double arrow

Методология социальных наук и «понимающая социология» М. Вебера

Макс Вебер (1864—1920) — немецкий социолог, историк, эко­номист, энциклопедический представитель социально-гумани­тарного знания, успешно разрабатывавший и его методологичес­кие проблемы. В решении этих проблем испытал сильное влия­ние В. Виндельбанда и Г. Риккерта.

Наука и научный метод

Вебер исходит из того, что исследователю трудно рассчиты­вать на «дельную работу» в науке, на получение ценных результа­тов, если ему «не хватает надежного рабочего метода». Поэтому объективно, а не по чьему-то желанию «всякой научной работе всегда предпосылается определенная значимость правил логики и методики (т. е. методологии. — В. К.) — этих всеобщих основ нашей ориентации в мире»1. Разработка и совершенствование этих «правил» — важнейшая предпосылка и условие научного прогрес­са, которые Вебер считает существенной частью процесса интел­лектуализации. Ее суть он видит в том, что мир постепенно «рас­колдовывается» и все делается с помощью технических средств и расчета.

Однако это не означает, что наука создается только холодным рассудком, «как на фабрике», а не всей душой, со страстью. По­этому в науке очень важен труд, но также страсть, «внезапные догадки», риск, выдумки, вдохновение, фантазия и другие подоб­ные моменты, характеризующие личность в научной сфере.

Согласно Веберу, наука как «специализированное и уходящее в бесконечность производство» имеет два основных вектора: вов­не — для практической, личной жизни и улучшения благосостоя­ния людей, и вовнутрь — для своих собственных потребностей. Поэтому на вопрос: «что же позитивного дает наука?» Вебер отве­чает: «Во-первых, наука прежде всего разрабатывает, конечно, тех­нику овладения жизнью — как внешними вещами, так и поступ­ками людей — путем расчета... Во-вторых, наука разрабатывает методы мышления, рабочие инструменты и вырабатывает навы­ки обращения с ними». Вторая задача — не менее важная, чем первая, а в ряде случаев, на определенных этапах развития науки она приобретает решающее значение.

Вебер считал, что наука не вездесуща и не всемогуща, а имеет свои границы. Но избавление от рационализма и интеллектуа­лизма науки не должно заходить слишком далеко. А именно — не впадать в другую крайность — абсолютизацию иррациональ­ного. Можно сказать, что Вебер уже достаточно четко видел односторонность зарождающихся еще при его жизни сциентистс­ких и антисциентистских философско-мировоззренческих ориен­тации.

Вместе с тем немецкий мыслитель был убежден в том, что одна только наука со всеми своими средствами и методами не может справиться со всеми сферами жизни, разрешить серьез­ные жизненные проблемы. Здесь слово уже «за иными силами» — такими как мораль (нравственность), религия, философия и др. Выступая против «принесения в жертву интеллекта», Вебер вмес­те с тем считает «сомнительным» стремление возвысить достоин­ство чисто человеческих отношений и человеческой общности путем их религиозного истолкования.

Возражая против рассмотрения общества по биологической модели, Вебер в качестве методологической основы для социоло­гии выбирает «целерациональное действие». Это означает, что в социологии необходимо исходить прежде всего из действий от­дельных индивидов. Требование исходить из индивидуального действия он рассматривает как важный методологический прин­цип социального познания.

Научные принципы должны быть творческими и плодотвор­ными, а их применение исследователем — «осторожным, свобод­ным от догматизма». Требуя всегда руководствоваться определен­ными методологическими положениями, Вебер подчеркивает, что методология — не цель, а средство, не носящее, однако, внешне­го характера. Дело в том, что «только в ходе выявления и реше­ния конкретных проблем, а отнюдь не благодаря чисто гносеоло­гическим или методологическим соображениям возникали науки и разрабатывались их методы». Важную роль в этом процессе играет философия, но при этом нельзя поддаваться «импонирую­щему влиянию философских дилетантов».

Специфика социального познания и его методов

В решении этого вопроса немецкий мыслитель исходил из следующего методологически важного положения: «В основе де­ления наук лежат не «фактические» связи «вещей», а «мыслен­ные» связи проблем: там, где с помощью нового метода исследу ется новая проблема и тем самым обнаруживаются истины, от­крывающие новые точки зрения, возникает новая наука». Под углом зрения данного критерия он выделяет — вслед за Виндельбандом и Риккертом — два основных класса наук — естественные и социальные, считая, что своеобразие последних и границы между этими двумя классами нужно защищать обоснованно.

«Водораздел» между указанными двумя основными класса­ми наук Вебер проводит по вопросам: достоин ли существования этот мир, имеет ли он какой-нибудь смысл и есть ли смысл суще­ствовать в таком мире? Он считает, что естествознание не только не решает, но даже и не ставит данных вопросов, хотя оно и опи­сывает существующий мир.

Вебер не разделяет китайской стеной естественные и соци­альные науки, подчеркивая их единство и целый ряд общих черт. Одна из них — и весьма существенная — состоит в том, что и те и другие требуют «ясных понятий», знания законов и принципов мышления как «весьма ценных познавательных средств», совер­шенно необходимых в обеих группах наук. «Однако, даже исполь­зуя такую их функцию, мы в определенный решительный момент обнаруживаем границу их значения и, установив последнюю, при­ходим к выводу о безусловном своеобразии исследования в обла­сти наук о культуре»2. В чем же видит Вебер это своеобразие?

Предмет социального познания — культурно значимая инди­видуальная действительность. Социальная наука — это тоже наука о действительности. Она стремится понять ее своеобра­зие — взаимосвязь и культурную значимость ее явлений ге­нетически, конкретно-исторически: не только в их «нынеш­нем облике», но и причины того, что они исторически сложи­лись именно так, а не иначе. И в науках о культуре решаю­щим признаком в конечном итоге является «то, что содержит в себе законы», т. е. выражает закономерную повторяемость причинных связей. Итак, акцент на индивидуальное, единич­ное, культурно-значимое, но на основе всеобщего (законов) — характерная черта социального познания.

Преобладание качественного аспекта исследования над количественным. В социальных науках речь идет о роли духовных процессов, «понять» которые в сопереживании — совсем иная по своей специфике задача, чем та, которая может быть раз­решена (даже если исследователь к этому стремится) с помо­щью точных формул естественных наук». Конечно, после­дние также не отвергают качественный аспект, но в социальных науках он все же является приоритетным.

Характер исследовательских задач, определяемый своеобра­зием предмета социального познания — прежде всего его ис­торичностью. Это требует конкретно-исторического подхода к этому предмету.

Решающее значение ценностных компонентов. Познать жиз­ненные явления в их культурном значении — вот к чему стре: мятся социальные науки, это их основная цель. «Значение же явления культуры и причина этого значения не могут быть выведены, обоснованы и пояснены с помощью системы зако­нов и понятий, какой бы совершенной она ни была, так как это значение предполагает соотношения явлений культуры с идеями ценности. Понятие культуры — ценностное понятие.

Более тесная, чем в естествознании, связь с субъективными предпосылками, необходимость отражения в исследовании личности автора. Он считает «наивным самообманом» устра­нение из социального познания «личного момента», всегда связанного с определенными ценностями и выбором для ис­следования соответствующих сторон действительности — того, что «единственно важно» для данного ученого. Господствую­щая в данное время в мышлении данного ученого система ценностей имеет, согласно Веберу, регулятивный характер. Она определяет выбор им предмета исследования, его мето­дов, способов образования понятий и норм мышления.

Определяющая роль причинного объяснения по сравнению с законом. Здесь немецкий мыслитель исходит из того, что в методологии социальной науки знание законов — не цель, а средство исследования, которое облегчает сведение культур­ных явлений к их конкретным причинам. Поэтому знание законов в этой сфере применимо настолько, насколько оно су­щественно способствует познанию индивидуальных связей.

