уже при рассмотрении субъекта и объекта, рационального и иррационального, а также фундаментальных операций познавательной деятельности вообще.

Традиционный вариант стандартной концепции был преодолён историко-методологической моделью науки, которая опиралась на динамическую структуру научного знания. В ней не принималось жесткое разделение на независимые друг от друга уровень наблюдения и уровень теории, все элементы первого уровня рассматривались как «теоретически нагруженные». В этой модели философские (метафизические) концепции тесно связаны с конкретно-научным знанием, а онтологические и эпистемологические принципы и предпосылки входят в него органически.

Эту проблему по-разному, но с положительным решением рассматривали, в частности, К. Поппер, Дж. Агасси, Т. Кун, М. Вартофский, доказавшие крушение позитивистской программы «устранения метафизики». Так, Вартофский стремился доказать, что метафизика (философия) «исторически была и продолжает быть эвристическим средством для научного исследования и построения модели». Она «создаёт основные модели научного понимания. Являясь своего рода упражнением для получения навыков самокритического построения теорий, метафизика не только создаёт для науки её первичные модели, но – что, может быть, ещё более важно – формулирует условия концептуальной структуры любой модели как условия понимания». Другие сторонники положительного отношения к роли философии в науке оценивают её более скромно, например полагая, что хорошим и важным делом является философская критика оснований науки.

В историко-методологической модели критически рассматривается концепция роста науки как накопления, кумуляции истинных знаний (Т. Кун, И. Лакатос), провозглашается независимость и даже несоизмеримость научных теорий (Т. Кун, П. Фейерабенд). Совершенствование научного знания заключается уже не в получении истины, но в операционально-практических задачах – решении большого числа научных проблем, построении более простых, но эффективных теорий и других. Реализуется принцип синтеза различных подходов к анализу науки, прежде всего исторического (история науки), методологического, социологического. Логическое описание научного знания, преобладавшее в логическом позитивизме, занимает в этой модели вторичное, подчинённое место, поскольку процессы получения нового знания, построения и создания теорий не удаётся описать с помощью терминов и законов логики, в том числе и с помощью её новейших систем исчисления. Работы представителей историко-методологического направления также подверглись критике в прошедшие десятилетия, однако в целом здесь оформился подход, существенно уточнивший понимание научного знания в контексте его целостности, историзма, признания взаимосвязи философии и науки.

В отечественной философии науки стандартная концепция получила свои оценки и рассматривается как «грубая модель» реального процесса роста научного знания, не учитывающая системности и развития научных теорий, процесса их функционирования, влияния социокультурных факторов на процесс формирования нового знания. Как эта концепция была изменена в последние десятилетия в философии науки, каковы базисные предпосылки её изменения и в каком направлении оно произошло – эти вопросы должны быть рассмотрены специально, поскольку они укоренены в проблемах социокультурной обусловленности познания, в сфере взаимоотношений когнитивного и ценностного в познании.

Философами науки в нашей стране принята новая концепция, разработанная акад. В. С. Стёпиным, учитывающая исторический характер и этапность в развитии концепции научного знания в соответствии с научными революциями и сменой типов рациональности. Каждый из этапов характеризуется своим пониманием субъекта и его места в знании, объекта, идеалов, норм и философских (онтологических и эпистемологических) оснований научного знания, а также соответствующего понятийного аппарата. Существенно изменялись картины реальности, методы и способы её описания, внедрялся исторический подход и «человекоразмерное» видение науки.

