2015-02-04
278
-
о! –
мы выйдем в осень осень осень собирать листья
мы вернём развесим на ветках каждый листочек
мы вернём ветер
мы вернём солнце и ветер
(мы скоро вернёмся…)
мы войдём в землю
мы оставим земле всё что она попросит
мы останемся
мы будем повсюду но мы останемся
мы приставим лесенку к синеве наверху
мы взойдём по лесенке
(мы это и прежде умели)
мы взойдём по лесенке
и из наших карманов выпорхнут кони
и из наших зап а зушек вывалятся сердечки медведей и барсуков
размотаются шарфы
рухнут-взовьются жернова-пушинки
-
…мы всё сделаем правильно
мы выйдем из пещеры
и разложим костёр у входа
и разместим по карнизам слёзы слёзы слёзы
-
шажок-шагунок
шажок
шажок
шажок
-
н а с в с т р е т я т
……………………………………………………………………………………………………………
85**
ПОДСЧЁТ
Мы проводим подсчёт:
из тысяч колец ржавой кольчуги – тысячи обручальных колец; из миллионов отрубленных пальцев – миллионы пальцев ласкающих лунный свет; из миллиардов зашторенных взглядов – миллиарды взглядов снимающих грязь с судеб....
|
|
|
-
...Мы проводим подсчёт.
...Мы подсчётом утомлены.
...Мы снимаем в прихожих шляпы, панамы и тюбетейки, подставляя головы под электрический свет, и – сходим с ума;...мы выходим из ума шагами быстрыми и широкими, - не возвращаясь, не желая возвращаться, вовсе не помышляя о возвращении...
-
никогда-никогда не помышляя о возвращении
........................................................................
86**
(росное платье)
девочка молча плясала в кругу светлячков
(острое платье)
девушка острый сосок поднимала из платья ситец рвала
(пёстрое платье)
женщина мыла посуду била себя по щекам
-
…разные разные разные платья
-
…можно, конечно…
но лучше – не ст о ит…
право же – как-то иначе
…………………………………………………………………………………………………………………………
87**
со звоном упала вилка…
со звоном упала ложка…
со звоном упала кастрюля…
а потом ещё что-то упало –
плавно
медленно
совершенно тихо
………………………………………………………………………………………………………………………………
88**
ЗАБЫВЧИВОСТЬ
- А вот я тебя сейчас!!..
-
Ух, как голубь испугался...!
Он обхватил голову крыльями и побежал
(он совсем забыл, что умеет летать).
Бежал, бежал,
бежал,
бежал...
Потом остановился и подумал:
«Чего же это я бегу? я же умею летать!..»
и побежал дальше
......................................................................................................
89**
если ты пьёшь напиток со странным звучанием –
этот напиток ходит к холмам
-
если трогаешь розу ты –
кто отзовётся?
-
смотри
надевай защитный колпак из белой воды
втирай скрижали…
: гулом к тебе прискачет
набатом
быстрой пробежкою муравья
|
|
|
-
быстрой пробежкою муравья
набатом
гулом к тебе прискачет
…и наречётся – имя себе возьмёт –
и это имя
не будет ничем отличаться от твоего имени за исключением запятой
………………………………………………………………………………………………………….
90**
семечко клёна – поющая стрекоза –
о! –
семечко клёна…
мы на землю твою пришли
мы на землю твою спустились
мы
не умели тебя увидеть …
-
…на берегах на берегах
на ртутных озёрах
где плачущая киноварь животом поднимает плесень разломов –
поступь
проявляется поступь
она пугает
ящериц с верёвочными хвостами
она
поднимает с места песок…
тяжёлая…
(мы…)
-
так…
-
так случилось…
-
…небо – твёрдый сухой простор
можно
вколачивать в него гвозди
можно
нарез а ть из него кубики-кирпичи и возводить здания…
можно…
возможно многое…
и даже более чем…
-
…вот клён и вырос
вот и раскинулась тень
-
… в о т м ы и у с п о к о и л и с ь
…………………………………………………………………………………………………………………….