Своеобразие теоретических понятий и методов в познании «культурной действительности». Мы уже отмечали, что Ве-бер ни в коей мере не отвергает необходимости логико-мето­дологических средств для социального познания. Вместе с тем он считает полностью бессмысленной идею, «будто целью, пусть даже отдаленной, наук о культуре должно быть созда­ние замкнутой системы понятий, в которой действительность можно будет представить в некоем окончательном членении и из которой она затем опять может быть дедуцирована». Выступая против «натуралистического монизма» (абсолюти­зирующего принципы естествознания) и гегелевского панлогиз­ма (абсолютизирующего мышление и его формы), Вебер стре­мится объединить общее (законы, теоретическое) с единичным (индивидуальным, эмпирическим), отдавая приоритет второй сто­роне их единства.

Осознание особой роли понимания как своеобразного способа постижения социальных явлений и процессов, противополож­ного методу естественных наук. Обосновьюая специфику со­циального познания, немецкий мыслитель отмечает, что, изу­чая социальные образования в отличие от биологических орга­низмов; «мыпонимаем поведение отдельных индивидов, уча­ствующих в событиях, тогда как поведение клеток мы понять не можем», а можем только установить правила (законы) дан­ного процесса. А это есть объяснение, основанное на наблю­дении, а не «интерпретирующее объяснение», являющееся спе­цифическим свойством социального познания. Понимание у Вебера и у неокантианцев — постижение инди­видуального, в отличие от объяснения, основным содержанием которого является подведение единичного под всеобщее. Общесо­циологическая концепция Вебера названа им «понимающей соци­ологией», «понимает» социальное действие и тем самым стремит­ся объяснить его причину. Сочетания человеческих действий по­рождают устойчивые «смысловые связи» поведения.

Результат понимания не есть окончательный результат исследования, а всего лишь гипотеза высокой степени вероятности, которая, чтобы стать научным положением и занять твердое мес­то в системе знания, должна быть верифицирована объективны­ми научными методами. Подчеркнем, что Вебер не разводит рез­ко понимание и объяснение (как Риккерт или Дильтей), а стре­мится сблизить эти подходы, считая, однако, основным для наук о культуре понимание.

Категория «идеальный тип»

Этимологически термин «идеальный тип» восходит к слову «идея», в котором Вебер выделяет два основных значения: 1) иде­ал, образец, т. е. то, что должно быть, к чему следует стремить­ся. Это своеобразная максима, т. е. правило, регулирующее опре­деленные связи и взаимоотношения людей; 2) мысленно сконст­руированные образования как вспомогательные логические сред­ства, продукт синтеза определенных понятий: «капитализм», «об­мен товаров», «церковь» и т. п.

Если в первом своем аспекте идея выступает в качестве идеа­ла, с высоты которого о действительности выносится оценочное суждение, то во втором — она есть целостная система понятий­ных средств, в сравнении с которыми действительность сопостав­ляется и измеряется. Хотя между указанными аспектами идеи существует определенная взаимосвязь, смешение этих двух «в корне различных значений» недопустимо, ибо ведет к заблужде­ниям.

Итак, «идеальный тип» — понятийное образование. А посколь­ку каждая наука работает с помощью комплекса специфических понятий своей эпохи, то одним из важнейших критериев зрелос­ти науки Вебер считает овладение идеальным типом как своеоб­разным инструментом (орудием) познания и его умелое приме­нение.

Умение оперировать понятиями и непрерывное совершенство­вание такого умения — важный показатель прогресса исследова­ний в науках о культуре, свидетельство их высокой логико-мето­дологической и теоретической зрелости.

Подчеркивая важную роль идеальных типов в исследовании социально-исторических явлений, немецкий мыслитель вместе с тем не склонен к преувеличению их роли. Тем более он резко выступает против того, чтобы идеальные типы считать конечной целью, а не средством социального познания.

Если идеальные типы — лишь одно из средств (хотя и очень важное) познания социальных явлений в их культурном значе­нии, то каково назначение идеальных типов, какова цель их обра­зования? Отвечая на этот вопрос, Вебер указывает, что какое бы содержание ни имел рационально созданный идеальный тип (будь то этическая, эстетическая или правовая норма, техническое пред­писание или политический принцип и т. д.), нужно иметь в виду следующее обстоятельство. «Конструкция идеального типа в рам­ках эмпирического исследования всегда преследует только одну цель: служить «сравнению» с эмпирической действительностью, показать, чем они отличаются друг от друга, установить степень отклонения действительности от идеального типа или относитель­ное сближение с ним, для того чтобы с помощью по возможнос­ти однозначно используемых понятий описать ее, понять ее пу­тем каузального сведения и объяснить».