Социокультурная обусловленность познания

в наше время направленность развития философии науки является отражением общей тенденции в истории познания – гуманитаризации и аксиоматизации знания, противостоящих абсолютизации «предметно-вещевого», односторонне объективистского подхода, требующего полного отвлечения от культуры и истории. Борьба этих тенденций и стремление учесть их, отобразить логико-методологическими средствами выражаются в самых разнообразных формах. Примером этому может служить «поворот» от философии науки, верящей, что применение оптимальных стандартов, норм и правил может создать «хорошую науку», к философии науки, предпочитающей исследование неявных ценностных предпосылок и принципов. Примерами такого поворота могут служить «тематический анализ» Дж. Холтона; борьба формалистических и антиформалистических концепций философии науки, недостаточность каждой из которых очевидна, так же как очевидна необходимость их синтеза и взаимодействия, вполне достижимых в рамках социально-исторического понимания науки и её методологии.

Исследования последних десятилетий показали, что проблема социокультурной детерминации, обусловленности познания представляют собой фундаментальную характеристику как познания вообще, так и научного познания в особенности. Детерминация реализуется в формах взаимообусловленности материального и идеального, внутреннего и внешнего, осуществляется не только как причинная, но и в других многообразных формах обусловленности. Среди непричинных типов детерминации выявлены такие, как условная, функциональная, системная, управляющая и другие, тесно связанные с причинностью, но не сводящиеся к ней. Детерминизм понимается сегодня как относительная необходимость, существенно дополняемая случайностью, вероятностными связями и отношениями, что предполагает преодоление представлений о нём только как о жёсткой однозначной связи вещей и явлений. Эти положения конкретизируются в детерминации познания следующим образом. В «мире познания» в отличие от «мира вещей» существует двойная детерминация – объектная и субъектная, реализующаяся как через субъектно-объектные, так и через субъектно-субъектные отношения. Включение субъекта в детерминационные отношения вводит ряд новых принципиальных моментов в процесс детерминации, совершаемый в природе без вмешательства человека. Главный из них состоит в том, что детерминация становится целенаправленная и управляемым процессом, а значит обретает социальные и культурно-исторические признаки и характеристики. В результате научно-познавательная деятельность предстаёт как система действий и операций, обусловленных:

- объектом исследования и наличным знанием;

- активной практической и теоретической деятельностью субъекта, через которую опосредовано реализуется социальная детерминация познания.

Социальность и предпосылочное знание

Одновременно произошло уточнение понимания природы социальности, и исследования в сфере философии науки должны раскрывать, как и в каких формах социальный и культурно-исторический моменты входят в содержание знания и влияют на способы и результаты познавательной деятельности. Сегодня найдены реальные, вполне адекватные формы и опосредующие механизмы такого воздействия, в частности выявлена роль идеалов и норм, философско-мировоззренческих предпосылок и оснований научного знания. Через них, принимая форму ценностного сознания, социальная и культурная детерминация входит в само содержание научного знания и познавательную деятельность. При таком подходе акцент делается на взаимодействие науки и общества, понимаемое как превращение внешних социокультурных, ценностных факторов во внутренние когнитивные и логико-методологические регулятивы. В этом случае для изучения социальной детерминации познания особое значение приобретают междисциплинарные связи культурологии, социологии и психологии науки, с одной стороны, истории и методологии науки – с другой.

Социальность в истории науки предстаёт как бы в двух своих формах: как внешняя, основанная на совместном труде в разных сферах деятельности, и как имманентная науке социальность самого зарождения и развития научных идей, смены научных теорий. Присущие науке специфические формы социальности проявляются в нормах и способах научно-исследовательской деятельности, их дифференциации и интеграции; сама предметная детерминация предстаёт как социальная по природе, понимается в контексте конкретно-исторической практической деятельности человека.

