Оценка реформы

Никон — личность возбуждающая во мне отвращение. Счастливее бы была, если бы не слыхала о его имени… Подчинить себе пытался Никон и государя: он хотел сделаться папой… Никон внёс смуту и разделения в отечественную мирную до него и целостно единую церковь. Триперстие навязано нам греками при помощи проклятий, истязаний и смертельных казней… Никон из Алексея царя-отца сделал тирана и истязателя своего народа.

— Екатерина II, «О Старообрядчестве», 15.9.1763 г.

Церковный историк и головщик (регент) Спасского собора Андроникова монастыря в Москве Борис Кутузов полагает, что главный политический аспект реформы заключался в «византийской прелести», то есть завоевании Константинополя и возрождении Византийской империи с помощью и за счёт России. В этой связи, царь Алексей хотел наследовать со временем престол византийских императоров, а патриарх Никон хотел стать Вселенским патриархом^[24].

Кутузов считает, что большая заинтересованность в реформе была у Ватикана, который хотел, используя Россию как орудие против Турции, усилить влияние католичества на Востоке.

Священник Иоанн Миролюбов, оценивая «книжную справу» отмечает, что «книги не исправлялись, а заново редактировались не по греческим, а по малороссийским источникам. Внушалось, что церковнославянский язык в его великороссийском изводе маловразумителен и малопонятен современному человеку. Надо бы его приспособить к лексике и фразеологической витиеватости новой светской культуры — культуры барокко. <…> Если мы возьмём дораскольные редакции, они более понятны и более лаконичны»^[25].

24. Россия в конце XVI века. Учреждение патриаршества. Царь Федор Иоаннович. Пресечение династии Рюриковичей.

После смерти Ивана Грозного в марте 1584 г. на престол вступил его сын Федор, болезненный и слабоумный человек. Управление государством сконцентрировалось в руках нескольких человек, составивших так называемый регентский, или опекунский совет. В него вошли представители крупной феодальной знати (И.Ф.Мстиславский, И.П.Шуйский, Н.И.Захарьин-Юрьев) и дворянские деятели, выдвинувшиеся в конце царствования Ивана IV (Б.Я.Бельский, Б.Ф.Годунов).
Единодушие в решении государственных вопросов в этом совете продолжалось недолго. Первые признаки новой вспышки политической борьбы за власть проявились уже через несколько дней после смерти Ивана Грозного, когда Вельский в союзе с Нагими (родственниками последней жены Ивана IV) попытался захватить власть. Эта попытка закончилась опалой Вельского (он был направлен воеводой в Нижний Новгород) и ссылкой Нагих (вместе с малолетним сыном Грозного Дмитрием) в Углич.

Созванный срочно Земский собор укрепил воцарение Федора и поддержал действия регентского совета, в котором реальная власть сконцентрировалась в руках дяди царя Никиты Романовича Юрьева. Но он вскоре заболел и уже в августе 1584 г. отошел от политических дел и в 1586 г. умер. Во главе Совета становится бывший член Избранной рады (единственный из оставшихся в живых) и глава Земской думы в начале 80-х годов старейший боярин Иван Федорович Мстиславский.
Одновременно началась борьба Бориса Федоровича Годунова за первенство в Совете. Годунов был шурином царя Федора (братом его жены Ирины). Он сумел убедить доверчивого царя в подготовке против него заговора и добился отстранения Мстиславского от власти. Летом 1585 г. старик Мстиславский был удален из Москвы, а затем насильно пострижен и сослан в Кирилло-Белозерский монастырь (где и умер в 1586 году).
После этого единственным препятствием к концентрации власти в руках Годунова стал потомок ростово-суздальских князей Иван Петрович Шуйский. Серией умелых маневров (среди которых самым крупным было сведение с митрополии сторонника Шуйских митрополита Дионисия и замена его сторонником Годунова ростовским архиепископом Иовом, а также казнь представителей верхов московского посада — «гостей», выступивших в поддержку Шуйского) Годунову удалось настроить царя против Шуйского и добиться на него «государевой опалы». Осенью 1586 г. Шуйский был сослан на Белоозеро и насильно пострижен. В конце 1588 г. он погиб от руки убийцы, возможно, не без ведома Годунова.
В результате к началу 1587 г. Борис Годунов остается единственным членом Совета и занимает первое место в государстве после царя. Если учитывать неспособность Федора к управлению государством, то Годунов становится единовластным правителем страны. Вскоре он получает титул «правителя, слуги и конюшего боярина и дворового воеводы и содержателя великих государств, царств Казанского и Астраханского» и занимает такое положение в государстве, при котором его господство не могло встретить ни с чьей стороны противодействия. Англичане отныне стали называть его «лордом-протектором России».

После захвата Константинополя и падения Византии в XIV веке Восточные Церкви оказались в полной зависимости от турецких султанов. С этого времени Россия осталась единственным в мире независимым православным государством. Все христиане Востока смотрели на Русское царство и Русскую Церковь как на главных защитников православия и искали в них помощи и утешения в своих бедах. Такое возвышение роли русского митрополита завершилось в конце XVI века учреждением на Руси патриаршества.

В царской Москве стало уже привычным принимать не только посольства от других православных Церквей, но и самих Восточных патриархов, приходящих для сбора милостыни на церковные нужды. Русские государи и митрополиты со всей широтой и щедростью встречали и одаривали посланцев с Востока, не забывая в тоже время подчеркивать свободу и независимость от них Русской Церкви.

В 1586 году на Русь прибыл Антиохийский патриарх. Царь велел сделать ему несколько почетных встреч по пути в Москву. Однако ни он сам, ни русский митрополит в этих встречах не участвовали. Лишь только через неделю по прибытии в столицу патриарх был приглашен в царский дворец. Здесь в Золотой палате его принял государь, восседавший на троне в полном царском одеянии, окруженный боярами и окольничими. Золотое убранство палат, блеск и сияние одежд царя и его окружения поразили патриарха. По воспоминаниям современников, «он, казалось, остолбенел и не мог пошевельнуться. Сопровождавшие его епископы, под руки подвели ошеломленного патриарха через всю залу к русскому царю, а тот, лишь привстал, принимая благословение от высокого гостя». Пригласив патриарха на царский обед, что считалось на Руси высшей честью, государь велел ему посетить Успенский собор, где русский митрополит намеревался служить литургию. Поспешив туда, патриарх застал там еще более ошеломляющую картину. В блеске паникадил от тысячи горящих свечей, среди икон и рак, обложенных золотом и драгоценными камнями, окруженный бесчисленным сонмом духовенства, в жемчужных ризах стоял русский митрополит. Приложившись к святым иконам, патриарх направился к митрополиту. Тот лишь на полшага сошел со своего места навстречу титулованному гостю и первым препод а л ему благословение. Оторопевший патриарх только теперь осознал номинальность своего сана перед реальной главой действительно великой Церкви. «Смутившись, — как отмечает летописец, — он вторым благословил митрополита и еле слышно произнес, что пригоже было наперед митрополиту от него благословение принять, да и перестал о том».

Уезжая из Москвы с богатыми дарами, Антиохийский патриарх был напутствован русским царем исходатайствовать перед другими Восточными патриархами решение учредить на Руси патриаршество. Государева просьба была удовлетворена, но исполнение ее откладывалось из-за своеволия турков. Султан в очередной раз сменил патриархов и разграбил Церковь. Вновь назначенному Константинопольскому первоиерарху было не до того, чтобы решать вопрос о русском патриаршестве. Все церковное достояние было разграблено, здание его резиденции обвалилось, а сама патриаршая церковь обращена в мечеть. Нужно было строить новый храм, средств же для этого не было. Тогда патриарх с разрешение султана предпринял путешествие в Россию за милостыней.

Однако в России его ждали с другой целью. Узнав о приезде Цареградского патриарха, вся столица пришла в движение. Многие хотели видеть первосвятителя Византии, матери Русской Церкви, впервые посещавшего Русь. Патриарх с нескрываемым любопытством смотрел на многолюдство русской столицы, красоту ее церквей и удивлялся народному благочестию. Процессия шедшая к царю постоянно останавливалась, не имея возможности идти дальше из-за большого стечения народа. Люди просили благословения и радостно приветствовали Вселенского патриарха. С такой же любовью и вниманием он был принят царем. Рассказывая государю о причине приезда, патриарх «обливался слезами, как пишет летописец, и жаловался на жестокость и самовольство турецкого султана, непрестанно восклицая: "Где же, кроме России, смогу я найти усердие, жалость и щедрость для всего восточного православия?"». Однако царь был в недоумении, не услышав главного — про избрание на Руси патриарха. Узнав о желании царя, глава Константинопольской Церкви прекрасно понимал, что, отказав царю в его просьбе, отношение к нему русских резко поменяется. А с этим будут разбиты и все надежды на восстановление поруганной Вселенской патриархии за счет русских денег. Пол года он обдумывал свое решение, живя все это время в Москве.

В конце концов согласился, сказав: «Да исполнится воля царская! Ведь на всей земле лишь один благочестивый царь — русский. Потому здесь подобает быть Вселенскому патриарху, в старом же Царьграде за наши согрешения вера христианская изгоняется от неверных турок. Благословлю и поставлю того, кого изберет самодержец». Русский царь указал на главу Русской Церкви — Московского митрополита Иова. Когда собор утвердил это решение царя, митрополит Иов ответил: «Я раб грешный; но если церковный собор удостаивает меня этого великого сана, то приемлю его с благодарением и нимало вопреки глаголю». И по сей день эти слова первого патриарха повторяет по традиции вновь избранный первосвятитель Русской Церкви.

26 января 1589 года в Успенском соборе Кремля при огромном стечении народа совершилось торжество поставления первого Московского патриарха. Покидая Москву с богатыми дарами, глава Византийской Церкви оставил русскому царю особую грамоту об учреждении в Москве патриаршества.

Возвратившись в Константинополь в 1590 году, патриарх созвал собор всей Восточной Церкви. На нем он объявил, что поставил в Москве патриарха Иова и утвердил право Московского собора впредь самому избирать и поставлять себе патриархов. Другие Восточные первоиерархи признали это решение вполне законным. Собор также постановил считать Московского патриарха равным по чести и достоинству прочим четырем православным патриархам и определил ему пятое место в диптихе Восточных патриархов, после Константинопольского, Александрийского, Антиохийского и Иерусалимского. Однако не смотря на это соборное определение, Русский первоиерарх фактически как был, так и остался надеждой и опорой всего восточного христианства.