double arrow

Агностицизм

Увы, даже математика и физика имеют дело не с реальными свойствами вещей. Вскоре после Локка ирландский философ Дж.Беркли показал, что и первичные качества вещей – величина, форма, движение – также являются продуктом совместной деятельности чувств и разума, т.е. не существуют реально как объективные свойства вещей. Не просто знакомы нам вещи и люди, но даже их скелеты есть порождение нашей чувственности и разума! И один из крупнейших философов Нового времени – немецкий философ И.Кант (1724 – 1804) сделал отсюда вывод о том, что мы ничего не знаем и никогда не узнаем о том, каков мир на самом деле.

Действительно, подумайте сами: мы только что убедились в том, что мир нашего повседневного опыта представляет собой конструкцию наших чувств и разума. Конечно, мы конструируем вещи и их свойства под воздействием внешнего мира. Но похожи ли мир и вещи нашего повседневного опыта на ту реальность, которая на нас воздействует? Для ответа на этот вопрос нам нужно было бы сравнить некоторую вещь и представление об этой вещи, существующее в нашем сознании. Это можно было бы сделать лишь в том случае, если бы мы были способны выйти из границ нашего сознания и взглянуть на него, так сказать, «со стороны». Более того, нам нужно увидеть и сами вещи без посредства нашей чувственности и разума. Вспомните «Волшебника изумрудного города»! Все жители этого города ходят в зеленых очках, поэтому весь город, все окружающие вещи представляются им зелеными. Они считают зеленый цвет объективным свойством своего мира. Чтобы убедиться в том, так ли это на самом деле, нужно снять очки и взглянуть на город без них. Но это невозможно! Человек не может освободиться от своей чувственности и разума, не может снять очки, надетые на него природой. Поэтому мы обречены жить в мире, созданном нашим сознанием, познавать его, но объективный мир нам недоступен – это, как говорит Кант, «вещь в себе». Такая позиция, отрицающая познаваемость мира, называется в философии «агностицизмом».

Агностицизм преодолевался в философии разными способами. Для нас же с вами урок агностицизма заключается в следующем простом положении: следует отличать образ мира, создаваемый нашим сознанием, наукой, от самого объективного мира и всегда помнить о том, что любое наше представление о вещах и людях может оказаться ошибочным. Небольшая доля агностицизма – хорошее лекарство от фанатизма и самоуверенности.

Истина

В конце концов, все проблемы гносеологии стягиваются в одну: что такое истина и как ее получить? В повседневной жизни слово «истина» служит для выражения согласия, признания чего-то фактом, для обозначения глубокого, сокровенного знания о мире, содержащегося в Откровении, и т.д. Гносеология уточняет одно из значений этого слова.

Истинной (или просто истиной) называется такая мысль, которая соответствует своему предмету, т.е. представляет его таким, каков он есть на самом деле. Соответственно, ложной будет такая мысль, которая не соответствует своему предмету, т.е. представляет его не таким, каков он на самом деле.

Это очень просто: предложение «Москва – столица России» истинно, ибо Москва действительно является столицей России; предложение «Тверь – столица России» ложно, ибо на самом деле это не так. В сущности, именно таким пониманием истины мы часто руководствуемся в повседневной жизни. Скажем, насобирав в лесу поганок и мухоморов, мы приходим домой, и нам говорят сердобольные соседи: «Эти грибы ядовиты». Не обращая внимания на предостережения окружающих, мы жарим и съедаем свою добычу, а потом, уже лежа в больнице, со вздохом признаем: «Да, соседи были правы, эти грибы действительно ядовиты».

Вот такое понимание истины обыденным мировоззрением выразили еще Платон и Аристотель, поэтому концепцию истины, рассматривающую ее как соответствие мысли действительности, часто называют «классической» концепцией истины или теорией «корреспонденции» (от англ. correspondence – соответствие). По-видимому, такое понимание истины глубоко укоренено в обыденном мировоззрении и здравом смысле, поэтому оно и держится в нем вот уже более двух тысяч лет. Идея, выражаемая классической концепцией истины, на первый взгляд проста: если наш мысленный образ вещи, ситуации, мира в целом похож на саму вещь, ситуацию, мир сам по себе, то этот образ истинен. Он помогает нам ориентироваться в мире и успешно действовать. Эта идея нашла выражение в марксистской «теории отражения», согласно которой истина и наше сознание в целом представляют собой отражение внешнего мира, причем слово «отражение» несло в своем содержании мысль о зеркале, о зеркальном сходстве отображаемого с отображением.

На уровне здравого смысла, повседневного опыта, обыденного мировоззрения все это выглядит вполне приемлемым. Однако философы приходят в отчаяние, пытаясь уточнить классическое понимание истины. Многие из них перед лицом столетних неудач вообще отказываются говорить об истине и считают понятие истины абсурдным. Почему?

Можно указать, по крайней мере, на три проблемы, которые возникают в связи с попытками уточнения классической концепции истины.

Во-первых, чрезвычайно неясно, что означает «соответствие» мысли действительности или реальному положению дел. Ну, когда речь идет о чувственном образе, то это «соответствие» еще можно истолковать как «сходство» образа и вещи. Я могу допустить, что мой чувственный образ стола как-то похож на сам стол (да и то это самостоятельная сложная проблема, чем мы могли убедиться, рассматривая вопрос о первичных и вторичных качествах). Но о каком сходстве можно говорить, когда речь идет о мысли и предмете? В каком смысле утверждение «Треугольник имеет три угла» похоже на треугольник? Ясно, что ни о каком «сходстве» речь здесь идти не может. Но тогда что такое «соответствие»? Это до сих пор открытый вопрос.

Во-вторых, как узнать, где истина, а где ложь, как отличить истину от заблуждения? Это вопрос о критерии истины, о ее признаках. Декарт, например, полагал, что критерием истины являются ясность и отчетливость: если некоторая мысль мне совершенно ясна, то она и истинна. По-видимому, этот критерий мало что дает. Вот две противоположные мысли: «Слоны живут в Австралии» и «Слоны не живут в Австралии». Обе мне ясны, но какая из них истинна? Марксистская философия в качестве критерия истины предложила рассматривать практическую деятельность: если, руководствуясь какой-то мыслью, я добиваюсь успеха в деятельности, то эта мысль истинна. По-видимому, во многих случаях этот критерий помогает нам отличить истину от заблуждения. Если я покупаю ружье, еду в Австралию охотиться на слонов, но прочесав ее вдоль и поперек, не нахожу ни одного слона, то вправе заключить, что мысль «Слоны живут в Австралии» ложна и истинна противоположная мысль. Хочешь узнать, щедр человек или скуповат, - сходи с ним в ресторан или попроси у него взаймы; хочешь узнать, не сгнила ли твоя картошка, – попробуй ее почистить. Критерий практики на первый взгляд так прост и очевиден, что мы, советские философы, иногда удивлялись: почему же наши зарубежные коллеги не хотят его признать? Верно, на уровне повседневного опыта он функционирует неплохо. Но уже и здесь выясняется, что ложные идеи также приводят к успеху в практической деятельности. Простой пример: мы до сих пор ориентируемся на местности, исходя из того, что Солнце и весь небосвод вращаются вокруг Земли. А уж когда речь заходит о более сложных вещах, о научных и математических теориях, то и само понятие практики становится либо вовсе неприменимым, либо чрезвычайно расплывчатым.

Наконец, третий важный вопрос, связанный с классическим понятием истины, встает при попытке оценить историю человеческого познания. Классическая концепция знает лишь два понятия – истину и ложь. Допустим, в настоящий момент мы умеем из совокупности современного человеческого знания и убеждений выделить истину и отделить ее от лжи. Взглянув с точки зрения современных истин на предшествующие идеи и теории, мы обнаружим, что все они или, по крайней мере, большая часть – ложны. Скажем, сейчас нам совершенно ясно, что естественно-научные взгляды Аристотеля ложны, что медицинские идеи Гиппократа и Галена ложны, что теории эволюции Кювье или Ламарка ложны, что даже великий Ньютон ошибался в своих представлениях о природе света, пространства и времени. Но как же сплошная цепь заблуждений могла привести к современной истине? И как это люди могли жить и действовать, руководствуясь исключительно ложью? Что-то здесь не так. Значит, оценка истории познания требует каких-то новых понятий, либо изменения смысла классического понятия истины.