Обращение к социальной и культурно-исторической природе познания с необходимостью выводит на более глубокие уровни анализа и понимания природы и структуры научного знания, когнитивные идеи, логические формы и ценностные предпосылки которого оказываются укоренёнными в культуре общества. Выясняется, что многие фундаментальные элементы знания и познавательной деятельности органически соединяют в себе когнитивные и ценностные начала, разъятие которых разрушает и само знание. Кроме того, выясняется, что социальность, предстающая как совместный либо как всеобщий труд, выражающийся, в частности, в коммуникативности и общении, имеет свои следствия для познания, находящие отражение в содержательных и структурных особенностях, а также в организации и построении знания и познавательной деятельности. При выходе на глубинные основания знания само понятие «социокультурной детерминации», по-видимому, утрачивает смысл, поскольку выявляются более тонкие структуры и качественно иные взаимосвязи когнитивного и ценностного. Речь идёт уже не просто о детерминации, но о двуединой – логической и социокультурной природе познавательных форм и сложных опосредованных способах её проявления, что требует нового видения самого научного познания.

Главным и непосредственным проводником социокультурного воздействия на систему научного знания является субъект научной деятельности. Система правил, нормативная регуляция, способы ведения (парадигмы), познавательные, мировоззренческие и этические ценности с необходимостью влияют на характер и результаты научной деятельности субъекта. Особо следует отметить роль нравственного фактора как средства эффективного управления научной деятельностью. Методология науки смыкается здесь не только с социальной психологией, но и с этикой, определённые принципы которой также могут выполнять регулятивные функции в научном познании, т. е. обрести методологическую значимость.

Указанные обстоятельства предполагают понижение уровня абстракции субъекта познания, т. е. учёта и использования его исторических и ценностных «параметров». Методология науки, оперирующая внеисторическим, внесоциальным субъектом и приписывающая ему свойства совершенного по своим характеристикам познающего «устройства», отражает идеалы и нормы классической науки, предполагавшей элиминацию субъективного как условие получение объективно истинного знания. В современной науке активность социально-исторического субъекта познания, опирающегося на объективные законы, становиться решающим фактором и главным условием получения объективно истинного знания. Отсюда следует, что элиминировать этот фактор при изучении процессов и результатов познания – значит существенно деформировать эти процессы и результаты. Задача философии науки состоит в том, чтобы найти адекватные логико-методологические средства, выявляющие роль социально-исторического субъекта, его ценностных ориентаций в научном познании. Начало этому уже положено, в частности, в философии и методологии физического познания, где исследуются такие понятия, как физическая реальность, условия познания, регулятивные принципы, конкурирующие теории, исторический тип физического знания и другие. Сходные конструкты исследуются и в других отраслях методологии и философии науки.

Одновременно всё более осознаётся «присутствие человека» в традиционных формах и методах научного познания. Исследуется «теоретическая нагруженность» фактуального знания, его конкретно-исторический характер; выясняются функции философских принципов и мировоззрения в целом в выдвижении, выборе, обосновании гипотез и теорий; обнаружены аксиологические аспекты в становлении и функционировании научных методов. Перечисленные факты ставят задачу разработки такого подхода, при котором изучение социальной обусловленности познания происходит с учётом ценностных ориентаций субъекта. Одновременно возникает необходимость выявить методологические абстракции, введённые при исследовании этого круга проблем. Прежде всего следует отметить серьёзные изменения в понимании ценностей, проистекающие из осознания социальной обусловленности познания.

Собственно логико-методологический подход к изучению социальной детерминации познания заключается в выявлении роли самого знания в этом объективном процессе. Подход к науке как к единой системе знания и деятельности позволяет вычленить особую проблему: роль научного знания как целостной исторической совокупности в процессе выработки нового знания. Однако при исследовании этой проблемы имеют в виду только специально-научное знание и упускают такой принципиальный момент, как существование и функционирование в научной деятельности наряду и во взаимодействии со специальным ещё и особого – мировоззренческого знания. Системообразующими элементами этого знания являются общенаучная картина мира, стиль научного мышления и соответствующий понятийный аппарат. Кроме того, сюда входят идеологические, философские и общенаучные методологические принципы, а также обыденное знание форме так называемого здравого смысла. Именно в мировоззренческой системе знания находит непосредственное отражение социально-историческая практика, опыт в широком смысле слова, который не сводится только к набору экспериментальных данных. Социально-политические и культурно-исторические факторы, отражённые непосредственно в мировоззренческом знании, предстают на этом уровне как элементы знания и в такой форме, близкой по природе научному знанию, входят в содержание и структуру последнего и в той или иной степени детерминируют их. К этим формам знания применимо понятие «предпосылочное знание», введённое ещё И. Кантом, стремившимся исследовать аналитическое и синтетическое априори, априорные основоположения, различного рода регулятивные принципы, диалектику теоретического и практического (нравственного) разума.