Вебер считает одним из распространенных заблуждений ис­толкование идеальных типов «на манер» средневекового «реализ­ма», т. е. отождествление этих мысленных конструкций с самой историко-культурной реальностью, их «субстанциализацию». Он указывает на ту серьезную опасность, которая возникает тогда, когда обнаруживается стремление стереть грань между идеаль­ным типом и действительностью.

Говоря об отношении мысленной конструкции к эмпиричес­ки данным фактам действительности, Вебер считает, что такая конструкция не дает изображения последней, но представляет для этого «однозначные средства выражения». Идеально-типическая абстракция все же обязана своим происхождением действитель­ности, ибо она «компилируется» из различных элементов после­дней, сочетает, объединяет определенные связи и процессы исто­рической жизни в некий «космос мысленных связей», лишенный внутренних противоречий. Тем самым — это своеобразная «идея-синтез», характерная черта которой состоит в том, что «по своему содержанию данная конструкция носит характер утопии, полу­ченной посредством мысленногоусяпетя определенных элемен­тов действительности». Вебер разграничивает социологический и исторический иде­альные типы. Если в первом случае исследователь с помощью данной мысленной конструкции «ищет общие правила событий», то во втором — он стремится к каузальному анализу индивиду­альных, важных в культурном отношении действий, личностей и т. п., пытается найти генетические связи (примеры генетических идеальных типов — «средневековый город», «кальвинизм», «куль­тура капитализма» и т. д.).

Социологические идеальные типы в отличие от исторических являются более «чистыми» и более общими, здесь не надо при установлении общих правил, событий осуществлять их простран­ственно-временную привязку в каждом конкретном случае. Это своего рода «разумная абстракция», избавляющая социолога от повторений, ибо сконструированные им чистые идеальные моде­ли встречаются всегда во все исторические эпохи, в любой точке земного шара.

Тем самым генетический (исторический) идеальный тип на­ходится на более «приземленном» методологическом уровне, он ближе к действительности. Выявляя преимущественно «однократ­ные связи», он применяется локально во времени и пространстве. Применение же социологического идеального типа как более чис­того и универсального не локализовано в пространственно-вре­менном отношении, ибо он есть средство выявления связей, су­ществующих всегда и везде. Идеальные типы «работают» тем лучше, чем они «чище», т. е. чем дальше от действительных, эм­пирически существующих отношений. Оба вида идеальных ти­пов тем самым различаются по степени общности.

Рациональный смысл различения Вебером указанных двух видов идеальных типов состоял в том, что ему удалось значи­тельно сузить пропасть между историей и социологией, которая разделяла эти две науки в теории баденской школы. Вместе с тем разработка Вебером понятия идеального типа позволила ему в определенной мере смягчить противоположность индивидуа­лизирующего и генерализирующего способов мышления, осла­бить разрыв между ними.

Объективность и постулат «свободы от оценки»

Вебер следующим образом формулирует сущность данного принципа: «Объективность» познания в области социальных наук

характеризуется тем, что эмпирически данное всегда соотносится с ценностными идеями, только и создающими познавательную ценность указанных наук, позволяющими понять значимость этого познания, но не способными служить доказательством их значи­мости, которое не может быть дано эмпирически».

Немецкий мыслитель — за строгую объективность и в сфере социального познания, ибо он считает, что данное требование не есть благое пожелание, а оно само объективно обусловлено. Это ближайшим образом означает, что «в решении каждой професси­ональной задачи вещь как таковая заявляет о своих правах и требу­ет уважения ее собственных законов. При рассмотрении любого специального вопроса ученый должен ограничить свою задачу и устранить все, непосредственно не относящееся к делу, прежде всего свою любовь или ненависть».

Вебер твердо убежден в том, что вносить личные мотивы в специальное объективное исследование противоречит самой сущ­ности научного мышления, в какой бы сфере (в том числе и соци­альной) ни применялись его принципы. Конечно, человеку не уда­ется полностью исключить свои субъективные пристрастия, но лучше всего, если он будет все-таки держать их при себе. А ос­новное внимание сосредоточит на выполнении своего главного долга — искать истину, «нести в массы» специальные знания.

Итак, антиномия (противоречие). С одной стороны, Вебер счи­тает, что человек (будь он ученый, политик и т. д.) не может «вы­кинуть за борт» свои субъективные интересы и пристрастия. С другой стороны, он полагает, что надо полностью их отвергнуть именно в чисто научном аспекте. Вебер убежден, что там, где исследователь приходит со своим сугубо личным ценностным суж­дением по тому или иному вопросу, то здесь уже нет места пол­ному беспристрастному пониманию фактов, а значит, и строго объективной социальной науки. Но как же разрешить эту антино­мию? Судя по всему, она всегда будет неразрешенной в целом, хотя в отдельных своих аспектах может быть преодолена.

Таким образом, для успешной и последовательной реализа­ции требований принципа «свободы от оценки» необходимо раз­личать две принципиально разные вещи: проблему свободы от суждений в строгом смысле и проблему соотнесения познания и ценностей. В первом случае речь идет о необходимости четко раз­делять эмпирически установленные факты и закономерности с точки зрения мировоззрения исследователя, их одобрения или нео­добрения. Во втором случае речь идет о возможности и необходи­мости строго научного исследования ценностных компонентов вся­кого (и прежде всего социального) познания.

«Понимающая социология»

Свою общесоциологическую концепцию Вебер назвал «пони­мающей социологией». Центральной ее категорией является «со­циальное действие», в нем субъективный смысл действия соотно­сится с поведением другого человека. Совокупность человеческих действий порождает возникновение устойчивых смысловых свя­зей в обществе. Социальное действие — основной предмет веберовской социологии, а поскольку его объяснение требует анализа вложенного в него смысла, то всякое социологическое описание требует понимания как основания научной методологии.

Вебер использовал понятие «понимание», заимствованное из герменевтики, не только как метод интерпретации смысла и струк­туры авторских текстов, но и как метод раскрытия сущности всей социальной реальности, всей человеческой истории. Тем самым понимание у него есть нечто большее, чем просто «переживание» текста или социального феномена.

Согласно Веберу, понимание, во-первых, не тождественно эм­пирическому познанию, не есть объяснение на основе каузально­го и иных рациональных методов. Во-вторых, понимание следует отличать от истолкования (интерпретации) как средства достиже­ния понимания. Наибольшей очевидностью обладает целерациональная интерпретация, т.е. ориентированная на субъективные цели и средства их достижения. Иначе говоря, проблема понима­ния решается Вебером в связи с целерациональным действием: «понимание в чистом виде имеет место там, где перед нами целерациональное действие».

Социология как «понимающая» наука рассматривает свой ос­новной объект — действия (поведение) людей — исключительно изнутри, т. е. с точки зрения их смысла, но никоим образом не посредством перечисления физических или механических черт че­ловеческого поведения (хотя они и играют здесь определенную роль). При этом «понимающий социолог» не может упускать из виду того очевидного обстоятельства, что «человеческие действия в весьма существенной степени осмысленно соотносятся с не ве­дающим осмысления «внешним миром», с явлениями и процес­сами природы: теоретическая конструкция поведения изолирован­ного экономического человека, например, создана именно на этой основе».

Подлинная задача социологии состоит, по Веберу, в том, что­бы «интерпретируя, объяснить» — с учетом указанных внешних факторов — осмысленно соотнесенные действия людей, характер и специфику этих действий — как с объектами внешнего, так и собственного внутреннего мира; стремления людей, мотивы и при­чины их целерациональных действий. Сказанное не означает, что понимающая социология есть просто отдельная часть психоло­гии, а не вполне самостоятельная наука. Хотя, действительно, принижать значение психологических соображений, а тем более полностью отвергать их социология не должна. Но сам по себе чисто психологический аспект понимания проблематичен и огра­ничен.


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



Сейчас читают про: