Аббаньяно Николо. Мудрость жизни

Предисловие

Философия часто посвящала себя разрешению загадок мира, попытке полетов к абсолютному и вечному и обрисовыванию себя в качестве конечного пункта всякого поиска. Но, в конце концов, она всегда должна была сводить счеты с человеком, с тем, чем он является, с тем, чем он должен быть, чтобы спасти самого себя и жить в мире с другими людьми и с миром. И именно ради этого осуществлялся всегда поиск мудрости, т. е. путей или способов, посредством которых человек может лучше прожить свою жизнь, оберегая ее от опасностей и разрушений, защищая ее от заблуждений и вырождений, делая ее осмотрительной по отношению к обманчивым иллюзиям и, сле­довательно, полной и счастливой. Философия рождается потому, что человек не руководствуется, подобно другим животным, инстинктами, которые бы всегда определяли одним и тем же образом все его поступки. Он обладает свободой выбора своих способов сущест­вования и разумом, чтобы понимать и оценивать их последствия. Именно поэтому он в каждый момент подвержен искушениям, заблуждениям, устрем­лениям, которые выходят за пределы его реальных возможностей, борьбе и конфликтам с себе подобными и со средой, в которой он живет. И как раз от всех этих опасностей его должна была бы оградить муд­рость, открывая ему вещи такими, какие они есть, предостерегая его от вредных поступков, усиливая ту свободу, которая делает его способным выбирать и ко­торая поэтому является самым явным знаком отлича­ющего его достоинства.

Поэтому определенная степень мудрости была всегда необходима для выживания человека и спасала его вид от уничтожения, несмотря на все катастрофы, войны, насилия, иллюзорную экзальтацию и кол­лективное отчаяние, которые сменяли друг друга на протяжении его истории. Когда сегодня говорят о «кризисе» ценностей, которые должны были бы являться опорами человеческой защиты от нависаю­щего зла, указывают как раз на опасность того, что человек не слышит больше голоса той мудрости, ко­торая, даже если она и почиталась частично или не­полностью, позволяла до сих пор ему выживать.

«Муд­рым» называют своевременный выбор или удачное решение, а «мудрыми» — начинания, которые не противоречат признанным требованиям и потребно­стям. Мудрость не мо­жет быть вынесена за рамки жизни, но является ус­ловием, направляющим ее вперед наилучшим образом. Контроль, который она может и должна осу­ществлять над импульсами, желаниями, волей к власти и агрессивным духом, не обедняет жизнь, не делает ее тягостной и мучительной, а усиливает в ней способность к наслаждению. Мудрец не тот, кто изолирует себя в воображаемом совершенстве, а тот, кто живет среди других, реализуя какую-то степень согласия и человеческой симпатии, которая делает его уравновешенным и спокойным. Именно поэтому мудрость обнаруживается не только в героических действиях или в гениальной деятельности, но и во всех обыденных делах повседнев­ной жизни, выдвигающей в каждое мгновенье проб­лемы и трудности, которые надо преодолевать.

В поиске мудрости

Сокровище, которое необходимо растрачивать день за днем

Великими источниками мудрости были религии и философии, руководившие движением человека в мире. И они до сих пор составляют наследие, к ко­торому обращается человек не только при встрече с трудными обстоятельствами, но также для того, чтобы придать порядок и смысл своим повседневным делам. Конечно, нет недостатка в различиях и противо­речиях относительно путей, на которые религии и философии указывают как на пути истинной муд­рости. Но существуют также и фундаментальные со­ответствия, которые нельзя игнорировать.

Сегодня мудрость часто не признают или отрица­ют как реликт прошлого, лицемерную маскировку истинной природы человека. Но уже в этом отрицании существует потребность или поиск новой мудрости, нового способа понимания ценности жизни. Поиск мудрости не может сходить на нет без того, чтобы человек не ста­новился простым орудием инстинкта и насилия.

Этот поиск может вести к критике, к отрицаниям, к изменениям традиционных оценок, потому что он плод свободы, непрерывно стимулируемой многооб­разием исторических обстоятельств и индивидуаль­ных и социальных требований. Но нельзя игнори­ровать наследие, которое человек накопил в веках и которое его постоянно обусловливает, даже если поз­волять только критику и отрицание.

В любом случае мудрость не может оставаться замкнутой в несгораемых шкафах старых и новых теорий, доступных только немногим посвященным. Сокровище бесполезно, если оно остается погребен­ным и не обеспечивает всем необходимым, чтобы двигать вперед жизнь. Мудрость существует для жизни, и она должна быть включена в жизнь и использована в ней. Мы должны копить ее день за днем, а затем растрачивать ежедневно ту толику муд­рости, на которую мы способны. Случаев, чтобы на­помнить нам о ней и чтобы проверить ее в действии, предостаточно. События, которые мы переживаем сами, события, свидетелями которых мы являемся, близкие и отдаленные факты, чтение и неожиданно нахлынувшие воспоминания часто дают толчок тому, чтобы вызвать в памяти, высветить для нас самих, сделать более действенной ту мудрость, которая дол­жна быть истинной техникой для проживания жизни.

Философы почтенного вида, святые, аскеты, про­роки считаются единственными подлинными вопло­щениями этой истинной мудрости. И действительно, должно оказывать почтение и признательность этим фигурам прошлого, род которых кажется угасшим или погибшим. Но вряд ли эти фигуры могут состав­лять образцы, которые бы направляли нашу повсе­дневную жизнь на путь мудрости. Последняя требует не исключительных индивидов, которые бы отры­вались от остального человечества, чтобы быть ему учителями, но того, чтобы каждый, даже в скромной и ограниченной области, которую сохраняют за ним обстоятельства, понимал ценность жизни и жил со спокойствием и верой в самого себя и в других.

И жизнь состоит не только из событий, которые означают этапы в истории индивидов. Рождение и смерть, выбор работы, удача или неудача, любовь и брак, безусловно, являются этапами подобного рода, в отношении которых индивид должен занять адек­ватную позицию, не превозносящую и не принижаю­щую его в непоправимой степени. Но значение, ко­торое эти и другие важные события имеют для него, обнаруживается не сразу: оно проявляется постепенно и накапливается в ходе его повседневной жизни, в его привычках, в его расположении духа, в его мятежных порывах или в его отрешенносги.

Для человека важны не только великие вещи, но также и прежде всего незначительные, те, которые больше теснятся вокруг него. Нужно внимательно смотреть на эти незначительные вещи, если не хочешь утратить смысл жизни. Ошибки и страдания неизбеж­ны, но они могут быть устранены только посредством обретения повседневного спокойствия, путем обра­щения к какой-то форме жизни или какой-то деятель­ности, которая бы формировала положительный ба­ланс самой жизни.

Безусловно, так называемые «идеалы» могут быть великими путеводителями и светом для человека, но только в той мере, в какой они не противопоставляют себя жизни и не сковывают ее. Серьезный идеал дол­жен воплощаться в самой жизни человека, которая его питает, и делать ее деятельной и безмятежной. Про­возглашенный вне жизни, он ведет только к разоча­рованиям, разрушениям и смерти.

Мужество быть моралистами

«Освистание морали» кажется самой легкой вещью в мире, и сегодня оно в моде. На самом деле, что такое мораль? Совокупность вековых правил, сформированных на основе древних обычаев и привы­чек, которые современная жизнь с ее радикальными изменениями лишила значения и ценности. Освистание морали кажется довольно легким; но что происходит, когда люди начинают сталкиваться с прямыми и неизбежными следствиями подобного подхода? Раздаются громкие жалобы на утрату цен­ностей, которые должны были бы направлять жизнь человека, и осуществляются попытки восстановить их посредством чисто риторической защиты.