Важнейшие проблемы, возникающие в связи с необходимостью введения понятия «предпосылочное знание» в аппарат методологии, - это разграничение понятийных и допонятийных форм знания, выявление и разграничение явных и неявных предпосылок, способов их «вхождения» в знание и функционирования в познавательной деятельности. Здесь трудности вызваны тем, что ни одна из указанных форм предпосылочного знания не находится в отношении логического следования со специально-научным знанием. Свои функции предпосылки выполняют через гносеологические процедуры выбора, предпочтения, конвенции, установление консенсуса и т. д., осуществляемые субъектом на основе научной интуиции, а также принятой парадигмы, научно-исследовательской программы, в которых предпосылки соответствующим образом конкретизированы.

Коммуникативность науки как форма её социокультурной обусловленности

Коммуникационный аспект науки, являясь одним из важнейших наряду с познавательным, социально-психологическим, организационным, весьма ярко отражает социокультурную природу научно-исследовательской деятельности, её тесную связь с социально-историческими факторами, включённость науки в культуру общества в целом. Коммуникации, как они понимаются в науковедении, куда в определённом смысле входит философия науки, складываются в целостную систему различных межличностных, массовых формальных и неформальных, устных и письменных связей и отношений. Они предстают как феномен, чутко улавливающий и фиксирующий изменения ценностных ориентаций научных сообществ, смену парадигм, исследовательских программ, а также система, отражающая изменения в социально-исторических отношениях и культуре в целом. Таким образом, система коммуникаций, отражая изменения как внутри самого знания, так и в социокультурной среде учёных, является исторической по своей природе и отражает социально опосредованный характер научно-познавательной деятельности.

Именно в процессе профессионального общения, формального и неформального, непосредственного и опосредованного, происходит социализация учёного, т. е. становление его как субъекта научной деятельности, усвоение им не только специальной информации, но самого способа видения (парадигмы), традиций и системы предпосылочного философско-мировозренческого знания. Одновременно в процессе общения происходит стратификация научного сообщества, что в конечном счёте определяет преобладание тех или иных концепций, подходов и направлений исследования.

Науковедческий подход к коммуникациям, основываясь на социально-организационной и информационной моделях науки, отражает профессиональное общение преимущественно с позиций движения научной информации, сотрудничества при её получении и обмене. При таком подходе коммуникации рассматриваются как важнейшие условия создания, апробации и оформления знания, тем самым выявляется в определённой степени познавательная сторона коммуникативности науки. Можно предположить, что такого рода «стык» между социальными и когнитивными интересно исследовать и с позиций философии науки с целью выяснения механизмов природы социокультурной детерминации познания, понимая коммуникативность достаточно широко – как феномен профессионального общения.

Особенность коммуникационного действия в науке состоит в том, что оно прежде всего ориентировано на нахождение взаимопонимания между учёными и лишь затем на получение результата – знания. Какими познавательными возможностями обладают научные коммуникации – вопрос, требующий специального эпистемологического исследования. В первом приближении можно вычленить следующие функции общения, влияющие на ход научно-познавательной деятельности и знание. Это, во-первых, оформление знания в виде определённой объективированной системы, т. е. в виде текстов (формальная коммуникация); во-вторых, применение принятого в данном научном сообществе унифицированного научного языка, стандартов, формализаций и т. п. для объективирования знания; в третьих, передача системы мировоззренческих, методологических и иных нормативов и принципов; в-четвёртых, передача способа видения, парадигмы, научной традиции, неявного знания – т. е. такого знания, которое в силу своей природы не может быть объективировано непосредственно в научных текстах и усваивается учёными только в совместной научно-поисковой деятельности; в-пятых, реализация диалогической формы развития знания и применение соответственно таких «коммуникативных форм» знания и познания, как аргументация, обоснование, объяснение, опровержение и т. п. Таким образом, профессиональное общение существенно расширяет средства и формы познавательной деятельности субъекта научного познания.

