Либеральная этика и социальная иерархия

Ещё одна фундаментальная разница между марксизмом и идеей «свободы» существует в виде парадоксального момента трансформации их теоретико-философской основы в практическое направление модального сознания. Социа-льность диалектического материализма несёт в себе классово-коллективный идеал, чей центр тяжести не только деиндивидуалистичен, но и обязательно ве-дёт к «дематериализации» вектора сознания. Высшая этика здесь определена идеей равенства общенародности и традиционной героикой самопожертвования в классовой борьбе; она только опосредована экономизмом производственных отношений.

Субъективный идеализм в своём либеральном выражении на уровне целе-рациональной личности переходит в одномерную мотивационную «материали-зацию» экономической триады капитал-деньги-товар. Далее либеральная нрав-ственность развивается по логическому стандарту, который признан всей социа-льно-гуманитарной наукой, достаточно подтвержден практически и красочно описан в мировой художественной литературе:

индивидуализм,

первичность эгоцентризм элитарность высокомерие,

личного ма- цинизм и

териального космополитизм абстрактный вседозволенность

гуманизм

В частности, высшая капиталистическая целерациональность, в основе ко-торой лежит стремление к личному капиталу и прибыли, закономерно проходит в социализации индивидуализма и эгоцентризма, что, в свою очередь, обязате-льно ведёт личность к утверждению собственного превосходства – элитарности и высокомерию. Тем более в практических условиях капиталистического нера-венства. С другой стороны, первичная «материализация» сознания не может не формировать космополитизм и вторичный к нему абстрактный гуманизм. Все эти факторы, образуя комплекс либеральной нравственности, направляют век-тор общественной интеграции человека в русло циничной вседозволенности и, наконец, нарушения традиции, исторически имеющей по всем этическим пара-метрам абсолютно противоположное содержание.

Социальная коммуникация на таком фундаменте доминирована предельно возможной закрытостью и подозрительностью субъектов общения. «Помимо почти космического начала злобы, зависти и тайного недоброжелательства, в систему либеральной нормы входит и их ближайший родственник – недоверие людей друг к другу, которому капиталистический рынок, уже на своих подсту-пах, обучает всякого самыми жестокими способами» [3]. И если следовать су-бъективно-идеалистической методологии, то вся социальная антитрадицион-ность либерализма начинается именно с позиций индивидуальной этики.

Либеральная личностная эволюция для устойчивости социального един-ства требует своего тождества и в общественном прогрессе, что следует зафиксировать экономической и политической конкретностью в известной социологической категориально-понятийной логике:

социальный идеология социальная социальная

интерес справедливость свобода

социальная социальное социальная

политика право инициатива

В основании социальной практики всегда лежит социальный интерес. Только в марксизме он сам вторичен в плане объективного развития производи-тельных сил и соответствущей исторической необходимости определённой об-щественно-экономической формации. А в субъективно-идеалистическом либе-ральном знании все составляющие неизбежного социального прогресса к капи-тализму – это лишь следствия самостоятельного движения личностного интере-са к своему апогею – мотивационной целерациональности.

Экономическое целеполагание получения собственного капитала и максимизации его прибыли конкретизирует субъективно-идеалистическую философию и составляет социальный стержень либерально-идеологического миропонимания.

Далее теория экономической справедливости конфигурирует три вектора экономической иерархии – группового неравенства, которое характеризуется максимальным разнообразием-поляризацией и конструируется частной формой капитала.

Неравенство в векторе собственности формируется нулём невладельцев средств производства и затем количественно-качественными показателями их владельцев – мелкие, средние, крупные и стратегические. Сегодня, в условиях постиндустриальной формации, «потолок» здесь уже достигает значений десятков миллиардов долларов.

Способ получения дохода определён наличием всех пяти возможных по-зиций – от неработающих без гарантированного дохода до индивидуальных работодателей, в своей высшей степени обладающих личным стратегическим капиталом и его сотнями тысяч «рабочих душ». Три промежуточных статуса этого вектора – неработающие с гарантированным доходом от работодателя, наёмный труд и самостоятельные работники – индивидуальные предприниматели.

И, наконец, иерархия доходов – это предельно различная область от нуле-вых показателей части трудоспособного населения, существующей не только вне производства, но и вне распределения (люмпен-пролетариат), до олигархического положения сверхбогатых капиталистов.

Можно согласиться – действительно, либерализм предоставляет максима-льно «широкий социальный выбор».

Такая модель экономического неравенства базируется на либеральной ин-терпретации теории экономической справедливости, провозглашающей обязате-льность построения общественной аналогии закономерному целерационально-прогрессивному развитию личности – государство должно создать максимально равные возможности (стартовые общественные условия) для свободы каждого получать-расширять личный капитал. Так возникает парадокс – один из самых значительных в социальной жизни – либеральная теория о социальном равен-стве формирует практику предельной экономической поляризации, что, конечно же, не может не отразиться негативно на реализации самого исходного принци-па либеральной справедливости.

А экономическая свобода есть движение личности в этой трехвекторной системе на основании индивидуальной способности к получению-расширению личного капитала. Мобильность здесь, в отличие от марксизма, определяется, прежде всего, капиталистической целерациональностью и возможна во всех на-правлениях. Подчинение труда капиталу при капитализме выражается, в том чи-сле, главенством целерациональности и вторичностью труда в механизме социа-льного неравенства.

Либерально-экономическая инициатива как элементарное выражение эко-номической свободы также утверждена целерациональным творчеством и в сво-ей высшей степени стратегическим стремлением к олигархическому статусу.

Вся либеральная юридическая законность призвана легитимизировать ча-стную форму капитала и её эксплуатационную активность. Основная функция государства – защита собственнического права личности, поддержка капитали-стической иерархии и предоставление для творческих возможностей целерацио- нальности либерального рынка со смещённым в сторону всевластия работодате-ля менеджментом и трудовым кодексом.

Либеральное экономическое право легитимизирует практику экономичес-кой политики (пост-) индустриализма – структура и свойства воспроизводства товара на эксплуатационном базисе частной формы собственности; распределе- ние доходов, в первую очередь, по количеству личного капитала; либеральное ценообразование и налогообложение; отсутствие государственной социальной защиты, целерациональный надзор за движением капитала, прибыли и товара.

Естественными принципиальными следствиями капиталистического эко-номизма, установленного на фундаменте всевластия целерациональной этики в социальном поле личностной атомизации, являются формальность материаль-ной престижности, «война всех против всех» и социальное разобщение в урба-низированной среде мегаполисов «жёлтого дьявола», а также равнодушие к об-щественной проблематике и масштабность всевозможного социального негати-ва – криминала и безработицы, различных видов отчуждения, экономизма ген-дерных отношений, преклонения перед пороком.

Для абсолютной свободы целерациональной активности либеральное го-сударство поддерживает в социуме необходимый психологический климат и да-же декларирует идею богосоответствия целерационального действия. Либераль-ная этика закономерно дополняется соответствующей религиозностью.

Капитализм ещё на ранней стадии своего развития создал протестантско-го Бога – всепрощающего и космополитического, провозглашающего долготер-пение и абстрактный гуманизм – безусловно выгодного в процессе эксплуата-ции и глобалистского захвата традиционных обществ. Впервые в истории хрис-тианства на основании элитарной предопределённости было объявлено о бого-соответствии капиталистической инициативы («Богатый угоден Богу») и исклю-чительного бессмертия целерациональной личности. Этот факт, кстати, спра-ведливо позволяет многим научным исследователям определять протестантизм как «иудаизированное христианство», уходящее своими корнями в идею богоизбранности и её важнейшего инструмента социального управления – власти «золотого тельца».

М. Горький поэтично описал связь протестантской религиозности и капи-талистической целерациональности в повести «Фома Гордеев», когда крупный владелец средств производства, человек «со вкусом к жизни», воспитывает сво-его молодого коллегу: «Деньги? Это, парень, много! Ты разложи их перед собой и подумай, что они содержат в себе? Тогда поймешь, что всё это сила человече-ская, ум людской… Тысячи людей в деньги твои жизнь вложили… Деньги в оборот пускают, в Дело, около Дела народ кормится, а ты над всем тем народом – хозяин… А как человек по образу и подобию Бога создан, то он власти хочет. А что кроме денег власть даёт?» [6. С. 133 – 134].

В религиозном смысле либерально-капиталистический прогресс – это все-мерная ликвидация соборной сущности традиционных конфессий и образа Про-рока-Борца за классово-национальный идеал равенства, нейтрализация понима-ния греховности богатства и активного неприятия эксплуатационной несправед-ливости. Протестантская трансформация – это оправдание вседозволенности це-лерационального действия, когда традиционное самоограничение, связанное коллективной солидарностью в социально-групповой борьбе, общинным альт-руизмом самопожертвования и равнодушным, даже презрительным отношени- ем к частной собственности, сжимается до индивидуалистической замкнутости в атомизированной экономической конкуренции и направления полученной прибыли на расширенное воспроизводство.

Таким образом, «материализованная» целерационально-капиталистичес-кая этика ради общесоциального соответствия в плане максимальной устойчивости социального порядка создает либеральную экономику и оформляет собственную протестантскую религию.

Также ей подчиняется и политика.

Либеральный политический интерес связан олигархической целью строительства и управления обществом. Сегодня уже и в геосоциальном масштабе.

Конфигурация политической иерархии составлена на основании многопартийности и свободы слова двумя векторами политических институтов – государственной власти и системы политических партий. Декларация политичес- кой справедливости либерализма – это строительство и управление обществом ведущей социально-позиционной группой, победившей в результате выборной демократии. Далее эта модель практически легитимизируется на политико-пра-вовой базе в объеме политической инициативы и мобильности.

Но не всё так просто. Дело в том, что одна из исходных позиций всей политической логики идеологических противников либеральной теории, в частности, коммунистов, состоит в утверждении, что любой ведущий политический субъект – олигархия, нация или пролетариат (народ), управляя обществом в пла-не собственных социальных интересов и провозглашая определённые политические свободы, никогда власть и стоящий за властью капитал добровольно не отдадут, тем более на основании формальных парламентско-демократических процедур. Системно-идеологическая социальная трансформация в её коренном революционном варианте, включающая смену формы собственности на средства производства и ведущего социального субъекта, осуществима лишь с помощью двух политических инструментов – военной силы или хитрости – например, внедрения агентуры в правящую партию. «Демократическая республика есть наилучшая возможная политическая оболочка капитализма, и поэтому ка-питал, овладев… этой наилучшей оболочкой, обосновывает свою власть насто-лько надёжно, настолько верно, что никакая смена ни лиц, ни учреждений, ни партий в буржуазно-демократической республике её уже не колеблет» [7. С. 14]. А современная двухпартийная политическая система самых передовых либера-льных обществ, вообще, откровенно напоминает «старинную детскую забаву игры в качели, где две партии меняют друг друга у кормила власти ради увеко-вечения господства капиталистов» [8. С. 400].

Действительно, любое государство, утверждающее частную собствен- ность на землю и на промышленные средства производства, есть, прежде всего, государство капиталистическое. И как бы демократично оно не было, его функ- ция – это сохранение и развитие существующей личностно-общественной моде- ли на принципах либеральной идеологии. А всеобщее избирательное право, пар-ламент и провозглашаемые политические свободы – только форма, которая ни-сколько не меняет дела по существу. Там, где есть олигархия, там обязательно жестко активизировано её господство над обществом и государством, в каких бы «оболочках» оно не выражалось. «Если капиталист слаб и не уверен в успехе – он стреляет из пушек, если силён и «набрал вес» – устраивает «демократиче- ские» выборы». И при формальном следовании их декларативному руслу, даже при всём многообразии партий и мнений, у политического руля всегда оказывается сила, выражающая интересы, прежде всего, олигархического капитала и его важнейших современных экономико-институциональных инструментов – транснациональных корпораций. Настоящая практика убедительно это подтвер- ждает.

Учитывая такую позицию, либеральную политическую справедливость приходится интерпретировать как историческую необходимость безусловной власти целерациональной олигархии в контексте цензурируемой демократии, естественно определённой в своих пределах рамками текущего социального мо-мента.

Следовательно, политическую свободу либерализма следует трактовать с точки зрения его ведущего социального субъекта – как абсолютную активность целерациональной личности в строительстве и управлении обществом во имя сохранения-расширения частной (личной) формы капитала; данный экономический базис в своем постиндустриальном выражении признаётся окончательным и исторически закономерным в соответствии направлению социального прог-ресса.