91**
ОБЕЩАНИЕ
Собака ко мне подошла и спросила:
- Долго ли мне жить? Скажи, пожалуйста. Не утаи…
- Милая… да откуда ж мне это знать, - удивился я. – Не пророк ведь, не гадалка какая-нибудь!..
- Ну, а кто же ты тогда? – строго спросила собака.
- Я – поэт. Понимаешь? не пророк, а поэт. Это совершенно другое!
- Ну тогда скажи, когда я буду счастливой…? …
И собака вдруг страшно завыла. И заметалась вокруг меня. И глаза её стали, как тоска и надежда слитые в один колодец… ……
- Скоро… Совсем скоро! Очень, очень скоро, - успокоил я собаку. Пообещал. …
Собака успокоилась (даже засмеялась!) и ушла.
-
А я остался.
пообещал ведь, - надо же что-то делать
……………………………………………………………….
92**
голубь на башне
голубь на башне квадратной
голубь на башне гранитной фаянсовой песчаной
голубь на всех башнях окр у ги
: он в десятках сотнях тысячах амбразур
он раскачивается на качелях-вьюнках
он
полощет под дождичком ноги утомлённые дальним хожденьем
а ещё – говорит…
-
...взметнутся круглые шарики голов над плечами
круглые-круглые шарики голов
вверх
…и поднимутся высоко –
ах! –
будут подхвачены ветром
……………………………………………………………………………………………………………………………
93**
просто: жук на траве
это: просто: жук на траве
это: трава
это:
земля из которой растёт трава
это: сердце
на котором земля лежит-баюкается…
вскрикивает…
дышит… –
никак надышаться не может
-
просто: жук на траве.
это: просто: жук на траве.
ж у к.
…нет у него имени. нет. он никогда не нуждался в этом.
не приближался к черте – нет! – где живут и растут имена.
…нет у него имени. но: есть всё остальное
(в отличии от тех у кого есть только имя).
-
просто: жук на траве…
с блестящей гладкой спиной…
с прозрачными крылышками
………………………………………………………………………………………………………………………………………
94**
РИСОВАНЬЕ
Вот почему: потому что рядами, рядами, рядами… Вот почему: ко всему и на что угодно, лишь бы – рядами, рядами, рядами, рядами, рядами… Вот почему: потому что и голод и страх и жадность, но: рядами, рядами… потому что – только рядами…
-
- Зачем ты здесь?
- Я – здесь… - отвечает.
- Это понятно… но – для чего ты здесь? здесь тебе хорошо?
- Я – здесь… - отвечает.
- Это понятно… но – на фиг а и зачем? как ты в сюда умудрился?
- Я – здесь… - отвечает. – Я – здесь.. – отвечают. – Я – здесь… (по очереди, с нарастаньем) …
-
Вот почему: потому что ноги лишены суставов; потому что ноги……
В шелка опоясан хлеб и можно только ползком, потому что……
Потому что – только рядами, рядами… совсем не рядом……
-
…развернуться, не оскользнувшись в крови и саже; рассмеяться, поднять воротник и так представить: …ничего этого нет… ничего… и теперь – сначала (очинив карандаш сначала, расправив бумагу):
|
|
|
я нарисую первую чёрточку, вы – вторую, потом – все остальные… но так, чтоб на нашей бумаге оставалась только одна чёрточка
только одна чёрточка
только одна
……………………………………………………………………………………………………………
95**
ТЫ
Это ты.
Это то, к чему пришагал июль в горечи помидоров на щербатых столах, в кровавых слезах клубники.
Это ты.
Муравьи и прочий ползучий народец – гибнут под туфельками жигулёнков и мерседесов, под толстыми ногами, под бликами пивных мистралей, под ссохшимися куколками презервативов… (это не к добру…)
Это ты.
Мост. Мосты. Железнодорожные переезды. Радуга, снимающая капюшон с лесных ягод. Сочетание звуковых скоростей. Световых скоростей. Всевозможных скоростей. Сращивание. Возношение под облака. Ручьи, растворяющие бульвары по всем сторонам света, где бульвары – уже не бульвары… нет, не бульвары…
Это ты…
Теремок на лесной поляне. Окаменевшие экскременты вождя пещерного племени. Парашют на еловых лапах.