Одна из наиболее острых проблем, возникающих в связи с этим, - это взаимосвязь коммуникативности познавательной деятельности и истинности знания. Если «феномен общения» играет столь существенную роль в получении, обосновании, апробации и функционировании знания, то не является ли он условием истинности знания? Истинное знание понимается как результат активной деятельности субъекта, предполагающий вычленение объекта, создание и применение средств и методов его изучения, описания, объяснения, а также осуществления критико-рефлексивных процедур над этими средствами и полученным знанием и, наконец, трансляцию этих знаний. Все эти процедуры реализуются в коммуникациях реальным историческим субъектом, в рамках конкретного научного сообщества. Именно в этом смысле должна быть понята мысль известного немецкого философа К. – О. Апеля о том, что истина дана не только и не столько «моему» сознанию, сколько научному сообществу, а сам феномен человеческого общения выступает изначальным основанием рациональности.

Одна из издержек сложившейся традиции абстрактно-гносеологического рассмотрения науки – это утрата многими познавательными формами их субъектно-деятельностного и интерсубъективного содержания. Так, операциональность таких методов, как аргументация, доказательство, обоснование, объяснение и т.п., преимущественно в безразличностном, логико-методологическом смысле. Однако в истории научного познания за этими методами стоят реальные процедуры человеческой убеждающей и объясняющей деятельности. Именно в этих методах, если их не трактовать только формально-логически, нашли отражение диалогичность и коммуникативность интеллектуальной деятельности. Утрата первоначального исходного значения аргументации, доказательства, объяснения вызвана, по-видимому, и постепенным изменениям характера и форм самой диалогичности научных текстов, и существенным возрастанием роли формальных коммуникаций.

Происходило как бы «исчезновение» из текстов явного субъекта-собеседника, он обезличивался, но вместе с тем подразумевался. Эта тенденция шла от реальных диалогов Сократа к диалогам-текстам Платона, где собеседники ещё персонифицированы, но «персона» - это уже идея или тип мышления. Новый всплеск античных традиций можно найти в ренессансном диалоге, в частности в «Диалогах» Галилея, которые трансформируются в безличное изложение механики в «Математических началах натуральной философии» И. Ньютона, у которого следы диалога можно усмотреть, например, в вопросах, прилагаемых к «Оптике». «Ушедший в подтекст» субъект-собеседник в конечном счёте всегда принимается во внимание в научных коммуникациях, однако в собственно методологических исследованиях видимость монологичности была принята за действительность. Диалогичность, хотя по преимуществу неявная, - это необходимое проявление коммуникативной природы науки, интеллектуальной, познавательной деятельности человека вообще.

Представляя, что каждый из методов – аргументация, обоснование, доказательство, объяснение и подобные им – содержит не только формально-логические операции, но также эпистемологические и психологические процедуры, отражающие коммуникативность науки, её социальную и культурно-историческую обусловленность. Данное положение подтверждается, в частности, исследованиями методов объяснения и обоснования как «свёрнутых диалогов», в единстве их логических, гносеологических и социальных аспектов, разработкой теории аргументации, в процедуры которой включены не только собственно логико-методологические моменты, но и создание убеждения в истинности тезиса и ложности антитезиса как у самого доказывающего, так и у оппонентов и т. п.

