Как мы скажем Ленни?

Почтовый ящик Юнис Пак на «Глобал Тинах»

13 октября

Голдманн-Навсегда — Юни-сон:

Доброе утро, дорогая моя, милая девочка, нежная моя любовь, жизнь моя. Вчера мне было так хорошо — не верится, что уже приближаются выходные и придется уступить тебя нашему дружку. Я отсчитываю 52,3 часа до следующей встречи и не знаю, куда себя деть! Без тебя я примерно как леопард без когтей. И я работаю над тем, о чем ты говорила. Главным образом надо совершенствовать руки, их в некотором роде сложнее всего привести в порядок — истощение мышечной ткани и все такое. И прости, если в этот раз хорошего было маловато. Я вынужден сдерживаться — сердце, генетически мне в этом смысле сдали очень неудачные карты. Индейцы говорят, в ближайшие два года сердце придется удалять. Бесполезная мышца. Идиотски спроектированная. Крупнейший проект «Постжизненных услуг» на этот год — научим кровь течь именно туда, куда надо, с нужной скоростью, и пускай циркулирует сама по себе. Считай меня бессердечным. Ха-ха-ха.

В общем, Говард Шу (он, кстати, передает привет) навел справки, и, похоже, мы кое-что раскопали. Нужно раздобыть твоим родителям удостоверения получше, чтоб они были не просто среднестатистические американские иммигранты с низким Кредитом. Норвежские бумаги получить сложно, но есть китайские загранпаспорта «лаовай» [95], дают почти такие же права, можно даже каждый год на полгода выезжать из Нью-Йорка. Говард пытается внести твоего отца в список значимых сотрудников, подиатрическая квота в Нью-Йорке пока еще не заполнена. В новом плане МВФ с профессиями все очень четко. Но есть проблема: чтобы попасть в список, твоему отцу понадобится нью-йоркский адрес, на Манхэттене или в старом Бруклине, а самые дешевые нетриплексные апартаменты в Кэрролл-гарденз продаются за 750 000 юаней. Короче, я предлагаю вот что: я покупаю твоей семье квартиру, а если твой отец когда-нибудь заработает, он мне вернет. Сэлли можем оформить студенческую визу, а тебя я запишу внучкой. Так сказать. Ха-ха. В общем, это хорошее вложение средств, и я буду рад, потому что я люблю тебя. Я знаю, ты ненавидишь, когда Ленни тебе читает, и я тоже книжки ненавижу, но у старого поэта Уолта Уитмена была отличная строка: «Вы ли тот Новый человек, которого тянет ко мне?»[96]Я раньше все время ее вспоминал, гуляя по улицам Манхэттена, но больше не вспоминаю, потому что теперь у меня есть ты.

Я хотел кое-что спросить, но подозреваю, что это не моего ума дело. Я знаю, ты хочешь, чтобы твоя семья была в безопасности, но, если вдуматься, ты считаешь, это разумно, что твой отец будет здесь, так близко к тебе и Сэлли? Может, я олдскульный, но ты вот рассказывала, как он заходит в ванную, когда там твоя сестра, или как он за волосы выволакивает мать из постели, — ну, в общем, есть мнение, что это называется физическое и психологическое насилие. Я все понимаю про факторы культуры, но хочу, чтобы вы с сестрой были защищены от человека, который совершенно очевидно неспособен контролировать свое поведение и нуждается в медицинском наблюдении и лекарствах. Отсутствие границ — это одно дело, но насилие противоречит даже базовому китайскому законодательству, не говоря уж об этом скандинавском прекраснодушии норвежцев. Я надеюсь, ты вскоре переедешь ко мне (или мы найдем квартиру побольше, если в этой у тебя клаустрофобия), и я позабочусь о том, чтобы никто больше никогда тебя и пальцем не тронул.

Ладно, мой маленький императорский пингвин, мне, похоже, предстоят трудовые выходные, внутренние дела «Штатлинг», но каждую седьмую минуту я смотрю в потолок или в пол, представляя твое открытое честное лицо, и в эти минуты я совершенно безмятежен и совершенно влюблен.

Юни-сон — Юни-сон:

Это я пишу для себя. Однажды я захочу вспомнить этот день и примириться с тем, что собираюсь сделать.

Вся моя жизнь была полна сомнений. Но теперь им места нет. Я сознаю, что для таких решений слишком молода, но деваться некуда.

Иногда я скучаю по Италии. Хочется быть чужаком без никаких связей. Может, Америки скоро не станет, но ведь я никогда и не была американкой. Это все показуха. Я всегда была кореянкой из корейской семьи, поступала, как все корейцы, и горжусь тем, что это означает. Это означает, что, в отличие от многих людей вокруг, я знаю, кто я.

Проф. Марго по Настойчивости говорила: «Тебе ДОЗВОЛЕНО быть счастливой, Юнис». Какая идиотская американская идея. Каждый раз, подумывая наложить на себя руки в общаге, я вспоминала слова проф. Марго и давай хохотать. Тебе ДОЗВОЛЕНО быть счастливой. Ха! Ленни вечно цитирует одного парня, зовут Фройд, он был психиатр и говорил, что максимум, на что мы можем рассчитывать, — превратить все наше чокнутое горе и все дерьмо наших родителей в обычное несчастье[97]. Я подписываюсь.

Я это чувствую, просыпаясь рядом с Джоши. И еще немножко волнуюсь. Мы с мсье Коганом отрабатывали мазки, и у Джоши было такое сосредоточенное лицо — просто невероятно. Нижняя губа отвисла, как у мальчика маленького, и он так осторожно дышал, как будто в мире ничего нет важнее этих мазков. Есть в этом какая-то сила — в умении все от себя отпустить и сконцентрироваться на том, что снаружи. Наверное, у Джоши в жизни было много счастья, и он знает, что с ним делать.

А потом он заметил, что я смотрю, и улыбнулся, как мальчишка, и втянул губу, чтобы выглядеть на свои годы, чего он, по-моему, больше не умеет. И я подумала: ну ладно, я уйду от Ленни и всю жизнь буду просыпаться рядом с Джоши, буду стареть, а он молодеть. Как-то это правильно. Типа, это мое наказание. Утро, день, ночь, секс, ужин, шопинг, чем бы мы ни занимались, Джоши меня не обламывает, но и не наоборот. Я просто хочу вместе с ним отрабатывать мазки и слушать это ровное-ровное дыхание. У него есть старые шлепанцы, которые аккуратно стоят у кровати, чтоб он с утра первым делом в них влез, только они ему велики. Он в них шаркает, как старик. И вот это я могу исправить. Я могу его исправить. Я так рада, что он прислушивается к критике. Первым делом надо ОБЯЗАТЕЛЬНО раздобыть ему новые шлепанцы. Наверное, я с Джоши — как моя мать, только мне больше повезло. Ну, как у Фройда: обычное несчастье.

Ленни. Простит ли он меня?

Временами мне кажется, будто я какой-то мусороперерабатывающий комбинат — разные люди через меня передают друг другу любовь, ненависть, соблазнение, влечение, отвращение, все-все. Я бы хотела быть сильнее, увереннее в себе, чтобы всю жизнь провести рядом с таким, как Ленни. Потому что у него тоже есть сила — не такая, как у Джоши. У него сила милых рыбьих рук. У него сила — сунуться носом мне в волосы и сказать, что вот теперь он дома. У него сила плакать, когда я у него отсасываю. Ленни вообще КТО? КТО так делает? Кто еще мне так откроется? Да никто. Потому что это риск. Ленни — рисковый человек. Джоши сильнее, но Ленни гораздо рисковее.

Я хотела одного: чтобы мои родители целиком отвечали за то, какая я бестолочь. Хотела, чтоб они признали свои ошибки. Но теперь мне это не важно.

Обычное несчастье, то, что доктор прописал, но к тому же обычная общая ответственность.

Я больше не могу оставаться побитой маленькой девочкой. Я должна быть сильнее отца, сильнее Сэлли, сильнее мамы.

Прости меня, Ленни.

Я тебя люблю.

Юни-сон — Голдманн-Навсегда:

Ты, милый, я смотрю, деловая колбаса. Меня очень возбуждает, что ты много работаешь, Джоши. Нет ничего сексуальнее трудолюбивого человека, — меня так воспитали, и этого родительского наследия я НЕ стыжусь. Меня сейчас переполняет столько эмоций. Это не просто благодарность за то, что ты сделал для моих родных, — это глубокая, сильная любовь. Я ли тот Новый человек, которого тянет к тебе? Да, Джоши, это я. Иногда я вижу на улицах мужчин и женщин, они красивы, но у них красота очевидная, медийная такая красота. А ты настоящий. Не переживай из-за секса, милый. Я отнюдь не секс-машина. Обнимать тебя, принимать с тобой душ, СИЛЬНО тереть тебя мочалкой, выбирать, что надеть, обниматься на диване, готовить эти обезжиренные черничные оладьи — я никогда ни с кем не делала ничего восхитительнее. Просто быть с тобой в одной комнате уже возбуждает. Я так по тебе соскучилась. У тебя НЕ стариковские руки. Ты гораздо сильнее Ленни, и у тебя мягкие красивые губы. Только шею тренируй, пожалуйста, потому что лизать тебе придется часто! Ха-ха-ха.

О родителях: мне иногда кажется, что я слишком много тебе рассказываю. Я знаю, сама виновата — мне кажется, будто я должна трещать про них со всеми, кого люблю. Вываливать на кого-нибудь свою жизнь — типа, единственное, что мешает мне весь день сидеть в холодильнике и откармливать мою и без того ЖИРНУЮ задницу. Я просто не знаю, честно ли поступила с ними и с тобой, рассказав о себе, Сэлли и маме. Хорошие моменты тоже, знаешь ли, случались. В Томпкинс-парке незадолго до Перелома отец спросил, как у меня дела. Я знаю, что в глубине души он хороший человек, просто у него жизнь трудная, и от этого мне грустно. Иногда, когда я скучаю по тебе, мне вот так же грустно — будто к тебе мчится вся моя жизнь, и мне не терпится быть с тобой.

Фу, я только что смотрела канал одного ямайца, его депортировали из Нью-Йорка, и он плакал, вся семья в слезах, он говорил дочери, что вернется, а им лучше оставаться в городе, потому что безопасно. Я сама чуть не разрыдалась. Я говорила, что волонтерствовала в приюте для албанок, которых в Рим переправляли? Лучше бы обойтись без депортаций. И это ведь ужас, что наш комплекс зачистят. Ленни столько денег вложил в эту квартиру, и у него куча книг. А со стариками что? Куда их поселят? Они же умрут. Ты не можешь чем-нибудь помочь, милый? Ладно, Ленни уже возвращается, я слышу, как он сопит и кряхтит. Побегу. Прекрасных тебе выходных, Джоши. Я думаю только о тебе, мечтаю только о тебе. Я верю тебе и ты мне очень, очень нужен. Со мной никогда не случалось такого чуда, как ты.

21 октября

Чхун. Вон. Пак — Юни-сон:

Ынхи,

Сегодня получить заявление на паспорт лаовай спасибо тебе! Мистер Шу даже позвонить и сказать что это формально и мы уже гарантия переехать Нью-Йорк. Мы с папой так тобой гордить. Умная дочка! Мы так и знать. Даже в католической когда ты получать хорошие отметки и пойтить в Элдербёрд. Помнишь учительница живописи в школе хвалить твое пространственное мышление, а мы думать она говорить СТРАНСТВЕННОЕ и все удивляться что это:) Мы видеть твоего нового друга Джоши Голдмана, он очень красивый для старого человек, гораздо моложе твоего Соседа Ленни. Мы тоже гордить, что у тебя такой важный друг. Ленни он не уметь тебе помочь. Он русский. Может быть он коммунист? Все русские перед нефтью быть коммунисты. Но если тебе нравить старшие мужчины мы знать в Торонто сына миссис Цой ему 31, высокий и очень мушисух и хорошо работать в промышленности медицинского инструмента. Спасибо Юни что думать о семье. Пожалуйста прощать что ты не понимать мой английский. Господь благословить тебя всегда.

Любить,

Мама

22 октября

СэллиБарнарда: Я получила студенческую визу. Не знаю, что сказать, Юнис, но я тебя люблю. Я знаю, что ты всегда за меня, и не только потому, что ты моя старшая сестра. Я понимаю, ты этого слышать не хочешь, но я молюсь за тебя каждый день. Молюсь, чтобы ты была счастлива и обрела душевный покой. Помнишь, как мы в детстве радовались, когда после церкви ходили в «X— Март», покупали ттоки и манты? Ты их ела, а потом плакала, потому что боялась поправиться.

Юни-сон: Не надо меня благодарить. Я рада, что с тобой все в порядке. Неделю прятаться в подвале — это ж надо. И то, что случилось с дочерью Кимов, как там ее звали.

Сэлли Барнарда: Я, пожалуй, не хочу сейчас об этом.

Юни-сон: Мне стыдно, что меня с вами не было.

Сэлли Барнарда: От таких вещей все проясняется. Я теперь знаю, зачем живу. Для тебя, для мамы и для папы. Я буду смирная, никакой Политики, я сделаю так, чтобы ни с кем из нас не случилось того, что с Сарой Ким. Ты и правда для меня, как мама говорит, «роликовая» модель.

Юни-сон: Возвращаешься в Барнард?

СэллиБарнарда: Барнард до конца года закрыт, но это ничего. Все равно мне весь год налегать на мандаринский и норвежский.

Юни-сон: У тебя все получится. Ты все можешь, если захочешь.

СэллиБарнарда: А ты?

Юни-сон: А?

СэллиБарнарда: Что будешь дальше делать?

Юни-сон: Не знаю. Может, Джоши устроит меня в Розницу, а может, поеду в Лондон, искусство и финансы учить.

СэллиБарнарда: С ним все серьезно? Ты уже сказала Ленни?

Юни-сон: Нет.

СэллиБарнарда: Не лги ему, Юнис. Я тебе не говорила, но, по-моему, Ленни очень славный человек — ну, судя по нашей единственной встрече. Он так старался понравиться маме с папой.

Юни-сон: Я знаю. Можешь не говорить. Но он не ангел. Он меня любит, только когда я на него злюсь. И вообще, он наверняка найдет другую кореянку, он уже с сотней встречался. Настоящую, номо чха кэ [98], не как я. А, и я видела Изображения его бывших — у них жопы вместо рож. Знаешь, есть такие белые, которые не отличают красивую азиатку от уродины. Вот для Ленни мы все на одно лицо.

СэллиБарнарда: Это не мое дело, но, по-моему, тебе стоит быть с Ленни подобрее, даже если ты от него уходишь. Обойдись с ним порядочно.

Юни-сон: Сэлли, я знаю. Я буду честной. Я не знаю, МОГУ ли я от него уйти. Я его еще люблю. Просто он совсем бестолковый. Бедный мой Леонардо Дабрамовинчи. Сидит вот рядом и стрижет ногти на ногах, улыбается не пойми с чего. Не знаю, почему так, но, по-моему, это очень грустно, когда он мне так улыбается. И еще я, типа, злюсь, что он по-прежнему так на меня действует.

24 октября

Голдманн-Навсегда — Юни-сон:

Юнис, нам надо поговорить. Я знаю, что ты меня любишь, но иногда ты неважнецки со мной поступаешь. То ты говоришь, что я «пренаилучнейший парень на свете», то заявляешь, что не уверена, что надо сделать паузу, слегка притормозить. И тогда я получаюсь каким-то назойливым мудаком, который заставляет тебя рассказать о нас Ленни, переехать ко мне, воспринимать наши отношения так же серьезно, как я. Ты, кажется, путаешь меня с высокопоставленным и всеми обожаемым Джоши Голдманном, который пытается изменить мир. С тобой я другой. Просто влюбленный человек, больше ничего.

Мне не нравится, что ты грузишь меня виной из-за стариков, которых вышвырнут из дома Ленни. Это не по моей части, Юнис. Я готов помочь тебе с родителями и сестрой, но я как бы не могу оставить в Нью-Йорке сотню людей, в которых нет необходимости. Теперь музыку заказывает МВФ. В последние месяцы я присылал этим старикам продукты и воду — по-моему, я сделал для них все, что мог.

Слушай, я понимаю, что прошу тебя сделать огромный шаг, и знаю, почему ты не уходишь от Ленни — он твоя «эмоциональная» страховочная сетка. Но не забывай, что, по сути дела, я один могу обеспечить тебе безопасность. Ленни ухаживал за тобой нелепо и навязчиво, я об этом помню и не хочу повторить его ошибку. Может, по мне не всегда скажешь, но не будем забывать, что мне семьдесят. И вот что говорит мой опыт, Юнис: молодость бывает только раз. И лучше провести ее с тем, кто расширит ее до предела, с кем тебе хорошо, кто заботится о тебе, любит тебя, а в долгосрочной перспективе не умрет задолго до тебя, как Ленни. (Статистика говорит нам, что, поскольку он русский мужчина, а ты азиатская женщина, он умрет лет на двадцать раньше.)

Страшно ли мне от того, как стремительно это с нами происходит? Вот уж не сомневайся! Иногда я вижу нас в зеркале и поверить не могу — кто я? С каждой неделей мы ближе, и каждую неделю ты что-то такое делаешь, и мне начинает казаться, будто я тебя не заслуживаю. Ты отталкиваешь меня. Почему? Жестокость к мужчинам — это в твоей природе? Тогда, может, разумнее изменить свою природу, пока не поздно?

Я все время о тебе думаю, Юнис. Иногда такое ощущение, будто все остальное не имеет смысла. А теперь ТЫ начни думать обо МНЕ. Я сижу тут, в старом добром Верхнем Вест-Сайде, молочу кулаками в грудь, печально верещу по-обезьяньи и мечтаю о том дне, когда ты станешь поступать со мной так, как я того заслуживаю. У нас впереди много драгоценных лет, сладкая моя пчелка. Давай не будем тратить попусту ни единой минутки. Sogni d’oro [99], как ты говоришь. Золотых тебе снов.