Структура сознания

Проблема структуры сознания возникла в философии вме­сте с призывом: «Познай самого себя!» и была ориентиро­вана в основном на познавательные способности человека. Аристотель выделял управляющее телом и энергией души начало, которое он назвал «Ум». Сознательное начало при­писывалось не только человеку, но и Вселенной в целом. В философии Нового времени онтологический подход к сознанию сменяется гносеологическим. Оно рассматри­вается как способность человека познавать окружающий мир. При этом сложились два принципиальных подхода. Одни философы считали сознание репродуктивной способ­ностью отображать свойства окружающего мира и обоб­щать чувственные данные при помощи рассудка. Другие, напротив, считали разум носителем его собственных «ап­риорных» суждений, которые в качестве формы накла­дываются на эмпирический материал и определяют его значение.

Наряду с проблемами соотношения чувственного и ло­гического, эмпирического и теоретического, в философии обсуждалась проблема взаимосвязи эмоционального и ра­ционального. Воля и эмоции отличаются от когнитивных (познавательных) актов, однако долгое время их стреми­лись подчинить разуму. В современной философии под влиянием психоанализа наблюдается обратная тенденция критики рациональности и поиска факторов, определяю­щих поведение человека, в до- или внесознательной сфе­ре. Решающим для понимания этого вопроса оказалось открытие К. Маркса, который обосновал, что сознание определяется бытием, имея в виду труд и производство. Многие современные исследователи акцентируют внима­ние на эволюции социальных структур, которые детерми­нируют те или иные формы сознания. Сегодня социокультурный подход к природе сознания является определяю­щим. При этом сознание понимается не только как продукт общественных отношений, но и как фактор активного об­ратного влияния на них.

Для того чтобы разобраться с относительно самостоя­тельными механизмами функционирования общественно­го сознания, необходимо обратиться к понятиям субъективный и объективный разум. Слово «разум» ведет свое происхождение от греческого «логоса», в котором синкре­тично объединены два процесса: собирать, складывать, упорядочивать и говорить, сказывать, называть. Некото­рые наши старые выражения, например, «держать речь», не следует считать какими-то неудачными метафорами. В таких старинных выражениях разум раскрывается как разумение, рассуждение, т. е. разбирательство на основе права, закона, порядка. Важным в этом значении являет­ся и то, что человек мог иметь разум, внимать ему, но не быть самим этим разумом, присвоить или узурпировать его.

Объективный разум — это то, что присуще миру, это сам мир и принцип разумности, который объединяет мир в целое, делает его постижимым. Субъективный разум — характеристика разумности человека, его возможности рационально познавать и действовать. Понятие объектив­ного разума стало чуждым современному человечеству, ибо мир уже не радует его своим рациональным устройством, ясностью и доступностью. Напротив, наш мир выглядит сложным и неуправляемым, он, скорее, источник тревож­ных настроений, чем успокоения. Вызывает удивление то, что мир вообще существует и еще не исчез в результате какого-либо социального взрыва или технической катаст­рофы. В XIX в. Гегель в своей «Философии права» говорил о том, что все разумное действительно, а все действитель­ное разумно. Сегодня тот, кто говорит о разумности дей­ствительности, считается политическим консерватором и даже реакционером. Основой социальных реформ стал субъективный разум. В таком понимании разум извне при­носится в мир и осуществляется волевым субъектом.

Понятиями разума и рассудка в Новое время проводит­ся граница между человеком и животным и одновременно между духовным и телесным в самом человеке. Именно наличие рассудка и разума отличает его от всех других существ и обеспечивает ему преимущественное положение в мире. Сегодня термин «дух» сравнительно редко исполь­зуется в философии и только Гегель на короткое время произвел ренессанс в употреблении этого понятия. «Дух» стал понятием теологии, а «рассудок», «разум», «интел­лект» используются в философии и в науке.

Важным обобщающим понятием человеческой способ­ности постигать окружающий мир является также понятие мышления. Еще Локк определял его как связь представле­ний (идей), не проводя при этом резкого разграничения между чувственными и абстрактными представлениями. Способность рассуждения у Канта объединяет рассудок и разум, а у Гегеля пронизывает все формы и виды представ­ления, в том числе и чувственные. Однако сегодня наибо­лее общеупотребительным синтезирующим понятием явля­ется «рациональность». Она не связывается больше с субъ­ективным разумом, а отождествляется с безличными объективными структурами логики, которые в свою оче­редь связываются не с онтологией или теологией, а с нор­мами общечеловеческого инструментального действия.

Уже в античной философии удалось найти пластичное соединение интуитивного и доказательного знания. В фи­лософии Нового времени это достигалось на основе согла­сования и дополнительности «врожденных» и «необходи­мых» истин. Одни являются продуктом рефлексивных актов, которые делают наши идеи понятными для нас и открывают доступ к невидимым чувственным зрением предметам — Субстанции, Абсолюту, Причине, Закону и т. п. Эта четкая картина мышления, созданная филосо­фами рационалистами, подверглась деструкции в эмпи­ризме, представители которого опирались не на «внутрен­ний» — интеллектуальный, а на «внешний» — чувствен­ный опыт восприятия предметов.

В рамках этой парадигмы противопоставление рассуд­ка и разума обессмыслилось, ибо ведущее значение приоб­рела оперативная способность мышления. Однако Кант, предпринявший попытку примирения рационализма и эмпиризма, снова вводит различение рассудка и разума, но уже не используя представления о «врожденных иде­ях». Рассудок (интеллект) мыслит посредством форм, т. е. рассуждает по правилам логики. Разум дает основания для рассуждений и выполняет по отношению к рассудку критико-рефлексивную функцию. По Канту, они оказывают­ся не разными способностями человека, но мышлением, выполняющим различные функции: рассудок — это мыш­ление о предметах, а разум — мышление о мышлении. Рефлексия как способность размышлять о мышлении, обеспечивающая возможность априорного, т. е. доопытного познания предметностей как таковых, дополняется у Фихте и Шеллинга «чистым созерцанием». У Гегеля оба момента «понятие» и «созерцание» получают абсолютное единство в его диалектической логике. Правда, за это при­ходится платить дорогой ценой. Всякий предмет оказыва­ется предметом мысли. Вместе с тем, диалектика Гегеля позволяет избежать тотальности чистых идей.

Ответ на вопрос: «Не являются ли движущими моти­вами человеческих действий потребности, желания и страсти?», философы пытались дать на основе различия теоретического и практического разума. Речь идет о гра­ницах разума: не привносится ли он, так сказать, задним числом, когда теоретики предпринимают рациональную реконструкцию истории? Такого рода проблемы составля­ют основу практической философии. Ее не следует сводить к вопросу о соотношении теории и практики или к проб­леме опытной проверки знания. Практическая философия не сводится к дополнению абстрактных метафизических схем инструментальными схемами, позволяющими при­менять теорию на практике. Она имеет самостоятельное значение и, в частности, указывает на жизненный мир как фундамент теоретического знания. Современная практи­ческая философия характеризуется тем, что представляет собой концепцию жизненного ориентирования и стремит­ся сформулировать позитивные ценности, регулирующие индивидуальное поведение.

Попытки критики или трансформации понятия рацио­нальности должны опираться на опыт истории философии, в ходе которой имели место волны как рационализма, так и иррационализма. В этой связи необходимо учитывать ис­торию прежде всего самого различения разумного и нера­зумного. Эти противоположности не существуют одна без другой и неудивительно, что наступление эпохи разума привело к открытию огромного числа психиатрических лечебниц. Если в Средние века безумцы и нищие считались «божьими детьми» и жили на общественное подаяние, то в Новое время они подверглись изоляции как непроизво­дительная часть общества. По отношению к ним сначала предпринимались попытки дисциплинарного, а потом ме­дицинского воздействия. Сегодня нам кажется естествен­ным различие нормальных и тех, кому поставлен диагноз опасного психического расстройства. Однако представите­ли гуманистического психоанализа предупреждают, что наше общество является больным и поэтому сложившее­ся различие рационального и иррационального сегодня нуждается в пересмотре. В его основе лежат понятия эко­номии и обмена, а также жесткие моральные нормы типа: кто не работает, тот не ест и др. Разного рода «тесты ин­теллектуальности» подвергают дискриминации людей, способности которых тем не менее важны для выживания общества. Все это заставляет пересмотреть сложившиеся представления о рациональности.

Когда мы говорим о рациональности поступков, инсти­тутов или знаний, то используем это понятие как преди­кат. Однако применительно к личности оно выступает как диспозиция, ибо проявляется при взаимодействии чело­века с окружающим миром и другими личностями. Как относительное, так и безотносительное определение раци­ональности сталкивается с многочисленными трудностя­ми. Вместе с тем, рациональность — это главным образом нормативное понятие. Когда рациональность определяет­ся как действие по правилам, то различие истинного и лож­ного определяется здесь на основе нормы. Стало быть ра­циональность вовсе не сводится к свободе от ценностных суждений. Все эти замечания свидетельствуют о необхо­димости пластичного соединения ценностного и познава­тельного в теории рациональности. Рационализм — это не только доктрина, но и реальные мышление, язык, деятель­ность. Все они опираются на способность находить и кор­ректировать стандарты рациональности. При этом требу­ется как высокий уровень компетентности, так и учет жиз­ненных ценностей.

Сознательная деятельность человека представляет со­бой совокупность чувственных, мыслительных, эмоцио­нальных, волевых и мнемических структур, каждая из ко­торых выполняет собственные функции. Все они находят­ся в системном единстве. Целостность как системное качество означает несводимость специфики сознания к об­разу действия его составляющих. Обусловленность знания социокультурным контекстом человеческих отношений, его телесно-духовные, языко-речевые и когнитивно-комму­никативные предпосылки составляют необходимые усло­вия взаимодействия любых идеальных состояний, явле­ний и процессов, несмотря на специализацию их функций внутри целого. Так, реализация познавательно-информа­ционной функции сознания требует участия в первую оче­редь чувственно-мыслительных средств и форм с их рече­выми ресурсами; при оценке информации и выборе ее зна­чений вступает в действие эмоциональный блок; для осуществления регуляции, преодоления препятствий и достижения искомой цели необходимы волевые усилия; сличение искомого знания с уже известным невозможно без приведения в действие механизмов памяти. Любое элементарное действие сознания обладает всеми его чер­тами как целого. Работа сознания в целом или отдельных сознательных действий человека обеспечиваются интегративным взаимодействием его структур, прояснение спе­цифики которых — неотъемлемая задача философского анализа.

Чувственно-мыслительные процессы, являются основ­ными «поставщиками» и преобразователями информации в об щей структуре сознания. Перцептивные (чувственные) механизмы ощущений, восприятии, представлений рабо­тают по принципу активного уподобления информации ее источнику — объекту. Все перцептивные процессы обла­дают общими и особенными свойствами. Если простран­ственно-временные свойства являются общими свойства­ми перцепции, то ее особенные свойства зависят от приро­ды той или иной формы чувственности.

Процессы реального функционирования сознания ис­ключают «чистые», независящие друг от друга перцептив­ные формы преобразования информации. Как правило, чувственные процессы взаимодействуют, воздействуют друг на друга, находясь в отношениях взаимопроницаемо­сти, взаимообеспечения и т. п. Наблюдается синтез дей­ствия разных видов чувственности. Замечено, например, что зрительный образ играет ведущую роль в процессах перцептивной переработки информации человеком, спо­собствуя оптимизации ее потоков. При этом формирова­ние чувственного образа предполагает поиск и обнаруже­ние наиболее информативных значений воспроизводимо­го объекта. Перцептивные структуры и процессы не протекают изолированно, а находятся под постоянным воз­действием остальных структур и процессов сознания. Мыс­лительные процессы усиливают вариационные возможно­сти перцепции, опосредуют и обобщают информационную работу сознания, продуцируют новое знание.

Когнитивные функции мышления по отношению к чув­ственному образу состоят в том, что ему придаются опре­деленные значения, отыскивается подходящая понятий­ная форма, «ставятся» вопросы. Если механизм уподобле­ния чувственного образа объекту сохраняет в своей струк­туре его пространственно-временную конфигурацию, то в мыслительных преобразованиях когнитивной информа­ции отвлекается от пространственно-временных значений. Это достигается за счет участия в мыслительных процес­сах языко-речевых средств и форм. Современная филосо­фия и наука (лингвистика, психолингвистика, логика, психология) обращают внимание на высочайшую слож­ность взаимодействий мышления (да и сознания в целом) и языка: язык как общезначимая культурно-историчес­кая система знаков — речь как способ употребления язы­ка в различных письменных и устных формах общения людей — речемыслительная деятельность человека или внутренняя речевая форма процессов сознания. Язык по отношению к сознанию является не только объективно значимой «системой отсчета и средств преобразования ин­формации», но и воплощает в себе его внутренний, глубин­ный механизм. В речемыслительных актах сознания пе­реплетены объективные позиции языка и субъективные позиции сознания. Отношения в системе «язык — речь — сознание» открывают перед человеком возможности вы­хода за пределы индивидуального опыта.

Мыслительные операции отличаются языко-речевыми, понятийно-логическими и наглядно-образными свойства­ми. Мысль одного человека понятна другому тогда, когда она выражена в языке (речевой форме), понятийной фор­ме и не утратила своей наглядности. Предложение — структурная единица речевой формы мыслительных про­цессов. Выражение мыслей в предложениях предполага­ет соблюдение синтаксических (организация речи), семан­тических (смысл, содержание речи) и фонологических (произношение) требований. Логическим эквивалентом предложения, как известно, является суждение. Согласно логике, универсальными способами упорядочивания суж­дений считаются индуктивная и дедуктивная организации. Жизненный опыт человека во всех своих разновидностях служит источником индуктивного следования мысли. На­правленность дедуктивного следования предполагает, что частные заключения извлекаются из посылок (принципов, аксиом) в качестве следствий.

Чувственное восприятие и мышление выполняют в сос­таве сознания функции получения и преобразования инфор­мации, в том числе и творческие функции по производству новых знаний. Конечно, выполнение перцептивных и мыс­лительных функций сознания может быть успешным тог­да, когда информация и знания оцениваются и отбираются человеком. Функции оценки и выбора принимают на себя эмоции. Эмоциональные процессы, сознания выражают со­стояние внутреннего мира человека, его отношение к объ­ектам внешнего мира, к другим людям, к самому себе. Эмо­ции — это всегда выражение оценки чего-либо или кого-либо, они играют роль ценностного счетчика или шкалы оценок сознания. Природа эмоций двуедина: их познава­тельно-информационные свойства слиты с ценностно-оце­ночными. Поэтому эмоциональные механизмы сознания работают по принципу взаимной оценочно-когнитивной корреляции. Обычно эмоции разделяют на позитивные (ра­дость, восторг и т. п.) и негативные (горе, гнев, тревога, страх и т. п.), а также выделяют состояния эмоционально­го безразличия (например, равнодушие). Более дифферен­циальная шкала эмоционально-оценочных реакций созна­ния обнаруживается в свойствах переживаний. Эмоцио­нальные процессы переживаний представляют собой аналитико-синтетические операции по различению, срав­нению и оценке информации (знаний) о внутренних состояниях человека и внешнем плане его деятельности. Направ­ленность переживаний определяется предметными и иско­мыми качествами цели.

Волевые процессы сознания обеспечивают регуляцию человеческой жизнедеятельности и преодоление препят­ствий на пути достижения целей. На пути к целям (особен­но, к искомым целям) люди встречают затруднения, кото­рые требуют волевых усилий для их преодоления. Среди основных качеств воли, как правило, выделяют мотивированность, целесообразность, избирательность, произволь­ность, разрешимость. Основа волевой регуляции — взаимо­связь мотивов и целей сознательной деятельности челове­ка. Мотивы побуждают начать работу по достижению цели. Энергетико-информационный потенциал мотивов «запуска­ет» в ход процессы сознания в определенном направлении. Характер мотивов может изменяться и уже в измененном виде участвовать в корректировке жизнедеятельности чело­века. Воля как сила жизни, по замечанию Ф. Ницше, утвер­ждает себя, тогда как проявление безволия есть выражение отрицания жизни. Эффективность волевых усилий измеря­ется «зазором» между искомыми целями (результатами) и препятствиями, возникающими на пути их достижения.

Кульминация волевых усилий приходится на момент выбора пути достижения искомой цели, альтернативы решения проблемы или принятия решения. Когда-то Дж. Локк писал, что воля означает всего лишь силу или возможность предпочитать или выбирать. Человек свобо­ден предпочитать или выбирать в своей жизни то, что ему заблагорассудится. С этим актом свободного выбора ассоци­ируется разрешающий потенциал воли. Разрешающая спо­собность воли обеспечивает осуществление свободного вы­бора, волеизъявление человека. Качества избирательности, произвольности и разрешимости воли совмещаются со свой­ствами настойчивости продвижения к искомым целям. Тем самым человеческое сознание постоянно находится под воз­действием волевой регуляции с присущими ей предметны­ми, обобщающими и вариационными особенностями.

Память как фактор сознания позволяет человеку запе­чатлевать, хранить и воспроизводить опыт своей жизнеде­ятельности. Воспроизведение прошлого опыта в настоящем времени и прогнозирование будущего отличает роль памя­ти в работе сознания как целого. Универсальными форма­ми организации мнемических процессов, а значит и орга­низации сознания в целом, являются пространство и вре­мя. Взаимосвязь пространственных и временных свойств памяти образует хронотоп (хроно — время, топ — простран­ство) сознания.

Среди мнемических актов сознания различают ретро­спективные (обращенные в прошлое), репрезентативные (представляющие настоящее) и проспективные (адресован­ные будущему). Хотя в каждой разновидности мнемических актов соотношение прошлого, настоящего и будущего вре­мени проявляется по-разному, их познавательно-инфор­мационная динамика подчиняется общим вероятностным принципам.

Действие вероятностных, предположительных законо­мерностей мнемических процессов сознания сказывается, в конечном счете, в столь простом показателе как наша способность судить о прошлом, настоящем или будущем времени жизни (о соответствующих событиях жизни) с большей или меньшей вероятностью.

Итак, сознание как сложно организованная структура характеризуется такими функциями, как: во-первых, на­правленность речемыслительных, чувственно-эмоцио­нальных и регулятивно-волевых процессов на прием и идентификацию когнитивной информации; во-вторых, подключение к актам переработки информации внутрен­них ресурсов сознания (эмоций, памяти, воли, воображе­ния и т. д.). Таким образом, сознание представляет собой открытую систему, в которой имеют место не только точные понятия, теоретические знания и операциональ­ные действия, но и эмоционально-волевые и образные сред­ства отражения мира. Последние не следует расценивать как некие фантазии, направленные на приукрашивание действительности. Они выполняют более серьезную фун­кцию открытия новых возможностей и тем самым имеют высокое информационное значение.