Нет сомнения, что мораль сегодня колеблется, потому что ее недостаток ощущается везде. Че­ловеческая мера, о которой сегодня говорят и которую хотели бы почитать во всех областях деятельности, есть лишь уважение правил, внушаемых старым и ныне забытым понятием добродетели. Умеренность — это искусство удовлетво­рять потребности организма, не приводя его в упадок и не разрушая его. Осторожность — это та элементар­ная мудрость, которая позволяет наилучшим образом вести человеческие дела. Мужество позволяет за­щищать собственную жизнь и жизнь других. А спра­ведливость — это уважение прав других, которое руководит всякой формой мирного сожительства.

Почитание этих правил, безусловно, не является для человека автоматическим, как инстинкт для животных. Длительный эволюционный процесс, кото­рый привел к формированию инстинктов, делает из них условие, достаточное, чтобы животные виды выживали до тех пор, пока условия среды остаются постоянными. Но у человека не существует подобного инстинкта, который бы уничтожал присущую ему способность выбора, делающую его «разумным» животным. В нем существуют побуждения, желания, страсти, интересы, которые играют большую или меньшую роль в его жизни, и в контроле и равновесии которых состоит сила его личности и спокойствие его жизни. Но контроль и равновесие требуют как раз почитания тех правил, которые составляют искусство человеческого общежития; это — искусство, которое человек не находит готовым в себе, но должен на­учиться на практике своей повседневной жизни, пос­тоянно его требующей и подвергающей его испы-танию.

Это — искусство, которое может претерпевать от одной эпохи к другой изменения в лучшую или худ­шую сторону, забвение или частичное затемнение или пробуждение и прозрение, но которое, если бы оно полностью было предано забвению или отложено в сторону, неизбежно вызвало бы уничтожение рода че­ловеческого.

Истинная свобода - умение выбирать

Свобода — это самое укорененное и глубокое уст­ремление человека. И она есть то, что придает чело­веку его собственную ценность, достоинство его существа. Нетерпимость, покорность, огорчения, бунты со всем злом, которое из них следует, возникают в жизни человека, ощущающего, что его свобода уре­зана и стеснена. Борьба и конфликты часто рожда­ются из оков и ограничений, которые человек встре­чает в своем отношении с другими. И даже в спокой­ной и вполне упорядоченной жизни иногда нет недостатка в неудовлетворенности, вспышках гнева и разногласий по явно малозначительным причинам, но имеющим свою основу в нежелании позволить влиять на себя или жить под диктовку обстоятельств, которые являются нежелательными, или воли, которая не является собственной.

В человеке существует вечное беспокойство и поиск свободы, всегда выходящей за рамки той сво­боды, которой он уже располагает и которая кажется часто недостаточной, чтобы конкретно реализовать собственные желания. И часто эти желания устрем­ляются как раз на то, для достижения чего не обла­дают свободой. На самом деле достаточно одной за­крытой двери, чтобы забыть о тех, которые остаются открытыми, и чтобы, как баран, биться о нее.

Таково неизбежное положение такого существа как человек, не подчиненного детерминирующей силе (каковой является инстинкт животных), которая бы управляла его поступками. Каждый стремится построить себе в жизни скромное жилище, где бы он был господином, или, когда может, находит убежище в маленькой башне из слоновой кости, - в которой его воля чувствовала бы себя хозяйкой. Именно желание свободы толкает человека на разнообразные и непро­торенные пути, вовлекает его в поиск и созидание, ко­торые он может считать своими собственными, потому что они несут отпечаток его личности.

Первым условием, чтобы поэт, художник, фило­соф, ученый или кто бы то ни было выполнял работу, даже относительно самостоятельную, является свобо­да выражения, которой он на самом деле требует против формализма и препятствий, угрожающих ему стеснением. И нет истинной религиозной веры без свободы совести, как нет действительного политиче­ского рвения без гражданских свобод.

Но, как и все человеческое, желание свободы мо­жет быть извращено и стать навязчивым и всеохваты­вающим. Есть способ понимать и чувствовать свободу, который практически ее отрицает. Это — свобода, понимаемая без границ или условий, которая состоит для каждого в том, чтобы делать то, что он считает нужным, чтобы жить так, как ему нравится, не ограничивая себя ничем и никем. Под эту свободу ред­ко подводится аргументация и почти только теми, кто хотел бы доказать ее абсурдность. На самом деле она сделала бы дозволенным всякое притеснение, беспо­рядок и насилие и сделала бы невозможным совмест­ное проживание людей, устанавливая между ними со­стояние непрерывной войны. Но этот вид свободы, да­же если под него не подводится аргументация, вдохновляет многие человеческие поступки, которые входят в число наиболее опасных. Тот, кто отказыва­ется от солидарности и от сотрудничества с другими и занимается только удовлетворением собственной воли к удовольствию и власти, даже грабя или убивая, не­сомненно, осуществляет на практике эту обольщаю­щую свободу до тех пор, пока другие в этом ему не ме­шают. Следовательно, именно свобода, отрицающая свободу других, обречена на самоуничтожение.

Но существуют также смягченные и неявные фор­мы подобной свободы. Одна из них — подспудная или плохо поддающаяся контролю нетерпимость к поряд­ку и дисциплине, вызывающая также нетерпимость к труду, который всегда нуждается в порядке и дисциплине. Непомерное внимание сосредоточивается тогда на бремени и тягости труда, в то время как пре­небрегают поиском и выбором работы, сообразной с личными привычками и интересами, которая имела бы поэтому самостоятельный характер. Из-за этой са­мой нетерпимости перестают реализовывать по доброй воле задачи, которые ставит жизнь, и выполнять обязанности, которые они влекут за собой. Ревностная защита собственной свободы ведет некоторых людей к отказу от завязывания дружбы, от того, чтобы влюбляться, устанавливать устойчивые сексуальные отношения. В конечном счете брак для них — это фатальная ловушка для самой свободы. В этих случаях досуг, развлечения и игра кажутся единствен­ным выражением подлинной свободы, но в действи­тельности это — пути, которые ведут к самому покор­ному рабству: рабству все более возрастающей неудовлетворенности, скуки и пустоты жизни.

В основе этих способов чувствовать и осуществлять свободу лежит убеждение, что свобода является абсо­лютной спонтанностью, взрывом инстинктов или витальных импульсов, неконтролируемым прояв­лением природы, которую каждый заключает в самом себе. Но если бы это было так, единственными поистине свободными существами были бы насеко­мые, которые покорно следуют во всех обстоятельст­вах побуждениям своих природных инстинктов.

У людей дело обстоит иначе, и различные позиции, которые они могут занимать по отношению к одной и той же ситуации, достаточно это доказы­вают. В действительности человек выбирает такие позиции, и мотивы этого выбора могут быть разно­образными и противоречивыми. Эти мотивы в любом случае ограничивают выбор определенным числом альтернатив, очерчивая более или менее границы области выбора и его свободы. Истинный интерес че­ловека состоит в том, чтобы избегать чрезмерного ограничения выбора, которое давало бы перевес ка­кому-то доминирующему фактору без возможности пересматривать или исправлять сам выбор, переделывать или аннулировать его. Решающие выборы, на­правляющие жизнь человека, такие, как выбор рабо­ты или любви, религиозных или политических обя­зательств, обнаруживают свою свободу, когда они оказываются повторяемыми для индивида, который их совершил и который поэтому склонен повторять их и повторяет в практических делах, предпринимаемых им в верности поставленной задаче. Человек постоянно зависит от выборов, которые он совершает, и он должен учиться делать их совместимыми с вы­борами других и благотворными для самого себя. А этому он может научиться только из опыта, кото­рый осуществляет в отношении с другими, в соотне­сении с самим собой, в столкновении с трудностями и проблемами, которые в каждый момент перед ним ставит жизнь. Предаваясь без ограничений и без раз­бора сиюминутным побуждениям, он изолирует себя от других и надевает на свое лицо маску, в которой он сам не может узнать себя.

Подлинная спонтанность — расположение духа зрелой или находящейся в процессе созревания личности, кото­рая откровенна по отношению к самой себе и не любит выбирать окольные пути или изощренные методы, чтобы реализовать и выразить себя. Но именно поэто­му она есть результат воспитания, к которому индивид принуждает самого себя при сопоставлении себя с другими, а уже не простое проявление естественных импульсов.

Аббаньяно Николо. Мудрость жизни. СПб., 1996. с.18-176

Бердяєв Микола Олександрович (1874-1948) - філософ, літератор, публіцист, суспільний діяч, християнський гуманіст. Організатор Вільної академії духовної культури в Москві (1918-1922). Викладав філософію в Московському університеті. У 1922 році висланий за кордон. Після короткого перебування в Берліні, де викладав у Російському науковому інституті, з 1924 року жив у Франції, був професором Російської релігійно-філософської академії в Парижі. Засновник і редактор російського релігійно-філософського журналу «Путь» (Париж, 1925-1940).

Основні твори: «Философия свободы» «Смысл творчества. Опыт оправдания человека», «Смысл истории. Опыт философии человеческой судьбы», «Новое средневековье», «О назначении человека», «Самопознание. Опыт философской автобиографии», «О рабстве и свободе человека. Опыт персоналистической философии». Усього Бердяєву належить майже 40 книг і 500 статей. Його роботи перекладені багатьма іноземними мовами.

У своїх роботах Бердяєв досліджував проблеми свободи та кризи культури, розмірковував над шляхами розвитку історії XX століття. Його творчості притаманні своєрідне тлумачення особистості, оригінальна концепція свободи, ідея метаісторичного есхатологічного «сенсу» історичного процесу. Людина, її тіло і дух, за Бердяєвим, знаходяться в полоні «світу», примарного буття — це є наслідком гріхопадіння людини. Завдання ж людини в тому, щоб звільнити свій дух з цього полону, «вийти з рабства в свободу», з ворожнечі «світу» у «космічну любов». Це можливо лише завдяки творчості, здатності, якою наділена людина, оскільки природа людини є образ і подоба Бога-творця. Свобода і творчість нерозривно пов’язані.

Створена Бердяєвим система нових світоглядних орієнтації в світо- і людинознавстві була пов’язана з вибором ним чітко вираженої системи гуманістичних координат, усвідомленням і розумінням того, що в порівнянні з людською особистістю весь світ — ніщо. Визнання примату особистісного над соціальним дозволило Бердяєву виступити проти практики тотального підпорядкування індивіда суспільно-утилітарним цілям і проголосити свободу людини як самодостатню цінність.

Послідовно виступаючи проти «розпалення інстинктів» мас і розгулу стихії насильства, філософ прагнув зрозуміти причини і механізми несвободи людини і відчужений характер створюваної нею культури. На його думку, незважаючи на героїчну боротьбу людей за свою свободу протягом майже всієї історії, вони все ж залишаються невільними і, у кращому випадку, в результаті всіх своїх зусиль змінюють одну несвободу іншою. Спочатку людина була рабом природи і вела героїчну боротьбу за своє збереження, незалежність і звільнення. Вона створила культуру, державу, національні єдності, класи. Але вона стала рабом держави, національності, класів. Нині, стверджував Бердяєв, вона вступає в новий період, прагнучи опанувати ірраціональними суспільними силами. Людина створює організоване суспільство і розвинену техніку. Але він стає рабом організованого суспільства і техніки, рабом машини, якою стало суспільство і непомітно перетворюється сама людина.

Гранично негативно оцінюючи різноманітні соціологічні версії вчення про суспільний прогрес, Бердяєв наполягав на визнанні абсолютної і неминущої цінності всякого покоління людей і всякої культури. Ідеї філософа вплинули на розвиток французького екзистенціалізму і персоналізму, а також на соціально-філософські концепції «нових лівих» у Франції 1960-1970-х років.