Современные программы анализа сознания

По мере усиления дифференциации и интеграции знаний о сознании все настоятельней проступает необходимость разобраться в различиях философского и специально-на­учных (естественных, гуманитарных, компьютерно-ин­формационных) подходов. Если за дифференциацией зна­ний обнаруживается плюрализм и дефицит их понятий­ного единства, то интегративные тенденции выражают процессы междисциплинарного синтеза понятий и взаи­модействия разных исследовательских позиций.

Разнообразие философских взглядов на сознание край­не велико. В истории философии вряд ли найдется учение, не выработавшее бы собственной концепции сознания. Но если для классических традиций вплоть до конца XIX в. предметная специфика сознания как одной из фундамен­тальных и сложнейших категорий философии не вызыва­ла сомнений, то затем — положение резко меняется. В XX в. сторонники аналитической философии (Витгенштейн, Остин, Райл) говорят о проблематичности и понятий­ной неопределенности сознания. Они предлагают искать ответы на вопросы о природе сознания за ее пределами. Распространяется и крепнет иллюзия, что сознание — это своего рода фикция, фиктивное понятие, не обладающее никакими особенностями. Слова одного из основателей прагматизма Джеймса о том, что он «усомнился в суще­ствовании сущего, именуемого сознанием», выразили от­каз изучать сознание методами самонаблюдения.

Спустя несколько десятилетий джеймсовский тезис был поддержан влиятельнейшим теоретиком экзистенциализ­ма Ж.-П. Сартром: — у сознания нет собственных структур и субстанций, оно лишено своей природы, неуловимо. Со­знание— это феномен «ничто», о котором нельзя сказать ничего специфического. Казалось бы, столь различные фи­лософские взгляды, представленные аналитической, праг­матической и экзистенциалистской философиями, вдруг обретают общность на почве отрицания специфики созна­ния. В философии и науке складывается отчасти странная ситуация: в теоретическом отношении вопрос о специфике сознания ставится под сомнение, тогда как практика изу­чения его объективными методами активизируется. Разно­родность и многоплановость действия субъективных фак­торов породили большое число вариаций на темы сознания в философии и науке. Существующий плюрализм взглядов на сознание не исключает действие интегральных тенден­ций, которые просматриваются в основных наиболее пер­спективных программах его изучения в наши дни.

Инструменталистские программы. Смысл инструмен­тального подхода к сознанию заключается в возможности использования его для познавательно-информационного обеспечения в различных сферах жизнедеятельности чело­века. Современные стратегии исследования сознания дос­тигли высокого эффекта при обращении к аналогам «искусственного интеллекта». Философы также не остались равнодушными к моделям сознания, раскрывающим опе­рационально-вычислительные, компьютерные способности человека. Их корни — в давних механистических традици­ях философии, сложившихся со времен позднего Средневе­ковья и Нового времени, когда сознанию отводилась роль центра управления «человеком-машиной». В принципе нельзя умалять преимущества инструментального подхо­да к сознанию как своего рода «личному компьютеру», ибо его функциональные назначения — извлечение и преобра­зование информации (знаний, сведений), распознавание образов, вычисление и координация операций — крайне важны при анализе и планировании, управлении и приня­тии решений в практике, познании и общении людей. Се­годня компьютерная метафора приоткрывает глубинные тайны работы механизмов сознания по когнитивно-инфор­мационному моделированию. Заслуживает внимания реа­лизация двух технико-технологических идей компьютер­ного моделирования, получивших свое продвижение совсем недавно. Во-первых, идея о виртуальной, потенциально скрытой операционально-вычислительной процедуре, ко­торая реализуется встроенной последовательностью про­грамм, обладающей возможностями вариационного моде­лирования. При работе с виртуальным компьютером вы связаны с ним столь же естественным образом, сколь орга­ничны связи вашего сознания с собственным телом.

Во-вторых, идея о дифференциации и интеграции ра­боты последовательных и параллельных процессоров. Сре­ди сегодняшних компьютеров подавляющее большин­ство — последовательные процессоры. Информация, обра­батываемая каждым из них, проходит шаг за шагом через единый электронно-вычислительный «узел». Иллюзия одновременной переработки разнородной информации до­стигается за счет быстродействия компьютеров. Здесь стал­киваются с эффектом одновременной игры в шахматы гроссмейстера с несколькими партнерами, при которой в действительности имеет место последовательный переход от одного из них к другому. Аналогичная последователь­ность операций наблюдается в сеансах одновременной игры в шахматы с компьютером, снабженным совершен­ной программой типа «Мыслитель».

Вместе с тем, совсем недавно появились суперкомпью­теры, работающие по принципу параллельных процессо­ров (например, суперкомпьютер Эдинбургского центра). Работа такого компьютера обеспечивается участием не­скольких сот параллельно работающих транспьютеров, по своей мощности равных обычному компьютеру. Решая сложные проблемы, суперкомпьютер разбивает их на эле­ментарные, вполне самостоятельные подпроблемы и за­тем — отдает их на обработку транспьютерам. Они решают полученные задачи и «рапортуют» об исполнении в центр, предельно сокращая время на решение интегральной, сложной проблемы.

С точки зрения компьютерной метафоры, есть основа­ния полагать, что процессы сознания протекают как по принципам последовательной, так и параллельной их орга­низации с возможными интегративными комбинациями. Благодаря разнообразию программ, компьютерная архи­тектоника сознания предполагает контроль и интеграцию работы параллельных процессов на уровне последователь­ной переработки информации. При этом уровень органи­зации процессов сознания, протекающих последователь­но, берет на себя роль ведущего уровня по отношению к уровню организации параллельных процессов, который попадает в положение не только интегрируемого, но и ве­домого уровня. Почему еще древние философы верили, что можно познать разум, изучая правила математики, поче­му пионеры науки сводили его то к паровой машине, то к арифмометру, почему современные ученые используют компьютер как модель для понимания человеческого ра­зума? Очевидно, что все это связано со стремлением понять работу сознания и при этом использовать сравнение с са­мой совершенной технологией. Лейбниц сравнивал фун­кционирование мозга с работой мельницы, Фрейд часто использовал гидравлические метафоры, а Шеррингтон уподоблял мозг телеграфу. Очевидно, что создание компь­ютера, который бы мог общаться с нами на естественном языке, стало бы выдающимся достижением. Но вряд ли это стоит расценивать как окончательное решение загад­ки человеческого сознания.

Компьютер продуцирует информацию, похожую на ту, что перерабатывает человек, но это еще не означает, что они функционируют одинаково. Попытки построения искусст­венного интеллекта связаны с отсутствием у машины «не­явного знания». Например, машина, способна отвечать на простые вопросы о рассказе, в котором описывается пове­дение человека в столовой. Но в ответ на такой вопрос: ест человек ртом или ушами, машина ответит, что не знает, ибо в рассказе об этом ничего не сказано. Конечно, все это мож­но предусмотреть, однако трудности такого рода неисчис­лимы и поэтому нельзя создать программу, на основе кото­рой машина во всех случаях жизни могла бы вести себя по человечески. Эта проблема вообще связана уже не с несо­вершенством машин, а с границами наших собственных знаний и теорий, которые опираются на фундамент очевидностей, в которых мы сами себе не отдаем отчета.

Компьютерное сравнение полезно и безобидно, когда оно не принимается буквально. Это можно показать на приме­ре понимания переработки информации. Данный процесс сегодня описывается по аналогии с машиной, в которую закладывается исходная информация. Она перерабатыва­ется на основе фиксированных правил и выдается в виде конечного продукта. Но на самом деле, например, каль­кулятор не занимается переработкой информации, а, так сказать, производит некоторые акты человеческого созна­ния. Подсчитывая стоимость покупок в магазине, человек знает, что цифры означают деньги и знает их цену. Каль­кулятор же не знает ничего. Он потому и считает быстрее, что не затрачивает никаких ментальных усилий, т. е. не мыслит. Совершенно недопустимо смешивать реальную мыслительную обработку информации человеком с теми фиктивными действиями, которые совершает компьютер. Более того, столь же недопустимо отождествлять нейрофизиологические процессы, происходящие в мозге, и психологический процесс, называемый мышлением. Но их нельзя и противопоставлять. Компьютер моделирует не­которые функции сознания, которые обладают возможно­стью логической обработки.

Ядром идеологии современной когнитивной науки — так именуется сегодня дисциплина, ведущая свое проис­хождение от теории познания, — является убеждение, что разум функционирует как цифровой вычислительный компьютер, а эмоционально-волевые и другие духовные акты также сводятся к переработке информации. Поэто­му среди представителей когнитивной науки не так много консервативных исследователей, настаивающих на том, что мозг буквально является вычислительной машиной, а разум — компьютерной программой. Согласно этой вер­сии, любая соответствующим образом запрограммирован­ная система, невзирая на ее физическое строение, может иметь разум в том же самом смысле, как это говорится о человеке. Так сформировалось понятие искусственного интеллекта. В этой версии есть свои доводы, суть кото­рых состоит в утверждении формальной или синтаксичес­кой структуры мыслительных процессов. Наиболее убеди­тельным аргументом в пользу того, что сознание подобно вычислительной машине, является открытие формальных правил синтаксиса и фонологии, которые действуют по аналогии с компьютерной программой. Но на самом деле эти формальные правила наполнены семантическим содер­жанием, которое и определяют человеческое поведение. Таким образом, сами по себе формальные связи не могут выступать в роли правил поведения.

Н. Винер определял кибернетику как науку об управ­лении и связи. Интеллект в этом случае рассматривается как единый «закон природы», действующий в человеке, животном и в машине. Сознательная деятельность с по­зиций кибернетики рассматривается как динамическая система с обратной связью, целью которой является дос­тижение равновесия. Она осуществляется на основе обу­чения, адаптации к среде и переработки информации, ко­торая сводится к сигналам, ограничивающим разнообра­зие. В рамках такой модели «универсального интеллекта» были построены теория игр и программы машинного пе­ревода. В дальнейшем была построена модель «конкрет­ного интеллекта», в основе которой лежит формальная те­ория, выделяющая набор элементарных объектов, прави­ла построения из них сложных выражений, список аксиом и правил вывода. Однако постепенно были осознаны зна­чительные эвристические возможности нечетких понятий и даже поэтических образов.

Сегодня успехи построения искусственного интеллек­та определяются не только логикой и математикой, но и философской методологией гуманитарных наук. Напри­мер, в феноменологии Гуссерля, герменевтике Гадамера, в концепции поэтического языка Хайдеггера, можно най­ти такие важнейшие предпосылки мышления, которые в принципе допускают экспликацию и могут быть учтены в программировании искусственного интеллекта. Если их не заложить в программу, то машина окажется неспособ­ной к распознаванию важной информации. Полезно обра­тить на это внимание, чтобы не оказаться во власти нео­правданных надежд на искусственный интеллект и всеоб­щую компьютеризацию.

Интенциональные (интенция — направленность) свой­ства сознания стали систематически изучаться с начала XX в. в феноменологической философии и психологии. За понятием «интенциональность» закрепилось значение направленности сознания на предмет (вещи, свойства, от­ношения). Согласно крупнейшему немецкому философу нашего времени Э. Гуссерлю, интенциональные свойства являются наиболее специфическими и универсальными свойствами сознания. Их совокупность задает особеннос­ти способов сознательной деятельности человека, в зави­симости от объекта познания. Интенциональные акты со­знания всегда предметны, их значение — это значение предметов, ситуаций или некоторых положений дел, фик­сируемых нашим сознанием. Поэтому интенционалистские программы открывают возможности предметного изучения ситуаций, возникающих в сознании. Другими словами, интенциональный анализ — это анализ условий возможностей протекания процессов сознания.

Извлекая информацию о мире, человек в состоянии наделить ее определенными предметными значениями, которые в совокупности представляют интенциональные акты его сознания. Объем предметных значений информа­ции превышает перечень тех из них, которые удается ох­ватить человеку, благодаря интенциональной способнос­ти сознания. Он имеет дело (перерабатывает) с частью ин­формационных значений, остальные оказываются вне досягаемости его сознания. Процедура интенционального восприятия когнитивных значений информации опреде­ляется тем, что имеется два вида интенциональных дей­ствий. Один из них «ответственен» за восприятие значе­ний информации, поступающей «извне» сознания, а дру­гой — за согласование и корректировку этих значений с информацией, содержащейся «внутри» сознания. Интен­циональные действия (акты, операции) первого вида не только «распознают» значения, но и «дают» им названия. Они преобразуют их в акты сознания, выстраивая их в со­ответствии с правилами языка (речи). Одна и та же инфор­мация о мире может получать в сознании разные значения и названия, но с каждым интенциональным актом может быть связано только одно значение и одно название. Интен­циональные механизмы сознания, ответственные за пере­работку информации «извне», формируют объективный смысл, содержание названий со свойствами его описательности, демонстративности и аналитичности. Если иметь в виду полноту определения значений информации, то она никогда не может быть исчерпывающей, т. е. достаточной.

Отвечая на вопрос, как возможна интенциональная организация сознания, необходимо, во-первых, отметить действия (операции), направляющие речемыслительные, чувственно-эмоциональные и регулятивно-волевые про­цессы на прием и идентификацию когнитивной информа­ции, и, во-вторых, действие самоорганизующих механиз­мов, «подключающих» к актам преобразования информа­ции внутренние ресурсы сознания — ресурсы памяти и прошлого опыта, эмоций и воли, воображения и т. п. Та­кие «подключения» требуются всякий раз тогда, когда преодолевается дефицит информации при определении ее значений, происходит сличение новых значений с извест­ными, хранящимися в памяти. Действия по самооргани­зации сознания, благодаря своим согласующим и коррек­тирующим качествам, «стыкуют» информацию «извне» с информацией «изнутри» и тем самым устанавливают ее предметные значения. Например, самоорганизующие дей­ствия по согласованию и корректировке интенционального анализа информации при подключении прошлого опы­та человека сводятся к следующим направленным актам: а) постоянному сканированию от искомых значений ин­формации к известным и обратно; б) освобождению значе­ний информации или приобретенных знаний от предрас­судков; в) переоценке когнитивных значений информа­ции; г) наконец, подтверждению или опровержению полученных предметных значений информации.

Кондиционалистские программы («conditio» означает «условие») акцентируют зависимости сознания от теле­сной организации, от строения и функций психики, бес­сознательного, факторов общения, социального окруже­ния, культуры и истории человека. Влияние столь много­образных факторов на сознание опосредовано и порой глубоко скрыто. Но не считаться с их действием нельзя, ибо они весьма ощутимо влияют на потенциал активности сознания, на творческую активность личности. К тому же следует иметь в виду, что скрытность, законспирированность их действия зачастую провоцируют иллюзии спонтан­ности и беспричинности протекания процессов сознания.

Сведение сознания к знанию (например, в инструменталистских или интенционалистских программах) стано­вится привычным в условиях, когда широкие массы лю­дей вовлечены в процесс образования, понимаемый как процесс усвоения и использования знаний. Современное искусство и средства массовой коммуникации как бы «за­вершают» подобное образование. В результате чего меж­человеческие отношения, даже столь интимные феноме­ны сознания как, например, любовь, строятся и регулиру­ются сегодня на основе рационального расчета. Психологи отмечают заметное снижение культуры чувств, ее психо­логического и воспитательного эффекта. Односторонняя ставка культуры на рациональность сознания (особенно, на научное познание) привела к девальвации и отмиранию когда-то мощных механизмов цивилизации, работавших на уровне семейного воспитания, разных форм наставничества и педагогики, над формированием телесных, духовно-чув­ственных проявлений, их контролем и самодисциплиной.

Принципиальное разделение физического и духовно­го, мозга и сознания, мира природы и мира свободы при­обрело важный смысл. Решая по-разному психофизичес­кую проблему, одни философы и ученые отдавали предпоч­тение сознанию (например, в духе инструментальных или интенциональных моделей) и пренебрегали телом, мозгом, так сказать, физикой человека. Другие, напротив, усмат­ривали в процессах сознания лишь физиологию мозговых процессов, объявляя само сознание несуществующим яв­лением. Теперь категории души и тела, духа и плоти ред­ко употребляются в теориях сознания, тогда как по сути ряд фундаментальных понятий современной философии сознания, например, понятие о бессознательном, опирает­ся на эти старые традиции. Необычайная разнородность условий, которые влияют на процессы сознания, породи­ла множество кондиционалистских концепций, заметно разобщенных друг с другом. Одни теории объясняют со­знание в зависимости от характера социальных, культур­ных или исторических условий; другие — подчеркивают значение социально-психологических и коммуникатив­ных детерминант; третьи — придают значение индивиду­ально-личностным особенностям сознания.

Вместе с тем, социально-практическая природа созна­ния со всей отчетливостью обнаруживается в современном обществе, в котором главной ценностью становится инфор­мация. Циркулируя по информационным сетям, она объе­диняет людей в новое общественное целое. С социальной точки зрения она представляет собой своеобразный сим­волический капитал, борьба за производство, распределе­ние и присвоение которого ведется так же упорно, как и за деньги. Поэтому философско-гносеологический анализ сознания и информации должен органично дополняться социальным исследованием.

Реальным, практически осуществимым способом эман­сипации по-прежнему остается попытка совершенствова­ния политики коммуникации. Эта политика может стро­иться только на компромиссе и соединении разнородного, на выравнивании резких различий. Попытка достижения национального или мирового единства на фундаменталистской основе, будь то православие, мусульманство или Интернет, даже если окажется насильственно осуществ­ленной, может привести к тяжелым социальным послед­ствиям. Во-первых, моделей единства столько же, сколь­ко людей, и поэтому во имя одного единства придется по­жертвовать представителями другого и единственной формой протеста останется террор. Во-вторых, единство в итоге приводит к стагнации. Наиболее разумным выхо­дом, как и во все времена, остается искусство компромис­са, т. е. усилия, направленные на реализацию основного принципа коммуникации — взаимное признание другого. Он не должен остаться неким моральным идеалом, а дол­жен воплотиться в технических и ментальных структурах коммуникации.

Литература

Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии. М., 1994.

Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., 1975.

Марголис Дж. Личность и сознание. М., 1986.

Мамардашвили М. Как я вижу философию. М., 1988.

Марков Б. В. Философская антропология. СПб., 1998.

Проблема сознания в современной западной философии. М., 1989.

Шилков Ю. М. Гносеологические основы мыслительной деятельности. СПб., 1992.