Философия и политика

Я никогда не говорил и не хотел сказать, что философская жизнь – это какая-то другая жизнь, а философ – это существо особой породы. Ницше, вот он считал, что женатый философ – это персонаж водевиля и что нельзя быть философом и жить мирской жизнью. Это совершенно не то, что я хотел сказать. Рассмотрим один пример.

В 1952 году я полагал, что для философа участие в политике никогда не состоит в том, чтобы принимать как таковые дилеммы времени и выбирать одну из них, сохраняя для личного пользования свои интимные мысли. Очевидно, что после того как они высказаны, уже нельзя действовать столь же прямо и непосредственно как, например, политик. Действие философа более долгосрочно, но все-таки это действие.

Гегель говорил, что истину нельзя выразить одним единственным предложением, и данная фраза могла бы служить девизом всей философской корпорации. Есть моменты для решительного "да" или "нет", и это моменты кризиса. За его пределами "да" и "нет" является политикой дилетанта. Я настаиваю на этом пункте: отказываясь выбирать между "да" или "нет", философ тем не менее не ставит себя вне политики. Он просто ограничивается высказыванием того, что все, и профессиональные политики в том числе, делают. Однако, я не думаю, что великие политики настолько манихеи как о них говорят. Близкий к философам Маркс, например, не был манихеем. Он полагал, что капитализм в упадке, но был он чем-то великим, что с философией надо покончить, но также необходимо и реализовать ее, что революция - это разрыв с прошлым, но она также и его свершение. Ленин, вот он, пожалуй, был манихеем, или, точнее, заставлял себя быть им. Рассказывают, как после исполнения сонаты Бетховена он заявил, что не следовало бы слушать эту музыку, она заставляет прощать, в то время как еще очень долго надо, наоборот, быть безжалостным.

Но великий урок последних лет, вероятно, в том и заключается, что как раз безжалостный и манихейский коммунизм выхолащивает себя. Иначе говоря, даже после того как выбор сделан, необходимо сказать, почему и при каких обстоятельствах это произошло. Думать продолжают и за пределами того, что делают. Гитлер был не прав, и политическое действие не есть молния, которая поражает. Скорее это воздействие на людей, стремящееся их убедить или соблазнить. Смысл "да" и "нет" лишь в пунктуации цикличности акта, и мое собственное выступление было реакцией против некой разновидности пуризма, который якобы обязывает нас выбирать между девственной чистотой действия и истиной. В конечном счете это оказывается карикатурой на то же самое действие.

Обязанность по отношению к себе и к истине связаны друг с другом, и именно поэтому так трудно быть философом. Да и вообще писателем... Пишут ведь не только для себя или ради истины, тем более не занимаются этим исключительно в интересах других. Пишут. А остальное предполагают идущим в том же направлении и одновременно. Вот и все.

Особенность философа здесь заключается лишь в более строгом следовании тем же самым принципам. Как писатель, философ не имеет права замыкаться в своей внутренней жизни. Он претендует на осмысление мира всех и каждого в отдельности. Среди философов крайне мало анархистов. Необходимость Государства и власти почти все они допускали, но не умывали руки, соглашаясь с мифом. Они лишь предупреждали, что миф - это миф. В чем их и неудобство. Но здесь нет ничего от аномалии или аристократической болезни.

В современном обществе даже если вы не согласны с финансовым инспектором, или, например, мировым судьей, то будь вы трижды философ – повиновение обязательно.

В свое время и Сократ повиновался. Он был солдат и поступал соответствующим образом, считая, что если армия необходима, а командир отдает приказ, то солдат обязан повиноваться. Просто он также полагал, что, вернувшись домой или еще не вступив в бой, солдат может спорить с генералом. И тогда вопрос: а где, собственно, граница повиновения и неповиновения? Коммунисты же все упростили и думают, что одним генералам надо повиноваться, а другим – нет. Не так-то все просто. Должен ли русский революционер, если таковой имеется, выполнять или не выполнять приказы своего генерала в Будапеште? Трудно понять, где революция, а где контрреволюция и потому остается вопрос Сократа: когда надо повиноваться? И когда надо критиковать?

(Из беседы с Мадлен Шапсаль, изданной во Франции в 1960 г.)

Вопросы к тексту:

1. Как Мерло-Понти доказывает, что не философия изгнана из физики, а физика поглощена философией?

2. Что такое онтология? Почему она – всюду?

3. Почему философ, по мнению Мерло-Понти, не может находиться вне политики?

4. Почему среди философов мало анархистов?