Трагедия на кладбище

В этот вечер Тома с Сидом, как всегда, в половине десятого послали спать. Они прочли молитву на сон грядущий, и Сид скоро уснул. Но Том не спал, с тревожным нетерпением ожидая сигнала. В тот миг, когда ему показалось, что уже недалеко до рассвета, он услышал, как часы бьют десять. Было от чего прийти в отчаяние. Он не мог даже вертеться на постели, как того требовали его возбужденные нервы, потому что боялся разбудить Сида. Он лежал смирно и напряженно вглядывался в темноту. Кругом стояла удручающая тишина. Понемногу из этого безмолвия стали выделяться маленькие, еле заметные звуки. Прежде всего – тиканье часов. Таинственное потрескивание старых балок. Слабый скрип ступеней. Ясно: по дому бродили духи. Из комнаты тети Полли доносился глухой мерный храп. Затем началась несносная трескотня сверчка, а где именно стрекочет сверчок – этого не может определить никакая человеческая мудрость. Затем – в стене у изголовья кровати зловещее тик‑тик жука‑точильщика. Том вздрогнул: это означало, что чьи‑то дни сочтены. Затем прозвучал в ночном воздухе отдаленный собачий вой, и тотчас же, еще дальше, слабее, завыла другая собака. Том переживал мучительные минуты. Наконец он проникся убеждением, что время исчезло и началась вечность. Против воли он стал погружаться в дремоту. Часы пробили одиннадцать – он не слыхал. Вдруг, смешанное с бесформенными видениями сна, послышалось унылое мяуканье кошки. Где‑то неподалеку открылось окно, и этот шум разбудил Тома. Раздался крик: «Брысь, проклятая!» – и о стену теткиного дровяного сарая со звоном разбилась пустая бутылка. Том вскочил как встрепанный, мигом оделся, вылез из окна, пополз на четвереньках по крыше, раза два тихонько мяукнул в ответ, потом перескочил на крышу дровяного сарая и оттуда спрыгнул на землю. Гекльберри Финн ждал его внизу с дохлой кошкой в руках. Мальчики двинулись в путь и скоро исчезли во мраке. Через полчаса они уже пробирались в высокой траве кладбища.

Кладбище было старинное, западного типа. Расположенное на холме городка, оно было обнесено ветхим дощатым забором, который; местами повалился внутрь, а местами наружу, но нигде не стоял прямо. Все кладбище заросло травой и сорняками. Старые могилы осели. Ни один надгробный камень не стоял на своем месте, над могилами возвышались сгнившие доски с закруглением наверху, источенные червями и клонившиеся к земле, ища опоры и не находя ее. На всех досках когда‑то было начертано: «Вечная память такому‑то», но буквы на большинстве из них так стерлись, что теперь их нельзя было прочесть и при дневном свете.

Тихий ветер стонал в ветвях, и Тому со страху мерещилось, что это души умерших жалуются, – зачем люди тревожат их покой. Приятели говорили мало и только шепотом: время и место, тишина и торжественность действовали на них угнетающе. Они нашли свежую могильную насыпь, которую искали, и притаились под тремя большими вязами, в нескольких шагах от нее.

Ждали они, как им показалось, довольно долго. Вдали кричала сова, и это был единственный звук, нарушавший мертвую тишину. Мысли Тома становились, все мрачнее, и он решил прогнать их разговором.

– Как ты думаешь, Гекки, – начал он шепотом, – нравится покойникам, что мы пришли сюда?

Гекльберри шепнул в ответ:

– Кто их знает, не знаю! А жутко здесь… Правда?

– Еще бы!

Наступило долгое молчание; оба мальчика задумались над тем, как относятся покойники к их посещению. Затем Том шепнул:

– Слушай‑ка, Гекки, как ты думаешь, старикашка Вильямс слышит, что мы говорим?

– Конечно, слышит. По крайней мере, душа его слышит.

Снова молчание.

– Жалко, – сказал Том, – что я назвал его просто Вильямс, а не мистер Вильямс. Но ведь я не хотел его обидеть. Его все называют старикашкой.

– Надо быть осторожнее, когда говоришь о покойниках, Том.

Это отбило у Тома охоту продолжать разговор. Вдруг он схватил товарища за руку:

– Тсс!

– Что там такое, Том?

И оба прижались друг к другу. Сердца у них сильно стучали.

– Тсс! Вот опять! Неужели не слышишь?

– Ага! Наконец‑то и ты услыхал.

– Господи, Том, они идут! Они идут! Это они! Что нам делать?

– Не знаю. Ты думаешь, они нас увидят?

– Ох, Том, ведь они; видят в темноте, как кошки. И зачем только я пошел!

– Да ты не бойся… Может, они нас не тронут. Ведь мы ничего плохого не делаем. Если мы будем сидеть тихо‑тихо, может, они нас и не заметят.

– Ладно. Попробую… Боже, я весь дрожу!

– Тсс! Слушай.

Мальчики, еле дыша, еще крепче прижались друг к другу. С другого конца кладбища до них донеслись приглушенные голоса.

– Смотри! Смотри! – шепнул Том. – Что это там такое?

– Это адский огонь! Ой, как страшно!

Во мраке появились какие‑то смутные фигуры. Перед ними качался старинный жестяной фонарь, рассыпая по земле, как веснушки, бесчисленные искорки света.

– Это дьяволы, теперь уж наверняка! – шепнул Гекльберри и вздрогнул. – Целых три! Ну, мы пропали! Ты можешь прочесть молитву?

– Попробую… Да ты не бойся – они нас не тронут. «Боже, на сон грядущий спаси и помилуй меня…»

– Тсс!

– В чем дело, Гек?

– Это люди! По крайней мере, один из них. У него голос Меффа По́ттера.

– Быть не может!

– Уж я его знаю! Ты притаись, не дыши. Он нас и не увидит: он пьян, как всегда, – пьянчужка.

– Ладно. Я буду тихо… Остановились. Ищут чего‑то… Не могут найти. Вот опять сюда… Ишь, как бегут! Опять ближе… Опять дальше… А теперь – ой, как близко! И прямо сюда. Слушай‑ка, Гек, я и другой голос узнал – это Индеец Джо!

– И в самом деле, проклятый метис![20] Уж лучше бы черти, ей‑богу! И чего им тут нужно, хотел бы я знать…

Шепот оборвался, так как три человека дошли до могилы и остановились невдалеке от того места, где спрятались мальчики.

– Здесь, – сказал третий и поднял фонарь так, что на его лицо упал свет. Это оказался молодой доктор Ро́бинсон.

Поттер и Индеец Джо несли носилки с веревкой и двумя лопатами. Они опустили свою ношу на землю и начали разрывать могилу. Доктор поставил фонарь в головах могилы, а сам сел на землю, прислонившись к одному из вязов. Он был так близко, что мальчики могли бы дотронуться до него.

– Скорей, скорей! – сказал он негромко. – Каждую минуту может взойти луна.

Они что‑то проворчали в ответ и продолжали копать. Некоторое время был слышен лишь скрежет лопат, отбрасывающих в сторону мелкие камешки и комья земли, – звук однообразный и унылый. Наконец раздался глухой стук о дерево: лопата наткнулась на гроб, и через несколько минут копавшие подняли его наверх. Теми же лопатами они сбросили крышку, вытащили тело и бесцеремонно бросили его на землю.[21] В эту минуту луна вышла из‑за туч и осветила бледное лицо мертвеца. Придвинули носилки, положили на них труп, покрыли одеялом и привязали веревкой. Поттер вынул большой складной нож, отрезал болтавшийся конец веревки и сказал:

– Вот, костоправ, мы и кончили это грязное дело. Подавайте нам еще пятерку, а не то он останется тут.

– Правильно! – сказал Индеец Джо.

– Что это значит? Позвольте! – возразил доктор. – Вы ведь потребовали деньги вперед, и я заплатил вам сполна.

– Заплатить‑то вы заплатили, но у нас с вами есть и другие счеты, – сказал Джо, подходя к доктору. (Доктор встал на ноги.) – Пять лет назад я пришел на кухню вашего папаши, а вы меня выгнали в шею. Я просил, чтобы мне дали поесть, а меня вытолкали, как воришку и жулика. А когда я поклялся, что отплачу вам за это, хотя бы через сто лет, ваш папаша посадил меня в тюрьму за бродяжничество. Вы думали, я забыл? Нет, недаром во мне индейская кровь! Теперь вы у меня в руках, и мы с вами сочтемся, так и знайте!

Он с угрозой поднес кулак к самой физиономии доктора. Тот неожиданно размахнулся и одним ударом свалил негодяя на землю. Поттер выронил нож и закричал:

– Эй, вы! Я товарища бить не позволю!

И кинулся на доктора. Они схватились врукопашную и стали наносить друг другу удары, топча траву и взрывая землю каблуками. Индеец Джо вскочил на ноги; глаза его горели ненавистью; он схватил брошенный Поттером нож и, крадучись, словно кошка, весь изогнувшись, стал бегать вокруг, выжидая удобного момента, чтобы нанести удар. Вдруг доктор, вырвавшись из объятий противника, схватил тяжелую доску с могилы Вильямса и так сильно ударил ею Поттера, что тот повалился на землю; в то же мгновение метис изловчился и вонзил нож по самую рукоятку в грудь молодому человеку. Тот покачнулся и упал на Поттера, заливая его своей кровью. В это время на луну набежали тучи и покрыли мраком эту страшную сцену. Перепуганные мальчики бросились бежать в темноте без оглядки.

Когда луна опять показалась из‑за туч, Индеец Джо в глубокой задумчивости стоял над двумя телами. Доктор пробормотал что‑то невнятное, раза два вздохнул и затих.

– Ну вот, черт тебя возьми, мы и свели наши счеты! – негромко сказал метис.

И он обобрал убитого. Потом вложил злополучный нож в раскрытую правую руку Поттера и уселся на пустом гробу. Прошло три, четыре, пять минут. Поттер зашевелился и начал стонать. Он сжал в руке нож, поднес его к глазам, вздрогнул и уронил на землю; потом поднялся и сел, оттолкнув от себя тело убитого доктора; посмотрел на него, бессмысленно огляделся вокруг и встретил взгляд метиса.

– Боже мой! Как же это случилось, Джо?

– Скверное дело! – сказал тот, не двигаясь с места. – За что это ты его?

– Я? Я тут ни при чем.

– Ладно, рассказывай! Этим беде не поможешь!

Поттер побледнел и весь дрожал.

– Я думал, у меня хмель прошел. Не следовало мне пить нынче вечером. До сих пор шумит в голове – хуже, чем когда мы шли сюда… Я как в тумане – ничего не помню. Скажи мне, Джо, то совести, скажи, старый друг, неужто это я его укокошил? Ведь я не хотел убивать, у меня и в помыслах этого не было, – клянусь душой и честью, Джо! Скажи мне, как это вышло, Джо? Как ужасно! Такой молодой… такие надежды подавал…

– Вы двое сцепились; он хвать тебя доской по башке; ты так и повалился. Потом встал, как полоумный, весь дрожишь и шатаешься, и вдруг выхватил нож да и пырнул его в тот самый момент, как он нанес тебе новый удар. Ну, уж после этого ты как упал, так и не шевельнулся, словно деревянный чурбан.

– Ох, я сам не понимал, что делаю! Провалиться мне на месте, если вру! Это все от водки – пьяный был, – ну и распалился вдобавок… Да я и ножом‑то владеть не умею, Джо. Драться случалось, не спорю, но только без ножа, на кулачках. Это тебе всякий скажет… Джо, не выдавай меня! Дай слово, что не выдашь меня, Джо! Я всегда тебя любил, Джо, всегда стоял за тебя. Ты ведь помнишь, не правда ли? Ты никому не скажешь, Джо?

Несчастный упал перед убийцей на колени и сложил руки с мольбой. Тот глядел на него равнодушно и тупо.

– Ладно, Мефф Поттер, ты всегда поступал со мною по чести, по совести, и я не стану тебя выдавать. Будь спокоен, мое слово верное. Тут и говорить больше не о чем.

– Джо, ты – ангел, ей‑богу! Буду благословлять тебя до последнего вздоха…

И Поттер заплакал.

– Ну, хватит! Не время хныкать! Ступай вон той дорогой, а я – этой. Да смотри не оставляй за собою улик!

Поттер пустился рысцой, потом прибавил ходу и побежал что есть духу.

Глядя ему вслед, метис пробормотал:

– Если у него и вправду отшибло память от удара и выпивки, он не скоро вспомнит о ноже. А и вспомнит, побоится вернуться на кладбище – куриная душонка, слюнтяй.

Прошло две‑три минуты, и на убитого, на труп, завернутый в одеяло, на гроб без крышки, на разрытую могилу глядел только месяц с неба. Вокруг снова была тишина.

Глава X