Предложено немало решений указанных проблем, но пока среди них нет ни одного, которое не порождало бы, в свою очередь, еще более трудных вопросов. Поэтому многие философы предпочитают вообще не говорить об истине. Некоторые же предлагают отказаться от классического понимания истины и выработать какое-то иное истолкование этого понятия. Например, в конце Х1Х – начале ХХ вв. американские философы Ч.Пирс, У.Джеймс и Дж.Дьюи разработали прагматизм – философскую концепцию, которая просто отождествляет истинность с полезностью: истинно то, что полезно, что приносит успех, и неважно, похоже ли наше представление о мире на сам мир. Возможно, что в общественной жизни такое понимание истины и можно было бы принять. В самом деле, если кто-то действует, руководствуясь некоторыми представлениями об обществе, о людях, отношениях между людьми, и добивается жизненного успеха, то, по-видимому, его представления верны, истинны. Если государственный деятель предлагает какие-то социальные реформы и осуществление этих реформ идет на благо обществу, то, по-видимому, идеи такого деятеля верны. Однако для естествознания такое понимание истины совершенно не подходит: мы не можем считать истинной геоцентрическую систему мира только потому, что успешно ею пользуемся в своих повседневных делах. В ХХ в. было предложено еще несколько концепций истины, и сейчас по поводу истолкования этого понятия продолжаются споры. И все-таки среди всех этих споров прочно стоит основная идея обыденного мировоззрения и классической концепции: истинно то, что соответствует реальному положению дел.

ЛЕКЦИЯ №7. «ФИЛОСОФИЯ И НАУКА. СТРУКТУРА НАУЧНОГО ЗНАНИЯ. НАУЧНЫЕ РЕВОЛЮЦИИ И СМЕНА ТИПОВ РАЦИОНАЛЬНОСТИ».

Познание вплетено в любую человеческую деятельность. Когда вы собираетесь искупаться и пробуете ногой воду – это акт познания; когда ходите по рынку, выбирая овощи, - это акт познания; когда прежде чем начать есть колбасу, вы даете сначала кусок своей кошке – это акт познания. Люди не смогли бы ориентироваться в мире и жить в нем, если бы постоянно и напряженно не вглядывались в окружающие предметы. В последние два-три столетия познание стало особой социальной деятельностью, а наука – одним из важнейших социальных институтов. Естественно, что философы обратили на нее внимание и в ХХ в. на стыке философии, самой науки и ее истории сформировалась новая область исследований, получившая наименование «философия науки». От общих гносеологических рассуждений о познании и истине философия науки перешла к конкретному анализу структуры научного знания, методов научного исследования, способов и форм развития научного знания. И теперь знакомство с гносеологией требует некоторого знания общепризнанных результатов философии науки.

Первый вопрос, который встает перед философией науки, это вопрос о том, что такое наука? Как установить, занимается человек наукой или чем-то иным? На первый взгляд может показаться, что ответить на него совсем просто, ну хотя бы заглянуть в словарь и прочитать: наука есть область человеческой деятельности, вырабатывающая объективное знание о мире. Однако такое определение очень быстро обнаруживает свою неудовлетворительность: если вы вдруг встретите астролога или хироманта (которых ныне развелось как никогда много), они вам скажут, что занимаются выработкой объективного знания о мире. Так что же они -–ученые? Точно так же и представитель любой религии скажет вам, что подлинным знанием о мире владеет именно он. Оказывается, ответ на наш вопрос совсем не прост.

Любое определение, как известно, должно давать нам возможность отличать нужные предметы (явления) от всего остального. Скажем, определение «Простым называется число, которое делится только на самое себя и единицу» позволяет нам отличать простые числа от всех остальных. Если же определение не выполняет такой функции, оно считается некорректным. Философия стремится сформулировать такое определение науки, которое позволило бы нам отделить, отличить науку от всего остального – от магии, религии, философии, искусства и т.п. Вопрос об определении понятия науки в философии известен как проблема демаркации: как провести границу между наукой и другими сферами человеческой деятельности? Или иначе: как отличить научное знание от веры, предрассудков и т.п.? Для этого, очевидно, нужно попытаться найти какие-то черты у науки, научного знания, которые были бы присущи только им и отсутствовали у других форм и результатов духовной деятельности. Именно на этом пути и пыталась решать свою исходную проблему философия науки.

Долгое время отличительную особенность научного знания видели в его обоснованности фактами, экспериментальными данными или наблюдениями. Считалось, что сначала ученый собирает факты, накапливает наблюдения, а затем обобщает их в теории. Например, датский астроном Тихо де Браге более 20 лет наблюдал движение планет и фиксировал их положение на небосводе. Он накопил громадный эмпирический материал. Опираясь на этот материал и собственные наблюдения, И.Кеплер вывел законы движения планет вокруг Солнца. В свою очередь, И.Ньютон обобщил результаты Галилея и Кеплера, создав теорию механики. Будучи обобщением эмпирических данных, научная теория находит свое подтверждение в этих данных. И вот именно подтверждаемость научного знания – теорий, законов – фактами или эмпирическими данными и считалась его отличительной особенностью. Наука ищет – и находит – подтверждение своих теорий и этим она отличается от других форм духовной деятельности. Почему же теории и законы науки находят столь широкое подтверждение? – Потому, что эти теории и законы истинны: они описывают реальный мир таким, каков он есть на самом деле. Опираясь на научную истину, мы избегнем ошибок и добьемся успеха в своей деятельности. Практические успехи науки – еще одно важное подтверждение истинности ее теорий.

Все это в значительной мере справедливо. С достижениями науки связаны громадные технические завоевания последнего столетия. Однако подтверждаемость эмпирическими данными или успешными техническими приложениями не решает нашей задачи – не позволяет отделить науку от ненауки. Как показывает история познания, многие ложные, ненаучные идеи и концепции находили многочисленные подтверждения. Скажем, учение Птолемея ежедневно подтверждается наблюдениями миллиардов людей: мы видим, что именно Солнце ходит вокруг Земли. Астрология и алхимия опирались на громадный эмпирический материал. Считать ли их науками? Хиромантия находит многочисленные подтверждения. Паровая машина была создана на основе ложной теории теплорода. Да что далеко ходить: рассуждения о «летающих тарелках» ныне опираются на тысячи наблюдений. Но можно ли на этом основании считать их научными? Нет, простое эмпирическое подтверждение некоторых идей или концепций пожалуй еще не дает нам права считать их научными.

Известный британский философ ХХ в. К.Поппер предложил другой способ отличать научное знание от ненаучных спекуляций. Научное знание говорит о мире, об отдельных его областях или сторонах, оно стремится описать мир таким, как он существует сам по себе. Но своих попытках дать истинное описание мира наука может ошибаться, ибо слишком невероятно, чтобы мы могли сразу и без труда познать, каков мир на самом деле. Если бы истина давалась нам без труда, наука была бы попросту не нужна. В том-то и дело, что путь к истине труден и длинен, поэтому наука затрачивает много сил, прежде чем получит истину. Но если наука говорит о мире и далеко не сразу приходит к истине, то отсюда вытекает, что в каждой научной теории, в каждом научном утверждении содержится элемент риска: они могут оказаться неверны и опыт, эксперимент, наблюдение могут их опровергнуть. Вот этот элемент риска, способность в принципе опровергаться эмпирическими данными и является, по мнению Поппера, отличительной особенностью научного знания.

Любая, даже самая абсурдная идея способна найти подтверждение. Вспомним, что в свое время учение о ведьмах находило многочисленные подтверждения: многие женщины искренне признавались в том, что они ведьмы. Но если некоторая идея или концепция находит одни лишь подтверждения, то возникает подозрение: а говорит ли она о мире, пытается ли описать реальное положение дел, т.е. является ли она научной? Может быть, эта идея выражает лишь наше отношение к миру, наши вкусы, оценки, является системой взаимосвязанных определений, а вовсе не описанием мира, претендующем на истинность? Если так, то идея лежит вне науки, т.к. наука стремится к истинному описанию мира. Если же нам все-таки удастся указать, какие факты, экспериментальные данные, наблюдения способны опровергнуть нашу идею, то тем самым мы дадим обоснование ее научности. Например, вы утверждаете, что в нашей стране жизнь идет чем дальше, тем хуже. И этому вы найдете многочисленные подтверждения. Но если вы хотите обосновать научность своей идеи, вы должны сказать, при наличии каких событий вы готовы от нее отказаться. Способность быть опровергнутой опытом – вот что отличает научную концепцию от ненаучной.

Увы, опровержимость, как и подтверждаемость, также не дает нам возможности провести четкую демаркационную линию между наукой и ненаукой. Дело в том, что многие научные теории нельзя опровергнуть с помощью опыта или эксперимента. Прежде всего, конечно, это относится к математическому знанию. Когда мы утверждаем, что «2 + 2 = 4», нам и в голову не придет обращаться к опыту за подтверждением или опровержением этого арифметического равенства. И даже если кто-то укажет нам, что сложение двух кроликов с двумя волками вовсе не дает четырех животных, мы не сочтем наше равенство опровергнутым. Мы скажем, что теории математики непосредственно относятся к числам, линиям, точкам, функциям, структурам и лишь опосредованно – к реальности. Поэтому их нельзя напрямую опровергать опытом. Но и многие другие научные теории таковы: они непосредственно говорят не о самой реальности, а о некоторых абстрактных, идеализированных объектах – об абсолютно твердых телах, о совершенных зеркалах, об идеальных газах и жидкостях и т.п. Поэтому их нельзя непосредственно сопоставлять с опытом, экспериментом с целью опровержения. Можно ли отсюда заключить, что они лежат вне науки? По-видимому, нельзя.

Попытка опереться на экспериментальное подтверждение или опровержение не дает нам возможности четко отделить науку от ненауки. Тем не менее, эмпирическая проверяемость, дающая подтверждение или опровержение наших концепций, является важнейшей характеристикой научного знания. Конечно, в науке есть теории и идеи, которые нельзя проверить опытом и экспериментом. В то же время за пределами науки можно встретить такие интеллектуальные построения, которые подтверждаются или даже опровергаются опытом. Эмпирическая проверяемость не дает нам возможности провести четкую границу. Однако во многих случаях этот критерий все-таки позволяет отделить научные построения от идеологических, политических, религиозных спекуляций. Если вы никак не можете подтвердить свою концепцию фактами, то правомерно усомниться в ее научности. Если же все вокруг подтверждает вашу концепцию и не видно, как в принципе можно было бы ее опровергнуть, то скорее всего она лежит вне науки.

Вопрос о том, что такое наука, как точно отличить науку от ненауки, так и не получил до сих пор строгого решения. Пользуясь разнообразными критериями демаркации, философ науки может приблизительно сказать, что такое наука, и способен в общих чертах обозначить сферу научной деятельности. Однако всегда останутся сомнительные случаи, для которых его критерии будут бессильны. Но вряд ли стоит считать это недостатком. Критерии научности и должны оставаться несколько неопределенными, иначе они могут оказаться препятствием для возникновения новых научных дисциплин и познания новых, ранее неизвестных предметов и явлений. Кто знает, может быть, в наступившем столетии парапсихология или изучение НЛО станут вполне респектабельными научными дисциплинами?


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



Сейчас читают про: