Имущественные права Церкви

В компетенцию церковного управления входит распоряжение тем имуществом, которое либо принадлежит Церкви и церковным учреждениям по праву собственности, либо находится в церковном пользовании.

Церковь — богоучрежденный институт, происхождение ее неотмирно; но в своей земной части Церковь поставлена в обыкновенные условия жизни и имеет нужду в земных вещественных средствах. Для общественного богослужения необходимы особые здания — храмы, а также богослужебная утварь, священническое облачение. Кроме того, в состав Церкви входит клир, для которого храмовая служба и управление церковными делами составляют повседневное профессиональное занятие. В силу этого духовные лица практически не имеют возможности добывать себе пропитание и вообще средства к существованию вне Церкви. Апостол Павел писал Коринфянам: «Разве не знаете, что священнодействующие питаются от святилища? Что служащие жертвеннику берут долю от жертвенника? Так и Господь повелел проповедующим Евангелие жить от благовествования» (1 Кор. 9:13-14).

Церковь не может не располагать имуществом, но юридический характер ее отношения к этому имуществу определяется внешним церковным правом, он зависит от статуса Церкви в государстве. В первые 3 века в Римской империи ни Вселенская Церковь, ни отдельные церковные учреждения, будь то епископии или приходы, не имели права юридического лица, хотя фактически какой-то собственностью они распоряжались. Христианские общины были тогда отнесены к разряду запрещенных союзов «collegia illicita», и всякое очередное гонение на христиан начиналось, как правило, с разграбления церковного имущества, против которого не защищали государственные законы. Но после принятия Миланского эдикта Церковь получила право приобретать в собственность имущество по завещанию, в дар, через покупку.

В новых западноевропейских государствах Церковь благодаря множеству привилегий сосредоточила в своих руках огромные богатства, в том числе и недвижимости. В XIII столетии на Католическом Западе установилась практика, в соответствии с которой имущество, приобретаемое Церковью, переходит в «мертвую руку» (manus mortua), т.е. изымается из гражданского оборота и закрепляется за Церковью навсегда. Ввиду того, что эта так называемая амортизация сопровождалась невыгодными для государственной экономики последствиями, светские государи издавали амортизационные законы, которыми ограничивались размеры приобретаемых Церковью земельных владений. С XVI века (начиная с эпохи Реформации) такие законы вошли в действующее право не только протестантских, но и католических государств. Однако, в новое время, с XIX века, законы об амортизации почти во всех западноевропейских странах были отменены. Церковные учреждения могут беспрепятственно приобретать имущество, но, в силу обстоятельств времени, никакого особого скопления богатств в руках Церквей не происходит.

На Руси, как и в Византии, до середины XVI в. не было препятствий для приобретения Церковью земельных владений по завещаниям на помин души, через княжеские пожалования, через дарственные и через покупку. Но в конце XV века был поднят вопрос о правомерности церковного землевладения. Иван IV постановил, чтобы церкви и монастыри не приобретали вотчин без дозволения государя. В 1580 году Иван Грозный окончательно запретил архиерейским домам и монастырям увеличивать земельные владения. В XVII столетии правительство предпринимает меры к тому, чтобы изъять церковные вотчины из заведования церковных учреждений. На основании Уложения царя Алексея Михайловича, изданного в 1649 г., был образован Монастырский Приказ не только для рассмотрения судебных гражданских дел, касающихся церковных людей, но и для распоряжения сбором доходов с церковных вотчин. В синодальную эпоху до середины XVIII века церковные земли номинально и юридически оставались в собственности Церкви, однако на деле они находились в распоряжении светских правительственных учреждений и лишь часть от их доходов шла на церковные нужды.

С 1764 года все церковные и монастырские земли были секуляризованы — отобраны в государственную казну. Этим актом окончательно упразднялось церковное вотчинное землевладение в России. С этих пор лишь небольшие ненаселенные участки земли могли оставаться в церковной собственности. Но Церковь не была ограничена в приобретении движимого имущества и накоплении денежных средств.

Радикальные изменения в имущественной правоспособности Церкви наступили после падения монархии и синодальной системы и с изданием Декрета об отделении Церкви от государства в 1918 году. Ныне храмы и часть богослужебной утвари, которой, пользуются верующие люди, находятся в собственности государства, храмы арендуются общинами православных христиан, так называемыми двадцатками, которые несут материальную ответственность за сохранность выданного им имущества. Часть богослужебной утвари, денежные средства, предметы хозяйственного назначения находятся в распоряжении церковной общины по праву собственности. По тому же праву двадцатки могут иметь и храмы, если эти храмы построены на средства прихожан. Новый закон нашей страны о свободе совести предоставил церковным общинам и учреждениям права юридического лица.

В канонах нет ответа на вопрос о том, кому в Церкви принадлежит право собственности на имущество, используемое в религиозных целях. Поскольку в Византии, на Руси и на Западе вплоть до позднего средневековья церковное имущество в принципе было неотчуждаемо, вопрос этот не имел практической важности. Однако, в эпоху Реформации, когда Католическая Церковь лишилась не только своих пасомых, отпадших в протестантские церкви, но и богатств, в том числе земельных владений, вопрос о церковном праве собственности приобрел большой практический смысл.

С первых веков церковной истории выдвигались разные учения о субъекте собственности церковных имуществ. Еще на почве римского права сложилось учение, согласно которому церковное имущество, предназначенное исключительно для церковных нужд, принадлежит Богу. Но противники этой теории использовали такой аргумент: к Богу неприменимы юридические понятия гражданского права об обязательствах, взысканиях за долги, подчинении регулятивной власти государства. Поэтому некоторые немецкие ученые называли данную теорию «наивным богохульством». Сторонники другой теории, также восходящей к первым столетиям истории Церкви, провозглашают; церковное достояние — это собственность нищих. Все неспособные жить на свои средства, в том числе к духовенство, лишенное возможности добывать себе средства к существованию трудом вне храма и богослужения, имеют право жить за счет церковного имущества. Еще Августин Блаженный говорил, что епископы, распоряжающиеся церковным имуществом, — это только прокураторы, уполномоченные хозяев, а подлинные хозяева — нищие (pauperes). Однако, на основании папских декреталов, на Западе церковные доходы подлежали делению на четыре части: одна шла в пользу епископа, причем не только на его личные нужды, но и на гостеприимство и прием странствующих, другая — на содержание клириков, третья — на нищих, четвертая — на церковно-строительные и богослужебные издержки. Таким образом, бедным, согласно этим декреталам, доставалась лишь четверть церковных доходов, следовательно, считать именно их собственниками церковного имущества не было достаточных оснований. К тому же отсутствие каких бы то ни было правовых обязанностей нищих по отношению к церковному имуществу также не позволяет считать их собственниками церковного имущества в формально юридическом смысле. Но в Византии и особенно у нас, на Руси, где церковное право не тяготело к уподоблению гражданскому праву с его юридическим формализмом, были чрезвычайно распространены обе эти идеи: о Боге и о нищих как собственниках церковных достояний. В жалованных и вкладных грамотах вотчины жертвовали Богу, Спасу, Пресвятой Богородице, святителю Николаю, Иоанну Предтече. А церковное богатство в древнерусских памятниках иногда именуется богатством нищих.

Между тем в Западной Европе в средневековье была выдвинута теория общецерковной собственности, которая, в сущности, сводилась к признанию папы субъектом права собственности на церковное имущество, хотя из-за ряда причин прямо это не провозглашалось. Однако, в эпоху Реформации и в новое время теорию эту уже нельзя было применить к действительной жизни: ни одно из новоевропейских национальных государств, в том числе и католических, не склонно допускать, чтобы в пределах его территории церковным имуществом распоряжалась экстерриториальная власть. Но что касается Церквей национальных, замкнутых в пределах одного государства, эта теория находила свое отражение в положительном праве. У нас в России в XIX столетии эта теория лежала в основе «Устава церковных дел иностранных исповеданий» в применении к Армянской Церкви.

В новое время выдвинута была и так называемая теория целевого имущества, согласно которой нет надобности отыскивать субъекта права церковной собственности, церковное имущество принадлежит не физическим и юридическим лицам, а той или иной цели или назначению. Эта теория получила широкое распространение среди канонистов-католиков, но она отвергалась цивилистами-специалистами по гражданскому праву как логически несостоятельная, ибо цель, утверждают они, непременно предполагает лицо, преследующее ее.

В XVII и XVIII вв. в противовес теории общецерковного права и под влиянием антихристианской идеологии естественного права складывается так называемая публицистическая теория, которая право собственности церковного имущества переносила на государство. Эта теория вполне соответствовала государственно-правовым доктринам протестантского мира. Она же послужила обоснованием секуляризации церковных владений, которая проводилась в XVIII и XIX вв. в православных и католических странах, в том числе и в России, хотя при проведении секуляризации у нас в 1764 году в манифесте Екатерины II не было ссылок на данное учение, напротив, утверждалось, что правительство пошло на это мероприятие ради «славы имени Божия».

В эпоху Реформации протестантскими учеными была выдвинута еще одна — церковно-общинная теория, согласно которой собственником церковного имущества является община как корпорация. Ввиду неполноты этой теории даже применительно к протестантским церквам и невозможности ее действия в Католической Церкви, которая не рассматривает епархию или приход как самостоятельный субъект каких-либо прав, в XIX веке сформулирована была еще одна, близкая к ней теория, но более гибкая — так называемая институтная. Согласно этой теории субъектом церковной собственности являются и общины-корпорации, и институты, основанные не на корпоративной или коллегиальной основе, а подчиненные воле их учредителей. Названная теория позволяла считать субъектами церковной собственности как церковные общины, так и церковные институты. Такие идеи выдвигались в области теории права.

Что касается положительного права, то в Католической Церкви субъектом права церковной собственности признаются:

1. mensa episcopalis — епископские дома;

2. кафедральные и коллегиальные капитулы, т.е. духовные корпорации при церквах, соответствующих нашим соборам;

3. приходская должность и служащее для ее обеспечения имущество (beneficium);

4. церковная фабрика fabrica ecclesiae, — фиктивный субъект, материальным субстратом которого служит имущество, предназначенное для сооружения, устроения и поддержания храма и богослужения;

5. монашеские ордена и конгрегации;

6. учебные и благотворительные церковные заведения.

В российском законодательстве синодальной эпохи говорится об имуществе, принадлежащем Святейшему Синоду, архиерейским домам, приходским церквам без разделения fabrica и beneficium, как на Западе, а также монастырям, православным женским общинам, бесприходным городским храмам (кафедральным, кладбищенским и ружным), духовно-учебным заведениям, попечительствам о бедных духовного звания, епархиальному духовенству, в собственности которого находились свечные заводы и денежные капиталы.

Неприкосновенность имущества Церкви и церковных учреждений, в зависимости от правовой системы того или иного государства и от статуса Церкви в нем, защищается теми или иными законами. Сама же Церковь не имеет ни власти, ни права защищать свое достояние санкциями принудительного характера; она располагает для этого средствами иного, духовного характера. 42 правило Карфагенского Собора гласит: «Определено такожде, чтобы пресвитеры, без соизволения своих епископов, не продавали вещей церкви, в которой посвящены. Равно и епископам не позволительно продавати церковныя земли, без ведома Собора или своих пресвитеров. Того ради, кроме нужды, и епископу не позволительно расточати вещи, находящиеся в церковной описи». А Отцы VII Вселенского Собора в 12 правиле изрекли: «Аще кто, епископ или игумен, окажется что-либо из угодий, принадлежащих епископии, или монастырю, продавшим в руки властей, или отдавшим иному лицу: не твердо да будет оное отдаяние, по правилу Святых Апостол, глаголющему: епископ да имеет попечение о всех церковных вещах, и оными да распоряжает, яко Богу назирающу; но не позволительно ему присвояти что-либо из оных, или сродникам своим дарити принадлежащее Богу: аще же суть неимущие, да подает им яко неимущим, но под сим предлогом да не продает принадлежащаго Церкви (Ап. 38). Аще поставляют в предлог, что земля причиняет убыток, и никакой пользы не доставляет, то и в сем случае не отдавати поля местным начальникам, но клирикам или земледельцам. Аще же употребят лукавый оборот, и властелин перекупит землю у клирика, или земледельца, то и в сем случае продажа да будет недействительна, и проданное да будет возвращено епископии, или монастырю, а епископ, или игумен, тако поступающий, да будет изгнан: епископ из епископии, игумен из монастыря, яко зле расточающие то, чего не собрали».

Что касается объектов церковного имущества, то они подразделяются на:

1. вещи священные (res sacrae) и

2. вещи церковные.

К первым относятся все предметы, специально предназначенные для совершения богослужения, а вторые — включают всякое имущество, служащее церковным целям. Вещи священные, в свою очередь, подразделяют на священные в собственном смысле слова и освященные. Вещь становится священной чрез ее освящение или чрез самый характер ее употребления. Это могут быть как движимость, так и недвижимость. Кроме самих храмов, церквей священными являются: священные сосуды (потир, дискос, лжица, копие, дарохранительница), а также все напрестольные вещи (антиминс, Евангелие, Кресты напрестольные, мощи, образа, покровы священных сосудов, одежды на престоле и жертвеннике). К освященным вещам относят следующие из недвижимости: молитвенные дома, часовни, кладбища, а из движимости: купели, ковши, кропила, кадильницы, паникадила, лампады, подсвечники, поставленные на них свечи, богослужебные книги, колокола. Согласно канонам, священные предметы не могут быть обращены на обыкновенное употребление. Как гласит 73-е Апостольское правило: «Сосуд златый, или сребряный освященный, или завесу, никто уже да не присвоит на свое употребление. Беззаконно бо есть. Аще же кто в сем усмотрен будет, да накажется отлучением». По 10‑му правилу Двукратного Собора: «Те, кои святую чашу, или дискос, или лжицу, или досточтимое облачение трапезы, или глаголемый воздух, или какой бы то ни было из находящихся в алтаре священных и святых сосудов или одежд, восхитят для собственной корысти, или обратят в употребление не священное, да подвергнутся совершенному извержению из своего чина». Только в одном случае древние церковные правила дозволяли продавать церковные сосуды: когда не было других средств для выкупа пленных (Ном. Фот. Тит. 2, гл. 2). Но и в этом случае продавались не самые священные сосуды, а только материал их в виде слитков[405]. К обыкновенному церковному имуществу принадлежит вся недвижимость, движимость и все деньги, предназначенные на содержание церквей, духовенства и для удовлетворения общецерковных нужд, например, на содержание духовных школ.