2015-01-30
208
ИЗЛОЖЕНИЕ ФИЛОСОФИИ МАЛЬБРАНША
§ 72. Сущность духа и идеи
Сущность духа состоит в мышлении, как сущность материи состоит лишь в протяжении. Воля, воображение, чувства суть лишь различные модификации, определения (виды) мышления так же, как различные формы материи, как вода, огонь, дерево, суть лишь различные модификации протяжения. Можно представить себе дух, не имеющий чувств, фантазии, даже воли, но представить себе дух, который не мыслит, так же невозможно, как непротяженную материю, хотя легко вообразить себе материю без определенной формы и даже без движения. Но так как материя или протяжение без движения были бы совершенно бесцельны и не могли бы представлять многообразных форм, составляющих их цель, то они не могли бы быть произведены в таком виде разумным существом, точно так же мышление или дух без воли были бы совершенно бесполезны, так как они не имели бы ни склонности к предметам своих представлений, ни любви к добру, которое составляет цель существования духа, и потому они не могли бы быть произведены, таким образом, разумным существом. Но поэтому воля не относится к сущности духа, ибо он предполагает мышление, так же как движение не относится к сущности материи, ибо оно предполагает протяжение. Но хотя воля несущественна для духа, однако она всегда связана с ним.
Объекты вне нас мы воспринимаем не через них самих. Мы видим солнце, звезды и бесчисленные другие объекты вне нас; и невероятно, что душа выходит из тела и как бы гуляет по небу, чтобы там созерцать все объекты. Таким образом, она видит их не через них самих и непосредственный объект нашего духа, когда он, например, видит солнце, есть не солнце, а предмет, самым тесным образом связанный с нашей душой, называемый идеей. Таким образом, идея не что иное, как непосредственный или ближайший объект духа, когда он представляет себе какой-нибудь объект, и душа может видеть лишь то солнце, с которым она соединена теснейшим образом, то солнце, которое, как и душа, не занимает места. Для представления объекта абсолютно необходимо действительное присутствие идеи этого объекта, но не требуется, чтобы существовало нечто внешнее, подобное этой идее. Однако идеи имеют весьма реальное существование. Конечно, люди, весьма склонные к вере, что существуют лишь телесные объекты, ни о чем не судят превратнее, чем о реальности и существовании вещей. Ибо если они ощущают нечто, то считают достоверным не только существование последнего, хотя часто ничего не существует вне их, но и думают, что оно таково, как они ощущают его, чего, однако, никогда не бывает. Идею же, которая необходимо существует и необходимо должна быть такова, как объект, в виде коего она представляется нам, они считают ничем, как будто идеи не имеют весьма многих свойств, отличающих их друг от друга, и будто ничто имеет свойства.
Все, что душа представляет себе, находится в душе или вне её. Душа имеет различные модификация, то есть все, что не может быть в ней без того, чтобы она не воспринимала этого своим внутренним самосознанием, следовательно, свои собственные представления, чувства, понятия, склонности. Для восприятия этих предметов душа не нуждается ни в каких идеях, так как модификации её не что иное, как сама душа в той или иной форме. Но вещи вне души она может воспринимать лишь посредством идей.
§ 73. Различные взгляды на происхождение идей
О происхождении идей и способе, каким мы воспринимаем материальные вещи, существуют различные воззрения. Наиболее распространено воззрение перипатетиков, состоящее в том, что внешние объекты выделяют из себя образы, которые подобны им и через внешние чувства передаются общему чувству. Но эти образы не могут иметь иных свойств, чем сами тела;
следовательно, это всего лишь мелкие тельца; но в таком случае они не могут проникать друг через друга, но должны разбиваться и стираться и поэтому не могут делать объекты видимыми. С одной точки можно видеть множество предметов, так что если бы этот взгляд был верен, то образы всех этих объектов должны были бы соединяться в одной точке, но этого не допускает их непроницаемость. Нельзя также понять, как могли бы тела выделять из себя во все стороны изображения без заметного уменьшения их массы.
Второе воззрение состоит в том, что наши души имеют силу вызывать идеи о вещах, о которых они хотят думать, что впечатления, которые тело получает от объектов, хотя и не составляют образов, сходных с вызывающими их объектами, тем не менее возбуждают идеи в душах. Но идеи суть реальные сущности, так как имеют реальные свойства, которыми они отличаются друг от друга, и представляют совершенно различные вещи. Кроме того, они духовные сущности, совершенно отличные от тел, которые они представляют, и потому, бесспорно, более благородной природы, чем сами тела, ибо умопостигаемый мир совершеннее материального. Таким образом, вели бы душа имела силу вызывать идеи, то люди имели бы власть производить гораздо более благородные и совершенные сущности, чем мир, созданный богом. Хотя бы даже идеи действительно были незначительными и презренными вещами, как это обычно представляют себе, однако они все-таки сущности, притом духовные сущности. Поэтому люди не могут их производить, ибо им не дана сила творения. Ведь создание идей в том смысле, как это обычно понимают, есть действительное творение. Предосудительный и дерзкий характер этого представления не меняется тем, что, как говорят, произведение идей предполагает нечто, а творение ничего, ибо так же трудно произвести нечто из ничего, как из вещи, которая не может способствовать созданию этого нечто. Напротив, произведение из наличного материала, принадлежащего к совершенно другому роду сущностей, чем производимое, гораздо труднее, чем творение из ничего, ибо в последнем случае не надо сначала преодолевать негодный материал, как в первом. Но так как идеи — духовные сущности, то они не могут возникать из материальных впечатлений или образов, которые находятся в мозге и не имеют никакого отношения к идеям. Даже если бы идея не была субстанцией, то все же было бы невозможно из материального произвести духовную идею. Но если даже предположить, что человек имел бы такую способность производить идея, то он все же не смог бы найти им применение, так как он может составить себе представление о предмете, лишь когда он уже знаком с ним, то есть имеет о нем идею, не зависящую от его воли. Впрочем, люди приходят к этому ложному мнению о происхождении идей благодаря поспешному заключению. Ибо так как они имеют в своем уме идеи об объектах, как только пожелают этого, то они заключают отсюда без дальнейших околичностей, что воля — истинная причина идей, тогда как они должны были бы заключать отсюда, что согласно порядку природы их воля нужна для того, чтобы иметь в наличности идеи, а не как первоначальная и истинная причина, которая представляет эти идеи уму или даже производит их из ничего. Третье воззрение состоит в том, что все идеи созданы одновременно с нами, то есть врождены нам. Но так как ум имеет бесчисленное множество идей и бог мог бы достигнуть этой цели гораздо более легким и простым способом, то невероятно, что бог создал вместе с духом человека такое множество идей. Четвертое воззрение состоит в том, что ум для восприятия объектов не нуждается ни в чем, кроме самого себя, что созерцая себя самого и свои совершенства, он может познать все вещи, которые находятся вне него. Сторонники этого воззрения думают, что высшие сущности содержат в себе низшие гораздо более возвышенным и благородным образом, чем они существуют сами по себе, и потому душа представляет как бы умопостигаемый мир, содержащий в себе всю совокупность материального или чувственного мира, и даже бесконечно больше того. Но эта мысль слишком смела. Только наше тщеславие, страсть к независимости и стремление походить на существо, содержащее в себе все сущности, смущают наш ум и вызывают в нас дерзкую мысль, что мы обладаем тем, чего не имеем. Ибо созданные духи не могут созерцать в себе ни сущности, ни существования вещей. Они не могут созерцать в самих себе сущности их, так как они слишком ограниченны и потому не содержат всех сущностей подобно богу, который является всеобщей сущностью или безусловно тем, кто есть. Но так как человеческий ум может познавать все вещи, и даже бесконечные, но не содержит их, то он, конечно, не видит в себе их сущности. Ибо ум не только видит друг за другом то один, то другой предмет, он действительно воспринимает бесконечное, хотя и не понимает его. Но так как сам ум не бесконечен и не может иметь в себе в то же время бесконечные модификации, то он не может созерцать в себе того, что не есть он сам. Но конечный ум не может созерцать в себе как сущности, так и существования вещей, ибо оно не зависит от его воли;
и в уме могут находиться идеи вещей, которые сами по себе не существуют.
§ 74. Бог — принцип всякого знания
Таким образом, остается ещё воззрение, что мы видим все вещи в боге. Бог содержит в себе идеи всех сотворенных существ, ибо без познания и идеи он не мог бы создать мир, поэтому он содержит все существа, даже самые материальные и земные, в высшей степени духовным и непонятным для нас образом. Поэтому бог и видит в себе самом все сущности, созерцая свои собственные совершенства, которые они представляют ему. Но он видит в себе не только их сущность, но и их существование, ибо они существуют только через его волю. Затем бог своим присутствием соединен с нашей душой самым тесным образом, так что его можно назвать местом духов, как пространство называется местом тел. Поэтому человеческий дух может созерцать в боге то, что в нем представляют сотворенные сущности, так как оно в высшей степени духовно, в высшей степени познаваемо (идеально) и непосредственно близко и присуще самому духу. В пользу этого воззрения говорит вся экономия природы. Бог никогда не творит трудными и запутанными способами то, что он может создать легкими и простыми средствами, ибо бог ничего не делает напрасно и без основания. Так, с помощью одного протяжения бог производит в природе все удивительные действия, даже жизнь и движения животных. Но так как бог может дать духам знание обо всех вещах лишь тем, что он заставляет их видеть то, что в нем имеет отношение к этим вещам, и изображает их, то невероятно, чтобы бог действовал иначе и произвел такое бесчисленное множество идей, сколько сотворенных духов. Впрочем, оттого что духи созерцают все вещи в боге, не следует, что они видят также сущность бога, ибо бог совершенен. Но то, что они видят в боге, именно делимую и наделенную формой материю и тому подобные вещи, в высшей степени несовершенно. В самом боге нет ничего разделенного или имеющего форму; он весь сущность, так как он бесконечен и содержит все; он не особенная сущность. Затем в пользу этого воззрения говорит то, что оно ставит нас в наибольшую зависимость от бога, ибо при этом мы познаем, что сам бог просвещает философов в их знаниях, которые неблагодарные люди называют естественными, хотя они происходят от неба, что он всеобщий учитель людей, истинный свет духа.
Но больше всего этот взгляд показывает способ, каким человеческий дух воспринимает все вещи. Известно, что, когда мы хотим представить себе какой-нибудь особенный предмет, мы сначала бросаем взгляд на все вещи и лишь тогда представляем себе объект, о котором хотим думать. Но мы не могли бы желать видеть или рассматривать особенную сущность, если бы она уже не была для нас предметом, хотя бы лишь общим и темным. Такое же желание рассматривать все вещи друг за другом есть верное доказательство, что все сущности присутствуют в нашем духе. Но как могли бы все вещи присутствовать в нашем духе, если бы в нем не пребывал бог, то есть сущность, содержащая все сущности в своем простом существе? Всеобщие идеи, как род, вид, дух не мог бы себе представить, даже если бы не видел все сущности в одной. Ибо так как всякая сотворенная сущность лишь отдельная сущность, то нельзя сказать, что мы имеем своим объектом нечто сотворенное, если видим, например, треугольник вообще, именно не единичный и отдельный, но содержащий в своем понятии все треугольники. Наконец, самое возвышенное, прекрасное, сильное, первое и независимое доказательство существования бога есть идея бесконечного. Ибо хотя мы не имеем понятия о бесконечном, однако мы, бесспорно, имеем весьма ясную идею о боге, и при том лишь благодаря нашей связи с ним, ибо идея бесконечно совершенной сущности не может быть чем-то сотворенным. Но дух имеет не только идею бесконечного, он имеет её даже раньше идеи конечного. Идею бесконечной сущности мы получаем только оттого, что мы мыслим только о сущности, независимо от того, конечна она или бесконечна. Но чтобы получить идею конечного, мы должны необходимо отнять нечто от этого общего понятия сущности; следовательно, оно предшествует понятию конечной сущности. Поэтому дух воспринимает каждую вещь лишь в идее бесконечного и не только не образует этой идеи из темной совокупности всех своих идей об особенных сущностях, но, вернее, все эти особенные идеи лишь ограниченные представления о бесконечном, которые участвуют в общей идее бесконечного, подобно тому как сам бог не имеет свою совокупность от творений, но все отдельные сущности лишь ограниченным образом участвуют в божественном бытии.
Идеи действенны. Они действуют на дух, просвещают его, они делают его счастливым или несчастным посредством приятных или неприятных представлений, которые они вызывают в нем. Но ничто не может действовать непосредственно на дух, если оно не стоит над ним, так что один бог может действовать на него, и потому все наши идеи необходимо должны находиться в деятельной субстанции божества, которая одна может действовать на умы и определять их. Невозможно, чтобы нечто другое, чем сам бог, было главной целью его действий. Поэтому не только наша естественная любовь, то есть стремление к счастью, которое он внушил нашему духу, но и наше познание имеет своей целью бога, ибо все исходящее от бога может существовать лишь для него. Если бы бог сотворил дух и сделал для него идеей или непосредственным объектом его познаний солнце, то он создал бы его для солнца, а не для себя. Поэтому бог может делать познание своих творений целью духа лишь постольку, поскольку это познание в то же время есть каким-либо образом познание бога. Поэтому мы не могли бы ничего созерцать, если бы мы не созерцали каким-либо образом бога, как мы не могли бы любить особенного блага, если бы мы не любили общего блага. Мы видим все вещи только благодаря нашему естественному познанию бога. Все наши особенные идеи, идеи сотворенных сущностей суть лишь ограничения идеи творца, подобно тому как все стремления нашей воли к творениям суть лишь определения и ограничения нашего влечения к богу.
§ 75. Различные виды познания духа
Есть четыре различных вида познания. Душу мы познаем не так, как тела вне нас, через её идею; мы видим её не в боге, а только познаем через самочувствие или сознание. Поэтому наше познание о ней несовершенно. Мы не знаем о душе ничего, кроме того, что мы узнаем о ней посредством чувства. Если бы мы никогда не имели чувства боли, теплоты, света, то мы не могли бы узнать, имеет ли наша душа восприимчивость к этим чувствам. Если же мы видели бы в боге идею, соответствующую нашей душе, то мы могли бы одновременно познать все её возможные свойства так же, как в идее протяжения мы познаем все возможные свойства последнего.
То, что мы узнаем о душе, всего лишь ничто по сравнению с тем, что она представляет сама по себе. Ибо наше сознание о нас самих дает нам, может быть, наименьшее представление о нашей сущности. Поэтому мы не имеем такого совершенного познания о природе души, как о природе тел, хотя мы гораздо яснее усматриваем существование нашей души, чем существование нашего тела и окружающих нас тел. Поэтому мы не можем дать определений для модификаций или свойств души. Ибо так как мы не познаем ни душу, ни её модификации через идеи, но только через ощущения и такие ощущения, как боль, удовольствие, теплота, не связаны со словами, то ясно, что, если кто-либо никогда не испытал чувств удовольствия или боли, он не мог бы получить познания их через определения. Поэтому мы сами для себя совершенно темны и непрозрачны; чтобы видеть себя, мы должны смотреть на себя со стороны; и не познаем нашей сущности, пока не будем созерцать себя в том, кто есть наш свет и в ком лишь все вещи становятся светом. Ибо вне бога даже самые духовные субстанции совершенно невидимы.
Но души других людей и чистые духи мы познаем только путем предположений. Мы не познаем их ни в них самих, ни через их идеи, и так как они отличны от нас, то мы не можем познать их также путем сознания. Мы только предполагаем, что души других людей таковы же, как наши. Мы утверждаем, что они имеют те же чувства, как мы, и даже, когда эти чувства не имеют никакого отношения к телу, мы уверены, что мы не заблуждаемся, ибо мы видим в боге известные неизменные идеи и законы, из которых мы с уверенностью познаем, что бог действует на другие духи так же, как на нас. Но мы познаем предметы через себя самих и без идей, если они интеллигибельны и познаваемы через себя самих, то есть если они действуют на дух и потому могут открываться ему, ибо рассудок есть чисто пассивная способность души. Но только одного бога мы познаем через него самого, ибо хотя вне его есть ещё другие духовные сущности, которые также кажутся познаваемыми по своей природе, но только один бог может действовать в духе и открываться ему. Поэтому мы имеем непосредственное и прямое созерцание одного только бога, ибо лишь один он может просвещать дух через свою собственную субстанцию, и потому в этой жизни лишь наше единство с богом является причиной того, что мы способны познавать то, что мы познаем. Невозможно думать, что нечто сотворенное может представлять бесконечное, что сущность без ограничения, бесконечная, всеобщая сущность может быть представлена через идею, то есть особенную сущность, отличную от всеобщей и бесконечной сущности. Что же касается особенных сущностей, то не трудно понять, что они могут быть представлены через бесконечную сущность, которая содержит их в своей в высшей степени действенной и, следовательно, в высшей степени интеллигибельной субстанции. Поэтому мы должны утверждать, что мы познаем бога через него самого, хотя наше познание его в этой жизни весьма несовершенно.
§ 76. Способ созерцания вещей в боге
Тела же с их свойствами мы познаем, как показано выше, только посредством идей, так как они не интеллигибельны через себя самих и потому могут быть созерцаемы только в существе, которое содержит их в себе идеально. Поэтому наше познание их весьма совершенно, то есть наша идея протяжения достаточно содержательна, чтобы через нее познать все возможные свойства протяжения. Недостатки нашего познания протяжения, фигур и движений являются недостатками не идей, представляющих их, но нашего ума, созерцающего их.
Но видеть тела (видеть здесь значит лишь воспринимать с помощью зрения) означает не что иное, как иметь в своем уме действительно присутствующей идею протяжения, которая касается или определяет его различными красками. Поэтому мы видим тела лишь в идеальном и общем протяжении, которое только через краски становится чувственным и отдельным, а краски суть не что иное, как чувственные представления, которые душа имеет о протяжении, когда оно действует в ней и видоизменяет её. Но под протяжением, конечно, надо понимать всегда лишь интеллигибельное, идею или архетип материи, ибо материальное протяжение, очевидно, не может непосредственно действовать на ум. Оно абсолютно невидимо само по себе; только интеллигибельные идеи могут действовать на умы.
Как все, отдельные тела состоят из общего протяжения или материи и особенной формы, так все особенные идеи тел не что иное, как общая идея протяжения в различных формах. Во всех определенных протяженных вещах лишь протяжение созерцается определенным образом. Поэтому все протяженное мы видим лишь в протяжении или общей идее протяжения. Таким образом, эта идея является главным доказательством, что мы видим все вещи в боге, ибо идея протяжения может находиться лишь в боге, она не может быть модификацией нашей души. Все модификации конечной сущности необходимо конечны: именно так как модификация субстанции есть определенный способ её бытия, то она не может иметь большего объема, чем сама субстанция. Но ум наш ограничен, а идея протяжения неограниченна; мы не можем ни исчерпать её, ни открыть в ней границы. Поэтому мы видим все тела в боге, так как идея протяжения, в которой мы видим все вещи ввиду её неограниченности, может находиться только в нем.
Но для того чтобы видеть чувственные тела и реальные фигуры, не требуется, чтобы в самом боге или в идеальном протяжении содержались чувственные тела и действительные фигуры. Дух может воспринимать часть бесконечного идеального протяжения, которое содержит бог, и потому познавать все фигуры в боге, ибо всякое ограниченное идеальное протяжение необходимо является идеальной фигурой, так как фигура представляет не что иное, как ограничение пространства. Но мы видим или чувствуем определенное тело, когда его идея, то есть определенная фигура идеального и общего протяжения, становится чувственной и отдельной благодаря цвету или иному чувственному представлению, посредством которого его идея действует на душу и которое душа связывает с ним, ибо душа почти всегда распространяет свои чувства на те идеи, которые производят на нее живое впечатление. Поэтому не следует ставить идеальный мир в такое отношение к чувственному или материальному, как будто в нем было, например, идеальное солнце, идеальное дерево, чтобы представить себе солнце или дерево. Ибо так как всякое идеальное протяжение можно представить как круг или в идеальной форме солнце, дерева или лошади, то оно может служить нам для представления солнца, дерева, лошади, следовательно, стать идеальным солнцем, идеальным деревом и так далее в том случае, если душа под влиянием тел может связать ощущение с этими идеальными предметами или идеями, то есть когда эти идеи действуют на душу посредством чувственных представлений. Поэтому мы воспринимаем чувственные вещи не отличной от рассудка способностью: сам рассудок представляет себе вещи в их отсутствии и чувствует их в их присутствии. Воображение и чувства не что иное, как сам рассудок, поскольку он воспринимает предметы органами тела, ибо рассудок есть лишь способность души воспринимать в себя все вещи, или, что одно и то же, идеи всех вещей.
§ 77. Всеобщий разум
Таким образом, бог есть интеллигибельный мир, свет человеческого духа. Если бы эта истина не имела абстрактного и метафизического характера, то не нужно было бы других доказательств. Но абстрактное непонятно большинству людей, только чувственное действует и привлекает их дух. То, что выходит за пределы чувства и воображения, они не могут сделать объектом своего ума, а следовательно, не могут понять.
Представим ещё несколько оснований. Всеми признается, что все люди способны познавать истину; и даже наименее просвещенные философы допускают, что человек причастен некому разуму, которого они не могут точнее определить, поэтому они определяют человека как существо, причастное разуму. Ибо все знают, по крайней мере смутно, что существенное отличие человека состоит в его единстве со всеобщим разумом, хотя обыкновенно никто не знает, что содержит в себе этот разум, и потому старается открыть это. Я знаю, например, что дважды два — четыре и что своего друга надо предпочесть своей собаке, и я уверен, что на свете нет человека, который не знал бы этого так же хорошо, как я. Но я не познаю этих истин в уме других, как и они не познают их в моем. Таким образом, необходимо есть всеобщий разум, который просвещает меня и все умы. Ибо, если тот ум, который я запрашиваю, был бы не тот самый, который отвечает китайцам на их вопросы, то я, очевидно, не мог бы знать этого так определенно, как я знаю, что китайцы понимают те же истины, что и я. Поэтому разум, вопрошаемый нами, когда мы сосредоточиваемся в себе, есть всеобщий разум. Я сказал, сосредоточиваемся, так как я разумею не разум, которому следует страстный человек. Когда кто-либо предпочитает жизнь своей лошади жизни кучера, то, конечно, он имеет к тому основания, но это лишь особенные основания, от которых всякий разумный человек отворачивается с ужасом и которые в действительности неразумны, так как противоречат высшему или всеобщему разуму, который люди вопрошают,
Я уверен, что идеи вещей неизменны, а вечные истины и законы необходимы; невозможно, чтобы они были иными, чем есть. Но я не нахожу в себе ничего неизменного и необходимого, я не могу существовать или быть не таким, каков я на самом деле; существуют умы, не похожие на мой; однако я уверен, что нет умов, познающих другие законы и истины, чем я; ибо всякий ум необходимо признает, что дважды два — четыре и что мы должны предпочитать своего друга своей собаке. Отсюда необходимо заключить, что разум, вопрошаемый всеми умами, вечен и необходим.
Далее, очевидно, что именно этот разум бесконечен. Ум человека ясно познает, что существует и возможно бесконечное число интеллигибельных треугольников, четырех- и пятиугольников и других подобных фигур. Он не только познает то, что у него никогда не будет недостатка в идеях фигур и что он всегда может открывать ещё новые, даже если бы он целую вечность занимался этого рода идеями, но он и воспринимает также бесконечное в протяжении, ибо он не может сомневаться, что его идея пространства неизмерима. Впрочем, бесконечное Мальбранш понимает обычно, да и здесь, как видно на примере иррациональной величины, в крайне нефилософском смысле простой безграничности. Но в отношении к тому, что он хочет этим доказать, совершенно безразлично, как понимается и определяется бесконечное. Разумеется, дух конечен, но бесконечен должен быть разум, который он вопрошает. Ибо он ясно созерцает бесконечное в этом высшем разуме, хотя он его не понимает и не может исчерпать разум; на каждый из его вопросов о чем бы то ни было он имеет готовый ответ.
Но если правда, что разум, в котором участвуют все люди вообще, вечен и необходим, то достоверно, что он не отличается от разума самого бога, ибо только всеобщее и бесконечное существо содержит в себе самом всеобщий и бесконечный разум. Все сотворенные существа особенные, так что всеобщий разум не создан. Ничто сотворенное не бесконечно, так что бесконечный разум не сотворен. Но разум, который мы вопрошаем, не только всеобщ и бесконечен, он также и необходим и независим, мы считаем его даже в известном смысле более независимым, чем самого бога, ибо бог может действовать только сообразно этому разуму, он в известном смысле зависит от него, он должен его спрашивать и следовать ему. Но бог вопрошает лишь себя самого, он ни от чего не зависит. Таким образом, всеобщий разум не отличается от самого бога, он имеет с ним одинаковую вечность и существенность.
§ 78. Бог — принцип и истинный объект воли
Как бог есть принцип всякого познания в духе, так он является также принципом всякого движения и деятельности, принципом воли и склонностей.
Как духи ничего не могут познать, если их не просвещает бог, ничего не чувствуют, если бог не определяет их, так они не могут ничего хотеть, если бог не пробуждает в них влечения к добру вообще, то есть к богу. Правда, они могут дать этому движению, или влечению, другое направление, именно направление к другим объектам, чем к богу, но эту возможность нельзя назвать положительной способностью. Ибо если возможность грешить есть способность, то её не имеет всемогущий. Если бы люди сами по себе владели способностью любить добро, то можно было бы приписать им известную власть; но люди могут любить лишь потому, что бог хочет этого, и воля его безошибочно претворяется в действие. Они могут любить лишь потому, что бог непрерывно пробуждает в них стремление к всеобщему благу, то есть к себе, ибо так как бог творит их ради себя, то он и сохраняет их, только привлекая к себе или сообщая им импульс любить себя.
Воля не что иное, как естественное стремление к неопределенному и всеобщему благу и свобода или сила нашего духа направлять всякое стремление на объекты, которые нам нравятся, и, таким образом, определять прежде неопределенные наклонности нашей природы в направлении к какому-либо особенному благу. Поэтому хотя то, что мы хотим, то есть вообще стремимся к благу и склоняемся к нему, является необходимостью, но то, что мы хотим того или иного, определяем себя к этому особенному благу, является нашей свободой, ибо бог непрестанно побуждает нас посредством непреодолимого впечатления любить добро вообще. Правда, бог представляет нам также идею особенного блага или пробуждает в нас чувство к нему, ибо только он просвещает нас; и окружающие нас тела не могут действовать на нас; и мы сами не являемся нашим блаженством или нашим светом. Поэтому бог побуждает нас также к особенному благу, поскольку он вызывает в нас представление о нем, ибо бог возбуждает в нас тягу ко всему доброму. Но бог не побуждает нас необходимо или непреодолимо любить это благо. От нашей свободы зависит, хотим ли мы остановиться на этом особенном благе или идти дальше. Ибо мы имеем способность думать о всех вещах, так как наша естественная любовь к добру обнимает вообще все блага, о которых мы можем думать; и мы во всякое время можем думать о всех вещах, так как мы соединены с тем, кто содержит в себе все вещи. Поэтому мы имеем в себе принцип самоопределения, который всегда свободен в отношении особенных благ. Ибо так как мы испытываем и можем сравнивать их с нашей идеей о высшем благе или с другими особенными благами, то мы не принуждаемся любить их.
Таким образом, бог есть как принцип воли, так и истинный, настоящий объект её. Ибо бесспорно, что бог — творец всех вещей, что он создал их ради себя и постоянно привлекает человеческое сердце посредством непреодолимого импульса к себе. Ведь бог не может хотеть, чтобы какая-либо воля не любила его или любила его меньше какого-либо иного блага, если вне него может существовать ещё иное благо. Ибо он не может хотеть, чтобы воля не любила того, что в высшей степени достойно любви, и больше всего любила бы то, что наименее достойно любви. Поэтому наша врожденная, или естественная, любовь имеет своим объектом бога, ибо она исходит от бога; и ничто не в состоянии отвратить эту склонность к богу от него, кроме самого бога, который внушает её нам. Поэтому всякая воля необходимо следует движениям этой любви. Праведники так же, как безбожники, блаженные так же, как проклятые, любят бога этой любовью. Так как эта наша естественная любовь к богу тождественна с нашей естественной склонностью к всеобщему благу, бесконечному и высшему, то очевидно, что все духи любят бога этой любовью, так как он один является всеобщим, бесконечным, высшим благом. Ибо все духи и даже дьяволы горят страстью быть счастливыми и обладать высшим благом и стремятся к тому без разбора, без рассуждения, без свободы, просто в силу необходимого побуждения своей природы. Так как мы созданы для бога, для бесконечного блага, включающего в себя все блага, то лишь обладание этим благом может утолить стремление, влечение нашей природы.