(это – ты)
(Терпкий запах глупости и обмана, запаршивевших душ, сердец покрытых коростой из всевозможных сортов пыли.)
Это ты.
(Кадриль стеариновых человечков, припадающих к огненным струям… Фатовство полуденного асфальта… Горячие бороды мхов… Перелётные птицы, оставляющие глубокие царапины на янтаре… Желчь, разлитая в винные чаши… Зелёные сумерки крапивных зарослей… Бабочка-псалмопевец… Кружева непорочных бёдер…)
-
…Рябина, возросшая на островке, где помимо неё нет ничего, разве что: небо и море. (море и небо)
(О, рябина, рябина! мне грезятся плоды твои… о, рябина, рябина… в них спасение будто бы… будто бы в них – отдохновение, и фонари, скрипящие над причалом)
-
Сквозняк, зарывшийся в пепел с беспечностью заигравшегося щенка, с уверенностью умирающего медведя, – это ты.
-
Это ты.
Я не буду определять твоих размеров, выщёлкивать твой силуэт из податливого картона, рисовать указательные стрелки в твоём направлении… Да, я не буду этого делать. Я даже не буду называть твоего имени, которого я не помню, но которое передо мною висит, раскачиваясь на тонких ниточках (сиротой-паяцем), и смотрит,
|
|
|
и просит о чём-то,
и протягивает ладошки
…………………………………………………………………………………………………………………………….
96**
НА РАВНИНЕ
…А он, понимаешь ли, шёл по равнине, и не догадывался, что идёт по равнине…:потому что справа в его плечо тыкались отвесные скалы; потому что слева бедро его обдирал колючий кустарник; потому что хлюпала под ногами болотная жижа (грязь и лёд – вперемешку); потому что за его спиной извергались вулканы, а впереди – прямо перед его глазами – распахивали гигантские створки пропасти (все пропасти, какие только ни есть на свете).
И ещё у него были стёрты-натружены ноги, и кровоточили, и болели.
И ещё он был голоден, и голова кружилась, и темнело в глазах.
-
Вот такая была равнина. А впрочем…
-
…по равнине обильно двигалось всяческое населенье, - разноликое, шумное; оно просто – двигалось (не передвигаясь). Оно не испытывало никаких неприятностей, и даже – испытывало некоторую приятность от своего движенья.
К чему им были скалы, колючий кустарник, болота, вулканы, пропасти и всяческие недомоганья? Они просто – двигались, не передвигаясь и испытывая некоторую приятность от своего движенья.
Разве этого мало?
…И плоды всевозможные равнину переполняют… И плещут сладчайшие воды… И страсть – вседозволена, и каждой страсти – своя посуда…
Разве этого мало?
-
…но, с незапамятных времён (а может – и времён тогда не было?…(может и так…)): «и открывается Дверца, но только – только – в конце тяжёлой дороги, дороги трудной, дороги дальней… …
:и – открывается Дверца» …
-
И Дверца открылась
……………………………………………………………………………………………………………..
97**
ЛУГ
Рассыпая без счёта и усмотренья обрывчатые воинственные трели – мальчик вприпрыжку нёсся по высокому летнему лугу… нёсся, задиристо мельтеша пятками, животом и рёбрами рассекая упругую пряную гладь солнечной дымки… нёсся… нёсся…
Тонкая взлохмаченная палка была руки его продолженьем; палка-сабля… Мальчик воевал.
-
…Он бежал, бежал по высокому летнему лугу, во все стороны размахивая саблей; круша и побеждая. Побеждая! Мальчик чувствовал себя великим героем, сиятельным великаном, не имеющим себе равных, - кем-то совершенно невероятным, достойным преклонения и восторга.
-
……и катились, катились, катились головы усмирённых врагов, окутывая героя брызговым маревом и величием. Катились; падали; разлетались… Катились… катились… катились…
-
…Но наскучило мальчику быть великим героем, - захотелось ему стать великим пиратом. …Отбросил мальчик саблю; развернулся-отправился в сторону речки. (вот так вот…)
…А луг – остался.
…А луг – остался. Остался там, где и был раньше, - не стронулся с места. …Остался в глубоких бороздах слёз, гниения, хрипа, крови… в нелепости этой м у ки… в кошмаре грядущей битвы…
-
в н а д е ж д е
……………………………………………………………………………………………………………..
98**
запах птичьей отрады
отравы –
в оправе озёр –
запах птичьей отрады
и нынче – навсегда навсегда –
на всегда за подъятьем заборов-избранников запорошен ожог –
и ещё: запорошен ожог
и ещё: запорошен ожог...
(вот приснилось же...) (вот привиделось...)
-
то ли взвитая муть
ну а может молельник простр а нный широко распахнул подол а:
всё укрылось укралось смешалось смешно и мгновенно
крупой просыпалось из мешковины дырявой
неупокоем широким
и теперь не понятно: куда приходить тому
что приходит в промежутках между осенью и зимою
куда деваться
тому что приносит с собою то что приходит...
-
(и было сказано:
«сумерки, снег, окно
полуприкрытое тканью,
клёкот собак, берёз исполинская голость,
тяжёлый профиль реки...
что же такое «ты» – мн о гость? промежуточность? малость?
и почему «ты»
не
вписан в это пейзаж?»)
-
(но роды роды болезненно протекали и были д о лги)
(но дым дым дым...) (золотистая сеть волос...)
золото в пальцах
серебро в шерсти не многой
вторичное прохожденье
-
(и было сказано:
«о!
как мы припоздняемся с пониманием того, что рядом!...
оно – вот оно, рядом... (это само собой)...
но вот его нет и мы сходим с ума, не зная как жить нам дальше,
и стоит ли жить нам дальше, когда его рядом нет...»)
-
не мучайся понапрасну:
приляг
закутайся в одеяло
затаись
вслушайся...
ты услышишь
как в чашку с водой падают перья с пасмурного небосклона
как исчезают
миры в круговом вращении чайной ложки...
во всевозможных кругах...
по кругу...
..........................................................
99**
ПЕШЕХОД НА СЕРПАНТИНЕ (маленькая витражная повесть)
эпиграф
ударили ручьи в переполошенность меня, осеннего…
ударили в барабаны зайцы, сидящие на карнизах!... –
п о д н я л с я з а н а в е с
мы все собрались вместе у Зелёной Горы.
мы связали друг другу руки
и поднялись вместе на вершину Зелёной Горы.
и теперь, стоя на этой вершине, мы пытаемся обнять друг друга…:
тыкаемся друг в друга плечами и лицами, желаниями и надеждами.
…но у нас ничего не получается…
-
всё-таки пробуем…
пытаемся как-то…
-
не много осталось до того времени, когда мы, изнеможённые,
рухнем вповалку на вершине Зелёной Горы.
и, возможно, мы даже скатимся в пропасть,
не имея сил удержаться на склонах крутых.
(ни сил… ни желания…)
и растеряемся (потеряемся взаимно),
превратившись: кто – в снежную лавину, кто – в горное эхо… …
может быть, мы когда-нибудь встретимся вновь,
вновь – попытаемся обнять друг друга…
но…… … …
-
в о т в е д ь
-
Стою на берегу Моря. Мы с ним окружены пустыней со всех сторон.
Оно сумасшедшее, это Море. И я тоже – сумасшедший. В общем: оба хороши. И эта общность состояний постоянно примиряет нас, располагает к общению (причём – к общению весьма уютному и лишённому всяческих недомолвок).
Змеи, которые прежде проявляли темпераментное любопытство, - теперь меня игнорируют; к Морю ревнуют. Я это понимаю, но – жаль! очень о многом хотелось бы их порасспрашивать, у них поразузнать, выяснить… жаль!..
Вот о мой ботинок – в ползновении деловитом – стукнулась какая-то старая кобра, и, даже не пошипев для пущего самоуважения, развернулась обратно… Ну и дура! Могли бы хоть парой слов перемолвиться.
- Эй, лезь в воду, - говорит мне Море.
- Да ну, - отвечаю, - я сухопутный. Я здесь постою.
- Ну, какой же ты сухопутный, - говорит мне Море, - если чай с утра до вечера хлещешь! Давай полезай, не ерунди!
- Не полезу. Не хочется мне плескаться. Ты сегодня слишком раскалённое, слишком жаркое… будто ты горячего песку наелось – вот какое. Уж лучше я пробегусь!
- Ну, пробегись, - соглашается Море. – Вон к тому островку пробегись. Там сегодня опять гости…
- Ты подержишь меня?
- Конечно, подержу! Ты только разуйся.
Я разуваюсь; возле норы знакомого паука ставлю ботинки (он обещал посмотреть, чтобы их не занесло песком). Вспрыгиваю н а воду, и – отталкиваясь от выпукло-лайковых гребешков ряби – к острову дальнему устремляюсь.
(Бежать, когда Море поддерживает тебя – одно удовольствие! …бежать и чувствовать, как под тобой шевелятся миры, упрятанные в себя этим хитрющим Вселенским Океаном. Он сжался в капельку и притворяется песчаным морем… …но миры шевелятся, не желая мириться с хитростью этой, и вспучивают многоскладчатое Морское брюхо. …)
Пробегаю сквозь шторм, чуть не споткнувшись о сердитого Глубинного Дракона.
- Эй, поосторожнее! – кричит он мне. – Не стоит так торопиться, тем более по чужим головам!
- Извините, пожалуйста, - говорю я, - но вот: бегу, бегу и мне так хорошо! Вот и вас не заметил. Вы уж извините!..
- Извините… - проворчал Дракон. – Ну извиняю, чего ж теперь. …Путь-то куда держим?
- Во-он туда, - я показываю рукой в направлении острова. – Там сегодня новые гости.
Глубинный Дракон посмотрел, куда я показываю и усмешливо тряхнул усами.
- Зна-аю я этих гостей. Ох, знаю!.. – и нырнул в пучину.
Бегу дальше. Ни усталости, ни упаренности не замечаю в себе. Легко мне, невесомо.
Вот и островок показался. Всё ближе, ближе… и я – не умерив прыти – врубился в береговую линию. …И сразу (не успев перевести дух или – хотя бы! – удивиться) оказался по колени в сугробе.
…маленький городок, весь занесённый снегом, весь, как примятый клочок ваты с кирпичными крошками домов. …Я узнал этот городок. Именно в нём мне мечталось когда-то прожить свою жизнь. …Но это было когда-то! – теперь я этого не хотел…
С криком, отчаянно рванулся я из сугроба, и – кувыркнувшись лицом в снег – обнаружил себя лежащим на звонкой цветущей лесной поляне.
…Мелкая живность непрестанно, в необоримой суете, сновала и копошилась в высоких, упруго зеленеющих травах. Краснела, в изобилии наполняя поляну яркой точечной пр о сыпью, земляника. Хохотали в окраинных кустах птицы.
Деревья окружали поляну ровно, словно бы взявшись за руки. Я огляделся: в небе висел молодой месяц… но было не темно… то есть – даже не было сумерек! ясный погожий день… ну а может быть и ночь, но тоже – ясная, погожая…
- Привет, маэстро! – с прибытием.
На нижней ветке близстоящего дуба сидел человечек: …босой, в драных штанах и при маленькой рыжеватой шапчонке на голове. Он приветственно махал мне рукой.
- Не залёживайтесь, маэстро! не залёживайтесь! – пора ужинать!...
- Уже пора?.. – не зная что сказать – я сказал именно это.
Человечек оживился и ловко спрыгнул с дерева.
- Давно, давно пора! И вид у вас голодный, - тут он горестно покачал головой, - и пюре яблочное нужно есть непременно тёплым.
Он подбежал и весьма шустро стал обтряхивать мою одежду от всякого сора. При всём этом мельтешил и суетился человечек столь невероятно, что я и не заметил того момента, когда он, собственно, исчез… А он исчез! Только его рыжая шапчонка валялась у моих ног.
Я поднял её и надел.
- Вы не логичны, маэстро, - раздался голос. – С одной стороны – не печёт, с другой – погода тёплая. Зачем вам головной убор?
- Он что, вам нужен? – хмуро спросил я. Хозяина голоса видно не было и это несколько радражало.
- Вы опять не логичны. Ну, посудите сами, - зачем мне эта шляпа!?
- Мне трудно быть логичным с тем, кто присутствует лишь фрагментарно.
- Ну-у, голубчик, - рассудительно возразил голос, - как бы насыщенно и полно мы не проявлялись – да хоть сторукой и стоголовой каракатицей с ожерельем на хвосте! – присутствие будет всё равно фрагментарным, ибо: полноявленность присуща только МИРОЗДАНИЮ в целом.
- Вы в этом уверены? – задиристо спросил я.
- В чём?.. – удивился голос.
- В МИРОЗДАНИИ… - собеседник мне уже порядком надоел.
- Только фрагментарно, - голос звучал уже откуда-то издали, - как и во всём другом, маэстро. Фрагментарно, локально и субъективно. …
Я зашагал с поляны. Мне хотелось (как можно скорей!) отыскать Море.
…с первых же шагов я понял, что шагаю по в я злому от уже устоявшейся сырости и лиственной прели
асфальту. Асфальту Города. …Я родился тут, жил и умер.
- Здравствуй, Город! это я, твой юродивый… Здравствуй!
- Здравствуй, дурачок, - ответил мне Город, - я рад твоему появлению. Мы так давно не виделись!..
Прохожу по улицам, с растопыренными обрезками чахлых древес (бедные вы мои…)… пробредаю по переулкам… - толстые стяги копоти на вышней лазури… бледные лица мороженых кур в окоёмах витрин… маленькие смерчи бегущие из подворотен… - всё знакомо… всё так знакомо!
Вот и Парк. Сворачиваю к Парку; на ходу вспоминаю: когда-то, в старые-престарые времена, он был Лесом…
(Да! – Парк был Старым Лесом. Об этом знали все, кто в нём обитал; осталось их здесь совсем немного, и были они малы и скромны своей малостью, но – знали совершенно точно: это Старый Лес. Этого не знали только люди, которые приходили в Парк кружиться на каруселях, пить пиво и громко хохотать… Они даже ни о чём не догадывались! Да и трудно догадаться о чём бы то ни было, если не знаешь, что это вообще нужно делать. …Ну зачем им, собственно говоря, Старый Лес…? на что он годен…? …)
Белка, перескакивая с ветки на ветку, нарочно задела меня своим золотистым хвостом.
- Привет! тебя давно не было, - улыбнулась белка. – Где ты пропадал?
Я почувствовал себя немножечко виноватым. Молчу, развожу руками.
- Привет!.. – тихонько прошумел высокий каштан. – Где ты пропадал?...
Я подхожу к каштану. Останавливаюсь. Смотрю на него долго… и долго глажу руками… и ласкаю сердцем…
(Начинаю понимать…… …
Понимание – падая отовсюду кусочками манны небесной – не всегда, не всякий раз попадает в мой робко распахнутый рот. Иной раз оно падает на тело моё и оставляет на теле моём жирные протяжные пятна… и собирается лужицей у ног…)
- Эй! – окликает меня каштан, - не грусти.
- Эй! – окликает меня ёжик, сидящий на пустой консервной банке, - не грустите, маэстро. Вы же всегда были таким весёлым!
……И тут – ёжик подскочил, каштан зашумел… а я – оказался рядышком со своими ботинками, которые добросовестно охранял знакомый паук.
- Между прочим, ботинки пытались свистнуть, - мрачно заявил паук. – Какой-то суслик, между прочим. Я – отстаивал… но, между прочим, шнурки он всё-таки спёр…
Я обнял паука, своей щекой к его щеке прижимаясь. Мы замерли, прислушиваясь к песенке, которую пел высокий каштан из Старого Леса… Хорошо было!
Песенка отзвучала. Слова развеялись по пустыне. И только несколько строчек, откуда-то из серёдки, теплились позёмкой неугомонной у ближнего к нам бархана… ……:
……идти – далёко-далеко! – и что-то напевать.
идти – далёко-далеко! – не смея горевать.
идти, и видеть на пути всё то, что не найти
тому, кто не умеет петь, а только – горевать ……
-
…Это был большой рыжий пёс с грязной, свалявшейся в продолговатые комки шерстью, с обвислыми худыми боками и верёвочно мотающимся хвостом. Я иногда угощал его косточкой или кусочком сахара, но всякий раз, приближаясь к будке, - спотыкался о его взгляд, надорванный и воспалённый, как у приговорённого к смерти ребёнка. Цепь, которой пёс был прикован к будке, глухо, скр е жетно звенела, когда он поднимался мне навстречу.
Мы не учились понимать друг друга. Мы не учились быть рядом. Мы были вроде параллельных линий: …ещё не пересёкшихся в бесконечности, длящихся рядом (не соприкасаясь), только осознающих своим безошибочным линейным чутьём взаимоприсутствие. Мы не учились смотреть друг другу в глаза… – это ко многому обязывает, обязывает раз и навсегда. Мы боялись такого обязательства: оно – неизбежное преображение жизни… неизбежное, беспрекословное… (Так, научившись смотреть друг другу в глаза, ручьи преображаются в реку. …Мы оба были слишком слабы для этого, а потому проявляли постыдную, но мудрую осторожность.)
Я работал сторожем, и в число моих обязанностей входило кормить рыжего пса какой-то бурдой из алюминиевого бидона, привозимого раз в три дня. Пёс редко ел бидоновую бурду, - она была почти несъедобна (а может быть – и несъедобна вовсе). Принести же ему хоть что-нибудь от себя удавалось крайне редко (сторожу совсем мало платили, а иной раз – и не платили вообще).
Я выходил из сторожки, и располагался на пристенной завалинке с книгой и стаканом чая. Пёс вылезал из будки – потряхиваясь, нетвёрдо ступая тощими лапами, - укладывался на закопчённый весенний сугроб, наблюдая за бегающими окрест будки птицами. Но, занимаясь каждый своим делом, мы помнили, что на этой унылой территории окружённой забором – нас двое.
По ночам пёс часто плакал. Слыша его плач – я будто бы видел, как крупные блестящие слёзы скользят, переливаясь и подрагивая, по клочковатой шерсти, собираясь на полу будки в выпуклую пыльную лужицу (в выпуклый чёрный зрачок, сиротливый и неприкаянный). Я очень старался – сквозь стены наших с ним обиталищ, сквозь примятую взаимным грузом осторожную отчуждённость – взять хоть немного его боли в себя. …У меня неважно получалось, хоть и старался… - собственная боль слишком плотно наполняла моё бытиё. …
н о в о т о д н а ж д ы …….
-
Случилось так, что апрельское солнце, выглянув рано утром из-за соседней крыши, - увидело рыжего пса. И сразу, не сомневаясь ни на мгновение, признало его своим родственником!
Солнце забрало пса с собой, в Солнечную Страну, и он махнул мне хвостом – улетая… улетая… улетая!! А я замахал ему обеими руками вслед (и при этом – опрокинул стакан…).
-
Рыжий пёс живёт теперь среди солнечных жителей, и не ведает обид и одиночества, и не ведает горя. Е м у х о р о ш о! … и тревожит его теперь только одно: так хочется псу, чтобы ХОРОШО было всем-всем-всем!!!
в с е м
…………………………………………………………………………………………………………………………………….
100**
БУМАЖНЫЙ ЛИСТ
Этот широкий, с дырчатыми краями бумажный лист прожил тысячу лет. Может быть – это изумительно, а может быть – странно. Не мне судить. …Но именно мне хорошо и уютно от того, что широкий бумажный лист, который прожил тысячу лет, стал абажуром на моей лампе. Он – красивый, он красивее любого, кто посмеет тягаться с ним в красоте!
