Глава 26. Утром я проснулся от сильного топота шныряющих по вагону пассажиров

Утром я проснулся от сильного топота шныряющих по вагону пассажиров. Состав стоял на какой-то станции. Андрея в купе не было, соседи же наши сидели за столиком, уныло разглядывая картину за окном. Спустившись вниз и вяло поздоровавшись с ними, я направился в туалет, который оказался закрыт. Выйдя в тамбур, я увидел через открытые двери вагона питьевой фонтанчик на станции и, спустившись вниз, ополоснул лицо тёплой и солоноватой водой. Вокруг сновали люди в национальной одежде, по форме и орнаменту которой я понял, что находимся мы уже в Казахстане. Подошёл Андрей, открывая на ходу только что купленные сигареты, и мы закурили. Несмотря на предобеденное время, чувствовалась совершенно иная температура воздуха. Если в Ташкенте была жара, то здесь стояло настоящее пекло, и воздух казался сухим, без намека на влажность. На примитивном здании вокзала красовалась вполне русская надпись: станция Луговое.

– Казахстан? – спросил я Андрея скорее для проформы.

– Он самый... – ответил тот. Было заметно, что настроение флегматичного Андрюхи стало приподнятым, и в огромных глазах его чувствовался азарт. Объявили отправление.

– Надо пообедать хорошенько. – сказал Андрей, и, как только поезд тронулся, мы не спеша отправились в сторону вагона-ресторана. Мне совсем не хотелось есть, и, похлебав немного харчо, я ограничился полным стаканом сметаны с сахаром, которую очень любил. Андрей, с недовольством глядя на меня, кушал всё подряд. С момента отправления от станции Луговое Андрей стал регулярно посматривать на часы. Покончив с обедом, мы двинулись в обратный путь, преодолевая узкие коридоры вагонов, пока наконец не остановились в тамбуре нашего. Здесь мы закурили. За окном простиралось безграничное пространство однообразно-песочного цвета. Это была настоящая пустыня. Изредка мелькали одинокие всадники, величественные верблюды и небольшие стада баранов. Как заворожённо смотрел Андрей на этот унылый пейзаж! Чувство это передалось и мне, когда обернувшись от окна, он вдруг сказал:

– По Чуйской долине едем! Вон оно как... Уснул, проснулся, и ты уже ЗДЕСЬ, – я смотрел на проплывающий мимо бескрайний песчаный ландшафт, без единого намека на зелень, и машинально думал над тем, что же потребляют в пищу виденные мной бараны и верблюды.

– Сейчас заходишь в купе, забираешь оба рюкзака, прощаешься со своей подружкой, говоришь ей, что мы переезжаем в другой вагон, и возвращаешься сюда. Давай, вперед! – вдруг сказал мне Андрей, в очередной раз взглянув на часы. Через несколько минут я уже стоял возле него с рюкзаками, не совсем понимая, зачем было говорить соседям о смене вагона, но от вопросов воздерживался. Так или иначе, вскоре всё станет понятным, ведь Андрей знает, что делать, а от меня требуется лишь чёткое исполнение его воли. Еще какое-то время мы стояли в тамбуре, и Андрей теперь уже буквально впился взглядом в бескрайний горизонт проплывающей мимо пустыни, словно пытался увидеть что-то важное и значимое. Чувствовалось возросшее напряжение в нём, и, поглядывая на часы, казалось, будто Андрей совершенно забыл обо всём вокруг. Я пытался вглядываться туда, куда был устремлен его взгляд, но зацепиться было не за что. Сплошная пустыня. Наконец Андрюха встрепенулся.

– Всё! Надевай рюкзак!

Я последовал его совету, и мы оба перекинули рюкзаки за спину. Вытащив из моего непонятно откуда взявшиеся плоскогубцы, Андрей быстрым и привычным движением открыл входную дверь, и тамбур тут же наполнился шумом. На какое-то мгновение я опешил. Поезд шёл на полном ходу, что же намеревался делать Андрей? Пока я боролся со странным чувством пугливого любопытства, Андрей схватил рукоятку опломбированного стоп-крана, под которым было написано «НЕ СРЫВАТЬ! ШТРАФ – 100р.», и с силой рванул её вниз. Пломба на тонкой проволоке сорвалась с петли и отлетела к стене, и почти сразу же раздался страшный, забивающий перепонки свист выходящего под огромным давлением воздуха. Шум хоть и исходил из-под днища вагона, но был таким мощным, что меня охватила настоящая паника. Андрей застыл возле лестницы, глядя вниз, где мелькали змеями соседние рельсы. Мне казалось, что этот свист слышен всем пассажирам поезда, и я крутил головой, ожидая, что кто-нибудь сейчас войдет в тамбур либо с левой стороны, либо с правой. Поезд дёргался, как припадочный, после каждого рывка заметно теряя скорость. Сколько времени прошло, не могу сказать даже сейчас, но в какой-то миг поезд снизил скорость настолько, что можно было прыгать.

– Быстро за мной! – крикнул Андрей и прыгнул вниз. Я последовал за ним, и, приземлившись, слегка ободрал ладони о гравий. Поднявшись на ноги, я по инерции обернулся. Из окна медленно проплывающего мимо меня вагона, с широко раскрытыми глазами и ироничной улыбкой на губах на меня смотрела юная соседка по купе.

– Бежим! – крикнул Андрюха и устремился в глубь пустыни, увлекая меня за собой. Нам в спину смотрели десятки пассажирских глаз, однако этот бег был для меня избавлением от панического состояния в тамбуре.

Рюкзаки бились о наши спины,и бежали, не оглядываясь назад. Никогда раньше мне не приходилось визуально оценивать пройденное расстояние на такой открытой территории как пустыня, и, когда мы наконец остановились, я увидел позади поезд в образе маленькой зеленой змейки, лежащий как на ладони от первого до последнего вагона. Состав стоял, как вкопанный, и расстояние было таким, что разглядеть людей было не возможно, при этом сохранялось чувство, что нас из поезда по-прежнему отлично видно. Там наверняка сейчас творился ажиотаж, и выяснялись причины настоящего ЧП. Неспешным шагом мы прошли ещё какое-то расстояние, пока наш состав тронулся и, медленно набирая ход, скрылся из виду. С этого момента я начал ощущать бескрайнюю территорию Чуйской долины, той самой Волшебной долины, куда я так грезил попасть, и по которой сейчас ступали мои обутые в футбольные бутсы ноги. Вокруг, насколько позволяет зрение, не наблюдалось никакого движения. Ни людей, ни строений и, главное, никакой зелени. Сухая, местами в белых солевых трещинах земля, и огромное, не оставляющее теней, безжалостно палящее солнце над головой. Самым же удивительным было отсутствие тишины. Пустыня была наполнена каким-то неясным шумовым фоном, и буквально – кричала, отчего было чувство, что она – живая.

Вскоре перед нами возник глубокий, метра три на три овраг, который пересекал долину вдоль линии железного полотна. Там, на дне, протекал ручей шириной 50 см и глубиной не больше 15. Как потом я узнал, на карте это значится рекой Аспара, и, судя по глубине оврага, когда-то она действительно была более полноводной. Переступив одним шагом эту реку, мы взобрались по насыпи наверх и присели у кромки. Андрей сорвал какой-то сухой стебель, одиноко торчащий из земли, и принялся растирать его в ладонях.

– Щас курнем, и дальше станет веселее идти, – он наконец впервые за последние дни улыбался. Мне не верилось.

– Это шмаль? – не скрывая удивления, спросил я.

– Конечно, малой! Здесь больше ничего не растет. – Андрюха уже забивал мастырку, и вскоре знакомый запах конопли вовлёк нас в процесс и окунул в атмосферу, знакомую лишь травокурящим персонажам.

– Прикинь, девчонка глазела на нас из окна с обалделым видом, когда мы выпрыгнули. Я ведь ей сказал, что мы – туристы, – прыснул я.

– Туристы, анашисты, – смеялся Андрюха в унисон. Посидели. Закурили по сигарете.

– Ну как? – спросил Андрей.

– Нормально. Накрывает, – отвечал я удовлетворенно.

– Не Кабульская бомба, конечно, но тоже хороша, – старший товарищ смотрел на меня, затягиваясь сигаретой и щурясь от дыма.

– Так вы всё знали? – спросил я его, испытывая лёгкое чувство удивления, и почему-то подумав о Марсике. – А ты думал, что стрельба среди ночи может остаться незамеченной в нашем районе? – вопросом же ответил мне Андрей. Действительно. Как я об этом не задумался ни разу? – Там и менты интерес проявляли, да Кабул сам же им тень на плетень навел. Рисковали вы, однако, – уже серьёзным тоном закончил он, давая понять, что тема исчерпана. Надо было вставать и продолжать путь.