Можно выявить и более универсальные средства фиксации познавательной роли коммуникаций в научном познании. Так, идеалы и нормы научного исследования, имеющие двуединую социокультурную и когнитивную природу, в конечном счёте также есть проявление коммуникативности науки. Именно идеалы и нормы определяют для учёных образцы теории, метода, факта, доказанности, обснованности, аргументированности знания, наконец, способы организации знания и деятельности. Но идеалы и нормы могут институционализироваться и затем транслироваться в познавательной деятельности только через коммуникации и благодаря им. Они могут быть переданы либо в процессе совместной деятельности, либо как сформулированные в текстах или через неформальные коммуникации. Именно через оценки и предпочтения, выработанные отдельным исследователем или научным сообществом, социализируются и обретают статус норм и идеалов, переходя затем в исследовательские программы, определяя выбор публикаций, и, наконец, через специальную и учебную литературу проникают в культуру в целом.

Таким образом, в данном случае опосредованно, через трансляцию идеалов и норм, коммуникации также осуществляют свои конструктивно-познавательные функции. При этом связь между этими компонентами науки носит не внешний, а глубоко внутренний, органический характер. Во-первых, потому что необходимые науке когнитивные стандарты не могут войти в её содержание иначе, чем через коммуникации; во-вторых, сам фактор общения выступает как коренное условие любой социализированной, т. е. нормативной и соответствующей идеалам познавательной деятельности.

Коммуникативность науки предполагает обязательную фиксацию знания в специальной форме – в научных текстах (формальная коммуникация). Как бы ни обосновывались оперативные и прочие преимущества неформальных коммуникаций, роль непосредственного общения учёных, всё-таки очевидно, что формальные коммуникации не менее значимы для науки и выполняют свои существенные функции. Для методолога важно то, что формальные коммуникации представлены в научных текстах. В отличие от науковедов и специалистов в области информатики, также работающих с научной документацией, методолог обращается к тексту как к объективной форме знания с целью выявления компонентов структуры собственно знания и познавательной деятельности, независимо от специфики их содержания, эффективности как источников информации и т. д.

Научный текст как единица методологического анализа, т. е. как специфическая когнитивная форма, только начинает осваиваться в литературе по философии науки и методологии познания. В какой степени м как научный текст может быть использован для выяснения влияния «феномена общения» на структуру научного знания и деятельности? Поскольку он выполняет прямую функцию – осуществление коммуникации как условия самой познавательной деятельности, то, по-видимому, можно предположить, что сам текст, его характер, компоненты должны меняться в зависимости от особенностей профессионального общения, степени его организованности, традиций, согласия или несогласия в научном сообществе и т. п. Эта эмпирическая закономерность особенно хорошо проявляется на таких компонентах текста, которые не определены однозначно, что относится прежде всего к концептуальным и доконцептуальным предпосылкам знания, содержание и способы фиксирования которых варьируются весьма существенно именно в зависимости от коммуникаций.

Обращение методологов к научным текстам как к «представителям» (референтам) коммуникации даёт возможность непосредственно исследовать и такую мало разработанную проблему, как зависимость типа и форм рациональности в науке от «феномена общения». Сегодня чётко просматривается тенденция расширения самих представлений о рациональности науки и условиях её реализации. Рациональность не только не отождествляют с концептуализацией вообще и логизацией в частности, но как обязательные для её понимания подключают различные факторы докконцептуального порядка.

Анализ научных текстов с целью изучения компонентов, порождаемых диалогической природой научных текстов, приводит к выводу, что в них находят своё отражение не только «чисто логические» основания и формы, но в значительной степени и доводы ценностного характера, «нелогические» по природе, апеллирующие к чувствам читателя, необходимые для его убеждения. Этот факт может быть оценён по-разному. При уже сложившейся парадигме практические задачи – убедить читателя, как правило, снимаются. Но в ходе становления парадигмы задача объяснить, убедить, привлечь читателя на свою сторону может рассматриваться как методологическая, как имеющее рациональное значение средство формирования консенсуса.

Так, у классиков естествознания такого рода тексты, синтезирующие всю палитру приёмов рассуждения-убеждения, представлены особенно ярко. Интересно с этой точки зрения новое прочтение «Диалогов» Галилея, осуществлённое американским исследователем М. Финоккъяро. В частности, он обратил внимание на Галилеево искусство рассуждения, все элементы которого обращены не к интеллекту, а к чувствам читателей научных текстов. Это, по сути, риторика, играющая существенную роль в науке как один из элементов её рациональности. Все риторические элементы текстов «Диалогов» Галилея служат прямой цели научного изложения, поскольку своей задачей имеют защиту самих идей, в первую очередь утверждения о вращении Земли. Галилей предстаёт как «логик-практик», использующий самые различные формы рассуждений для убеждения читателя. Он использует не признаваемые в логике рациональными доводы (к чувствам, а не к разуму человека), поскольку без них нельзя обойтись при обсуждении вопросов движения Земли, имеющих не только специально-научную, но и гуманистическую значимость. Галилей не отвергает и пример в качестве эффективного средства убеждения и аргументации, хотя это противоречит канонам формальной логики. Им используется даже такой приём, как создание положительного настроя (или снятие отрицательного) у собеседника, что достигается путём глубокого знания его точки зрения и уважительного отношения к ней в ходе критики. Таким образом, в в целом Галилей как учёный и «логик-практик» успешно сочетает научный опыт и философскую рефлексию, логическое рассуждение и апелляцию к эстетическим ценностям и к эмоциям, что придаёт его рассуждениям большую аргументирующую и убеждающую силу.

Отсюда можно заключить, что средства, порождаемые самими диалогическими по природе текстами и используемые «логиком-практиком», в роли которого выступает учёный, гораздо богаче тех, что одобряет «чистый логик», и не должны быть сводимы к традиционным дедуктивным и индуктивным рассуждениям. Эти средства, не будучи «строго рациональными» и концептуальными, обретают своё когнитивное значение в силу именно коммуникативности научного познания, порождающей новые принципиальные методологические следствия и предписания всей системе рассуждений учёного.

Таковы некоторые аспекты отражения «феномена общения» в структуре научного знания, представленного, в частности, в форме научных текстов. Осознание познавательной значимости коммуникативности и на её основе необходимости существенного расширения наших представлений о познании требует подключения различных доконцептуальных форм и способов выражения. Это, в свою очередь, выводит за пределы собственно знания и форм его объективации, предполагает рефлексию самой познавательной деятельности с точки зрения когнитивных следствий «феномена общения».

Обращение методологов к научным текстам как посредникам коммуникации даёт возможность исследовать и такую мало разработанную проблему, как зависимость типа и форм рациональности в науке от «феномена общения». Сегодня чётко просматривается тенденция расширения самих представлений о рациональности науки и условиях её реализации. Рациональность не только не отождествляют с концептуализацией вообще и логизацией в частности, но как обязательные для её понимания подключают различные факторы вненаучного порядка, например, герменевтические и этические компоненты. Традиционная эпистемология рассматривала рациональность как результат преодоления влияния индивидуального субъекта на научное знание. Однако решение проблемы рациональности в целом предполагает учёт влияния на научное знание не только активной деятельности отдельного учёного, но и коммуникативных процессов, происходящих в научном сообществе. Поэтому наука должна учитывать также и этику, поскольку именно этические нормы организуют общение учёных, создают условия для развёртывания объяснения, обоснования, аргументации, тем самым обеспечивают рациональные, когнитивные процессы в научной деятельности. Таким образом, просматриваются самые различные виды зависимости и форм рациональности от коммуникаций в науке. Одновременно выявляется, что методологическое требование рассматривать рациональность науки в истории науки только с позиции единства когнитивных и социальных критериев одним из своих исходных оснований имеет коммуникативность науки.


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



Сейчас читают про: