Глава двадцать вторая. В понедельник 17 сентября, в день, когда должно было состояться слушание, писатель заметил Билли в коридоре отделения ПИТ и по понимающей улыбке

В понедельник 17 сентября, в день, когда должно было состояться слушание, писатель заметил Билли в коридоре отделения ПИТ и по понимающей улыбке, ясному взгляду и кивку догадался, что это Учитель. Они крепко пожали друг другу руки.

– Давно не виделись, – приветствовал писатель. – Рад встрече.

– Тут просто все так завертелось.

– Давай побеседуем наедине, пока нет Голдсберри с Томпсоном.

Они вошли в небольшой конференц‑зал, и Учитель рассказал писателю о покушении, о том, что личности опять разъединились, что Аллен берет в аренду новую спортивную машину и что как только судья аннулирует его признание, он помчится в Лексингтон на лечение к доктору Уилбур.

– А кто выдавал себя за тебя во время наших встреч в прошлом месяце?

– Аллен. Извините. Артур считал, что вы расстроитесь, если узнаете, что снова произошло расщепление. Хотя обычно его не заботит, кто что чувствует. Остается лишь предполагать, что он был в шоке после стрельбы.

Они беседовали до тех пор, пока не приехали Голдсберри с Томпсоном, а потом все вместе поехали в окружной суд Фэрфилда в Ланкастере.

Голдсберри с Томпсоном предъявили судье письменные показания, данные под присягой докторами Джорджем Хардингом, Корнелией Уилбур, Стеллой Кэролин и Дэйвидом Колом, а также психологом Дороти Тернер, «с достаточной медицинской уверенностью» сходившихся в том, что Билли Миллиган во время совершения нападений на стоянках и ограбления аптеки Грэя, совершенных в период с декабря 1974 по январь 1975 года, являлся психически нездоровым человеком, страдающим от расщепления личности. Все они считали, что на тот момент он не был в своем уме, чтобы совместно с адвокатом Джорджем Келлнером должным образом защищать собственные интересы.

Мистер Льюс, окружной прокурор Фэрфилда, вызвал лишь доктора Гарольда Т. Брауна, который с места для свидетеля подтвердил, что лечил Билли, когда тому было пятнадцать лет, и направил в государственную больницу Коламбуса на три месяца. И что теперь, в свете последних известий, он бы поменял свой диагноз с истерического невроза с пассивно‑агрессивными свойствами на диссоциативное расстройство личности с возможной множественной личностью. Но, помимо этого, доктор Браун сообщил суду, что по требованию окружного прокурора беседовал с Билли в Афинах, и во время этой встречи ему показалось, что Миллиган знал о совершенных им преступлениях, так что, по мнению Брауна, он может и не быть множественной личностью, поскольку для них характерно не знать о том, что делали их альтер‑эго.

Выходя из зала суда, Голдсберри с Томпсоном были настроены оптимистично, а Билли ликовал. Он не сомневался, что судья Джексон поставит показания четверых досточтимых психиатров и психолога выше мнения доктора Брауна.

Судья объявил репортерам, что примет решение в течение двух недель.

18 сентября, глядя на то, каким возбужденным вернулся Билли из Ланкастера, и понимая, что тот боится очередного покушения, доктор Кол разрешил Миллигану уехать. Считая, что ни в больнице, ни в доме сестры он не будет в безопасности, Билли решил снять номер в гостинице «Хокинг‑Вэлли Мотор Лодж» в расположенном неподалеку городке Нельсонвилл. Он собирался взять мольберт, холсты и краски и поработать в уединении.

Он въехал в гостиницу во вторник под чужим именем и постарался успокоиться, но напряжение было слишком сильно. Когда Билли рисовал, ему постоянно слышался какой‑то шум. Обыскав номер и коридор, он подумал, что шум – у него в голове, что это его собственные голоса. Билли постарался их не слушать, а сконцентрироваться на кисти, но они продолжали разговаривать. И это не были Рейджен с Артуром; их акценты он бы сразу узнал. Значит, нежелательные. Что происходит? Он не мог ни работать, ни спать, а вернуться к Кэти или в Афины боялся.

В среду Миллиган позвонил Майку Рупу и попросил приехать. Увидев, как Билли нервничает, Руп связался с доктором Колом.

– У тебя все равно ночное дежурство, – сказал Кол. – Останься с ним на ночь сегодня, а завтра привози сюда.

С Майком Рупом Билли стало спокойнее. Они сходили в бар выпить, и Билли поведал ему о своих надеждах на то, что он будет лечиться у психиатра Сибил.

– Я на пару недель лягу в больницу, пока доктор Уилбур не сочтет, что я могу снять квартиру и жить один. Мне кажется, я справлюсь, потому что даже сейчас, когда у меня проблемы, я остаюсь функционален. А потом я начну лечение, придерживаясь ее рекомендаций.

Руп выслушал планы Билли на будущее и на новую жизнь, которая начнется, если судья Джексон примет решение в его пользу.

Разговор длился всю ночь, заснули они только к утру, а в четверг, после позднего завтрака, поехали обратно в клинику.

Билли сидел в больничном вестибюле и думал о том, что уже ничего не может делать как следует. Он чувствовал себя дураком, потому что утратил все полученные от остальных таланты: ум Артура, силу Рейджена, убедительность Аллена, инженерные знания Томми. Ему казалось, что он тупеет и тупеет, а давление все растет и растет. Стресс и страх подтачивали его силы. А шум усилился, цвета стали невыносимо насыщенными. Ему хотелось уйти в свою комнату, хлопнуть дверью и вопить, вопить, вопить…

На следующий день Ванда Пенкейк заканчивала обед в столовой, как вдруг ее приятель подскочил со стула и бросился к окну. Ванда тоже развернулась и стала вглядываться в дождь, пытаясь понять, на что он так смотрит.

– Там кто‑то был, – он показал пальцем. – Какой‑то парень в коричневом плаще побежал в сторону моста на Ричленд‑авеню и скрылся под ним.

– Где?

Ванда встала на цыпочки, вытянулась, насколько позволяло ее невысокое коренастое тело, но увидела лишь струи дождя на стекле и машину, стоявшую возле моста. Из машины вышел водитель, посмотрел через ограду, потом вернулся, потом – снова к мосту и все смотрел вниз, как будто там кто‑то или что‑то есть.

У нее возникло странное неприятное ощущение.

– Пойду проверю, где Билли.

Она пошла по отделению, спрашивая у персонала и других пациентов, но никто Билли не видел. Она зашла в его комнату. Плаща в шкафу не оказалось.

К медсестрам подошла заведующая отделением Шарлотта Джонсон и сообщила, что один из работников клиники, уехавший в город, тоже видел Миллигана на Ричленд‑авеню. Услышав такие новости, вышел из своего кабинета и доктор Кол.

Поднялся шум. Охрану решили не посылать, зная, как Билли не нравятся люди в форме.

– Я пойду, – сказала Ванда, схватив куртку.

Охранник Клайд Барнхарт отвез ее к мосту. Она спустилась к воде и стала искать беглеца под мостом среди труб. Потом пошла по берегу, глядя по сторонам. Но безрезультатно. Вернувшись к мосту, она заметила водителя все той же машины и удивилась.

– Вы видели молодого человека в коричневом плаще? – спросила Ванда.

Он указал на «Конво», новый университетский крытый стадион, построенный неподалеку.

Охранник довез Ванду до этого современного кирпично‑стеклянного здания, похожего на торт с куполом.

– Вон он, – сказал Барнхарт, показывая на третий бетонный ярус, окружавший арену.

– Ждите здесь, – велела она, – я лучше сама с ним поговорю.

– Но в здание за ним не заходите, не оставайтесь с ним наедине, – предупредил Барнхарт.

Она побежала по пандусу, а Миллиган пытался открыть дверь за дверью, чтобы попасть внутрь.

– Билли, – закричала Ванда, сбегая с пандуса на бетонный выступ. – Подожди!

Он не откликнулся.

Она стала перебирать другие имена.

– Дэнни! Аллен! Томми!

Но он шел быстро, не обращая на нее внимания и продолжая дергать двери за ручки. Наконец ему попалась незапертая, и он скрылся внутри. Ванда в «Конво» еще не бывала. Несмотря на страх – ведь она не знала, чего ждать от Билли и зачем он вообще сюда пришел, – Ванда вбежала за ним и остановилась возле крутой лестницы, по которой он начал подниматься.

– Билли, спускайся.

– Иди к черту. Я не Билли.

Ванда впервые видела его со жвачкой, челюсти работали быстро и энергично.

– А кто ты? – спросила она.

– Стив.

– Что ты собрался делать?

– А на что, блин, это похоже? Наверх лезу.

– Зачем?

– Спрыгну.

– Стив, спустись, давай все обсудим.

Но, как она ни пыталась его убедить, спускаться Стив отказался. Все было бесполезно. Ванда поняла, что он твердо решил покончить с собой. И заметила, как он изменился: стал наглее, голос выше, речь быстрее, а в выражении лица и тоне голоса сквозила мужская агрессия.

– Я пошел в сортир, – сказал он и скрылся за дверью.

Ванда бросилась к выходу, выбежала за бетонные кольца, чтобы посмотреть, тут ли еще Клайд. Но он уехал. Когда она вернулась в здание, Стив вышел из туалета и нырнул в другую дверь. Она хотела пойти за ним, но он закрылся изнутри.

Увидев на стене телефон, Ванда набрала номер больницы и попросила соединить ее с доктором Колом.

– Не знаю, что делать, – сказала она. – Это Стив, и он угрожает покончить с собой.

– Успокой его, – ответил Кол. – Скажи, что все наладится. Что все будет не так плохо, как он воображает. Что он поедет в Кентукки на лечение к Уилбур. И скажи, чтобы возвращался.

Повесив трубку, она вернулась к двери и начала стучать и кричать.

– Стив! Открой дверь! Доктор Кол говорит, что ты едешь в Кентукки!

Через несколько секунд какой‑то студент открыл ей дверь. Ванда увидела за ней узкий заворачивающий коридор. Она бросилась по нему, заглядывая в комнаты и залы, чувствуя себя как на карусели в кошмарном сне. Его все нет. И она все ищет. Все бежит.

Заметив еще двоих студентов, которые о чем‑то беседовали, Ванда закричала на бегу:

– Тут парень не проходил? Метр восемьдесят. В коричневом плаще. Промокший.

Один из студентов указал вперед.

– Он туда пошел…

Она побежала дальше, время от времени заглядывая и в двери, которые вели наружу, на случай если он вышел. Наконец она действительно увидела его на улице.

– Стив! – закричала Ванда. – Подожди меня! Нам надо поговорить!

– Мне не о чем с тобой разговаривать.

Подбежав, Ванда втиснулась между Билли и бетонной балюстрадой, чтобы не дать ему спрыгнуть.

– Доктор Кол зовет тебя обратно.

– Да шел бы этот жирный ублюдок куда подальше!

– Он говорит, что все не так плохо, как тебе кажется.

– Ага, блин.

Стив начал ходить и стороны в сторону, яростно работая челюстями.

– Он говорит, что ты поедешь в Кентукки и доктор Уилбур тебе поможет.

– Я этим мозгоправам не верю. Несут какую‑то херню про множественную личность. Это бред. Они сами спятили.

Миллиган снял свой мокрый плащ, налепил его на большое окно и занес кулак для удара. Ванда кинулась к нему, схватила за руку и повисла на ней, чтобы не дать ему осуществить задуманное. Она понимала, что ему нужен кусок стекла, чтобы перерезать себе вены, хотя стекло было очень толстым и не разбилось бы. Скорее всего, он просто сломал бы себе кисть. Но Ванда все равно держала его за руку, а он пытался ее стряхнуть.

В ходе борьбы она продолжала попытки уговорить его вернуться в клинику, но он не слушал. Промокнув и замерзнув, Ванда наконец сказала:

– Я устала. Предоставлю тебе выбор: либо ты сейчас же идешь со мной, либо, ей‑богу, я дам тебе по яйцам.

– Не дашь.

– Дам, – настаивала Ванда, не выпуская его руку. – Считаю до трех. Если не пойдешь в клинику, то я тебя ударю.

– Ну а я женщин не бью, – ответил он.

– Раз… два… – Ванда занесла ногу для удара.

Он скрестил ноги.

– Ударишь, да?

– Да.

– Ну и ладно, а я пойду, – сказал он. – Наверх.

– Нет, не пойдешь. Я тебя не отпускаю.

Стив наконец вырвался и побежал по бетонной балюстраде. До земли было три пролета. Когда он добрался до самого края, Ванда кинулась на него, одной рукой обхватила шею, другой взялась за ремень и потащила прямо по бетону, так, что на нем от этой борьбы порвалась рубаха.

Потом Ванда заметила, что в нем как будто что‑то щелкнуло. Миллиган ослаб и рухнул на пол, взгляд стал стеклянным, и она поняла, что это уже кто‑то другой. Он заплакал и затрясся. «Испугался», – подумала она. Ванда уже поняла, кто это.

Она обняла его и сказала, что не надо переживать.

– Дэнни, все будет хорошо.

– Меня выпорют, – ныл он, – ботинки грязные, шнурки развязаны, штаны мокрые, волосы тоже. Одежда грязная, я выгляжу неряхой.

– Хочешь, пойдем погуляем?

– Да, – согласился он.

Ванда подняла плащ, надела на него и повела к выходу. Наверное, Билли не раз видел это круглое здание сверху. Вернулся охранник. Его машина стояла на парковке с открытыми дверями, но в ней никого не было.

– Сядем в нее? Чтобы не мокнуть под дождем.

Дэнни попятился.

– Все нормально, это машина охранников. Клайда Барнхарта. Вы с ним хорошо ладите. Он тебе даже нравится, да?

Дэнни кивнул и полез на заднее сиденье, но, увидев проволочную сетку, которая ассоциировалась у него с клеткой, он вылез и задрожал.

– Хорошо, – сказала Ванда, – можем оба сесть спереди, дождемся Клайда, и он нас отвезет.

Дэнни тихонько сел рядом с ней и удивленно уставился на свои мокрые штаны и грязные ботинки.

Ванда не стала закрывать двери, но включила фары, чтобы дать Клайду знать, что они пришли. Вскоре он показался возле актового зала, а вместе с ним шла Норма Дишонг.

– Я ездил за ней в клинику, – объяснил Клайд, – и мы приехали искать вас с Биллом.

– Это Дэнни, – ответила Ванда. – У него уже все нормально.

Во вторник 25 сентября сестра Пэт Перри наблюдала за тем, как Билли разговаривал с Гасом Холстоном в комнате отдыха. Холстона поместили в клинику за несколько недель до этого; оказалось, что они с Билли знакомы еще с Лебанона. Подошли Лори с Маршей и начали флиртовать с мужчинами. Лори вообще никогда даже не пыталась скрыть свой интерес к Билли, но теперь делала вид, будто увлеклась Холстоном, чтобы заставить Билли ревновать. Сестра Перри, чьей подопечной являлась Лори, знала, что она без ума от Билли с тех самых пор, как он попал в Афины. Она была хорошенькая, не слишком умная и всюду его преследовала, писала записки и рассказывала персоналу клиники, чем они с Билли вскоре будут заниматься. Даже распустила слухи, что они когда‑нибудь поженятся.

Билли же никогда не обращал на нее особого внимания. Самым серьезным его жестом было то, что он за несколько дней до того дал Лори с Маршей пятьдесят долларов, когда они пожаловались, что совсем на мели. А они взамен взяли стикеры с надписью «Обними своего ребенка» и пошли в центр их раздавать.

У Айлин Макклеллан, которая работала после обеда и чьим подопечным являлся Билли, в тот день был выходной, так что за ним присматривала ее напарница, Кэтрин Джиллот. Вскоре после того как добрая старушка Джиллот вышла на дежурство, Билли попросил ее сходить с ним на прогулку.

– Я одна не могу принимать такое решение, – сказала она, – надо посоветоваться с доктором Колом.

Билли остался ждать в телевизионном зале, а Кэтрин пошла к доктору Колу, и тот решил поговорить с Миллиганом. После нескольких вопросов о его настроении они оба согласились, что Билли может сходить погулять с Гасом.

Через полчаса они вернулись, а потом снова вышли. Когда Билли снова пришел в клинику примерно в шесть вечера, Джиллот принимала нового пациента и была занята, но услышала, как он сказал: «Там девушка кричала».

Она поняла, что это не Билли, поскольку узнала голос Дэвида.

– Что‑что?

– Ей будет плохо.

Кэтрин пошла за ним по коридору.

– О чем это ты?

– Там была девушка. На улице я слышал, как она кричала.

– Какая девушка?

– Я не знаю, их было двое. Одна из них велела Гасу отвести меня обратно, потому что я мешаю.

Джиллот принюхалась, пытаясь понять, пил ли он, но запаха не обнаружила.

Через несколько минут ее вызвали снизу по коммутатору. Спустившись, Джиллот увидела, как охранники вводят Маршу. А вот от нее пахло алкоголем, и Кэтрин отвела девушку наверх, в ее палату.

– А Лори где? – поинтересовалась она.

– Не знаю.

– Где вы были?

– Не знаю.

– Вы пили, да?

Марша опустила голову. Ее отправили в женское отделение номер один – с максимально строгим режимом.

А Билли тем временем переключился с Дэвида на Дэнни. Увидев Маршу одну, без Лори, он, казалось, разволновался, резко сорвался с места и вылетел из клиники – искать Лори. Джиллот, пыхтя, побежала за ним. Она нагнала его у старого здания школы Бекона, а офицер охраны Гленн тем временем уже привел Лори обратно. Гленн сообщил Кэтрин, что девушку рвало и она лежала на траве в собственной блевотине.

– Могла и захлебнуться, – сказал он.

Джиллот стало ясно, что Дэнни беспокоится из‑за девушек. Она услышала, как в коридоре кто‑то шепнул «изнасиловали», но, по ее мнению, ни один из мужчин не выходил так надолго, чтобы успеть сделать что‑нибудь с Лори или Маршей. Она в это просто не верила. Когда она уходила вечером домой, обстановка казалась ей спокойной – обеих девушек перевели в отделение номер один, а Миллиган и Холстен разошлись по своим комнатам и легли спать.

На следующее утро в семь утра на дежурство заступила Пэт Перри, и к тому времени слухи расползлись уже не только по всему отделению, но и по клинике. Двух девушек нашли пьяными на холме, без сознания. У Лори была порвана одежда. Кто‑то говорил, будто она жаловалась, что ее изнасиловали; другие уверяли, что ничего подобного не слышали. Билли с Гасом Холстоном в то же время выходили на прогулку, так что подозрения пали на них. Но почти все работники отделения ПИТ сходились во мнении, что изнасилования быть не могло.

Для проведения расследования вызвали дорожный патруль, и по их настоянию отделение временно закрыли, чтобы допросить можно было всех содержавшихся в ней мужчин. Доктор Кол поговорил с некоторыми коллегами; Билл с Холстоном к этому времени еще не проснулись. Кто скажет Билли о том, что против него с Холстоном выдвигают такие обвинения? Пэт Перри поняла, что доктор Кол сам этого делать не хочет. Остальные тоже отказались. Перри не было в клинике в тот день, когда Рейджен психанул и угрожал куском битого стекла, но те, кто это видел, побоялись, что когда Билли обо всем узнает, вспышка агрессии может повториться.

Доктор Кол решил запереть дверь, прежде чем начинать разговор хоть с кем‑то из них двоих. Первым встал Холстон, и Кол рассказал о том, в чем его обвиняют. А потом пошел к Билли и повторил то же ему.

Поначалу оба мужчины, казалось, изумились и обиделись, что про них так подумали, но через некоторое время начали нервничать и стали выглядеть испуганными. Высказывали опасения, что за ними приедут из Лаймы или ФБР или что их отправят в Лебанон.

Персоналу пришлось целый день их успокаивать. Хотя все и сами злились. Но не верили. Ванда Пенкейк и Пэт Перри заверяли Холстона с Билли, что никто за ними не приедет. Но ни одна из них не видела Билли. Это все время был кто‑то другой. Ванда, например, не сомневалась, что разговаривает со Стивом.

Пэт Перри в тот день дала Билли большую дозу амитала, чтобы он не вышел из‑под контроля; в какой‑то момент Миллиган даже задремал, казалось, он успокоился. Но к двум часам дня оба подозреваемых снова разволновались. Билли переключался со Стива на Дэвида, ныл и плакал, а потом снова становился грубым, и они с Холстоном начинали ходить из стороны в сторону, дергаясь, когда кто‑то к ним подходил. Каждый раз, когда раздавался телефонный звонок, Билли подскакивал и говорил: «Это за мной».

Билли с Холстоном ушли в конец коридора, к запертой двери на пожарную лестницу. Они придвинули туда столы со стульями, построив баррикады, а потом сняли ремни и обернули ими кулаки.

– Пусть никто из мужчин к нам не подходит, – заявил Стив, – иначе мы выбьем дверь.

И с видом укротителя львов поднял левой рукой стул.

Работники клиники поняли, что ситуация вышла из‑под контроля. И объявили «код зеленый».

Пэт Перри услышала его по громкоговорителю. Она ожидала, что, как обычно, выдержат паузу, а потом человек восемь‑десять охранников и санитаров из других палат пойдут на помощь.

«Боже!» – вырвалось у нее, когда дверь распахнулась. За ней стояла целая толпа мужчин – охранники, санитары, помощники, надзиратели, мужчины из медицинского отделения, психологи, которые раньше сюда вообще не заходили, мужчины из отделения гериатрии, никогда не откликавшиеся на зеленый код. Их собралось не меньше тридцати. Ей показалось, что они пришли ловить дикого зверя. Как будто все только и ждали сигнала.

Пэт с Вандой стояли неподалеку от Билли с Холстоном, которые и не пытались их тронуть или сделать что‑то плохое. Но по мере того, как волна медработников подступала, эта парочка принялась размахивать стульями и грозить кулаками.

– Я в Лайму не пойду! – кричал Стив. – Все шло прекрасно, а меня опять обвинили в том, чего я не делал! Так что теперь у меня нет шансов. Лишили меня всех надежд!

– Билли, послушай меня, – сказал Кол. – Так вопрос не решить. Тебе надо успокоиться.

– Если подойдете, мы выбьем дверь и уедем на машине.

– Билли, ты делаешь ошибку. Эта стратегия тебе не поможет. Против тебя выдвинули обвинения, и дело может кончиться плохо. Но ты так себя вести не должен. Мы не станем этого терпеть.

Но Билли отказывался слушать.

Его попытался убедить Дейв Малависта, старший психолог:

– Билли, ну правда. Разве мы раньше хоть раз допустили, чтобы с тобой что‑нибудь случилось? Мы столько в тебя вложили, неужели ты думаешь, что мы позволим им тебя у нас из‑за этого забрать? Мы хотим тебе помочь, а не навредить. Никто из персонала в это не верит. Мы заполняли таблицы вашего отсутствия. Таблицы девушек – тоже. Все время прописано. Расследование покажет, что вы не виноваты.

Билли поставил стул и вышел из угла. Он успокоился, и собравшиеся мужчины покинули отделение. Но вскоре Миллиган снова заныл и заплакал. Холстон был все еще настроен враждебно и разглагольствовал о том, что его заберут, и это расстраивало Билли еще больше.

– Нельзя рисковать, – сказал Холстон. – Против меня уже выдвигали несправедливые обвинения. Ты погоди, они подкрадутся тихонько. Нас заметут, только и видели.

Пэт никогда еще не видела коллег в таком напряжении. Они предчувствовали, что что‑то будет.

Вышла на работу трехчасовая смена, молодых женщин сменили пожилые Айлин Макклеллан и Кэтрин Джиллот. Миссис Джиллот удивилась, узнав, что ведется расследование изнасилования. Предупрежденная утренней сменой, она старалась успокаивать молодых людей. Но через время они снова принялись нервно осматриваться и вести себя неадекватно, заговорили о том, что их допросят и увезут в тюрьму, угрожали, что вырвут телефоны из розеток, если кто‑нибудь попытается вызвать охрану, и что вышибут пожарную дверь, если за ними придут.

– Я бы не хотел, чтобы все так кончилось, – сказал Билли, – но я предпочту умереть, чем допустить подобное.

Джиллот разговаривала с Билли, и вдруг он попросил дать ему амитал. Она согласилась. Миллиган пошел за лекарством к стойке медсестер, а Джиллот занялась другим пациентом.

А потом услышала, как разбили заднюю дверь. Гас Холстон и Билли Миллиган побежали вниз по пожарной лестнице. Дежурная медсестра уже второй раз за день объявила «код зеленый».

Вскоре Кэтрин Джиллот позвонил кто‑то из сестер и попросил спуститься на третий этаж. Потому что у них Билли, и он ее зовет. Там она увидела, как четверо мужчин прижали его к полу неподалеку от лифта.

– Кэтрин, – взмолился он, – помогите мне. Не давайте меня в обиду. Если они меня свяжут, вернется Челмер.

– Дэнни, нет. Челмер сюда не придет. А тебе надо будет посидеть в комнате одному. Ты вышел из больницы. Выбил дверь и сбежал, так что теперь придется потерпеть.

Он зарыдал.

– Вы можете попросить их меня поднять?

– Отпустите его, – сказала Кэтрин мужчинам.

Офицеры заколебались, не зная, чего ожидать.

– Все будет нормально, – заверила Джиллот. – Он пойдет со мной. Да, Дэнни?

– Да.

Она отвела его в пятое отделение, в изолятор, и стала ждать, когда он сдаст ей личные вещи. Миллиган отказался расставаться с наконечником стрелы, который висел у него на шее.

– Лучше достать все из карманов. Давай кошелек, я уберу, – она обратила внимание на то, что у пациента при себе большая сумма денег.

– Кэтрин, выходи, не то я тебя там вместе с ним запру, – крикнул санитар, которому не терпелось закрыть изолятор.

Она понимала, что этого мальчика боятся.

Вскоре после того, как миссис Джиллот вернулась в ПИТ, ей позвонила сестра и сказала, что с запертым в изоляторе Миллиганом что‑то творится. Он закрыл смотровое окошко матрасом, так что теперь ничего не видно, а открыть дверь и посмотреть они боятся. Ее попросили снова спуститься.

Джиллот взяла с собой санитара, которого Билли знал, и заговорила с ним через дверь изолятора.

– Это я, Кэтрин. Пришла проверить, как ты. Не бойся.

Они вошли. Билли хрипел так, будто задыхался. Наконечника на шее больше не было, а на полу валялась порванная цепочка.

Доктор Сэмми Майклс распорядилась перевести Билли в комнату с кроватью, но когда к нему подошли, он начал драться. Справиться с ним смогли только несколько человек.

Когда Миллигана перевели, Миссис Джиллот осталась с ним. Она дала ему выпить несколько стаканов воды, и через несколько минут он выплюнул наконечник. Сестра сделала Билли укол, а Джиллот с ним разговаривала, заверяя, что вернется, и рекомендовала отдохнуть. После этого вернулась в свое отделение, думая о том, как же он перепугался.

На следующее утро Ванда, Пэт Перри и Майк Руп, заступив на дежурство, узнали, что Билли и Холстона перевели в отделение номер пять. Рупу, который теперь работал в утренней смене, хотелось навестить Билли, но работники пятого отделения попросили, чтобы из ПИТ к нему никто не приходил. Потому что теперь они с ним работают.

Когда позвонила сестра Билли, ей сказали, что из‑за возникших проблем его перевели в отделение режима максимальной безопасности и что он не сможет прийти на ее свадьбу, которая должна была состояться на следующий день.

Информация просочилась в газеты, и 3 октября 1979 года в «Коламбус ситизен Джорнэл» появилась следующая статья:

«СТИНЦИАНО ВЫВОДИТ ВСЕХ НА ЧИСТУЮ ВОДУ: МИЛЛИГАН СПОНСИРОВАЛ ПОПОЙКУ

Автор: Эрик Розенман

Уильям С. Миллиган, насильник, якобы страдающий расстройством множественной личности, с тремя другими пациентами клиники распивали на территории Центра психического здоровья города Афины ром с колой. По словам представителя законодательной власти, это произошло на прошлой неделе в среду.

Как заявил член палаты представителей Майк Стинциано из Коламбуса, дорожный патруль штата Огайо ведет тайное расследование, по данным которого Миллиган дал двум пациенткам денег на покупку алкоголя, после чего они вместе с еще одним мужчиной устроили “вечеринку”…

По его мнению, это свидетельствует о том, что “в центре действия пациентов практически никак не контролируются”.

“Насколько я понимаю, факт изнасилования не доказан, – сказал Стинциано в среду. – Но в отчете говорится, что Миллиган давал девушкам деньги на алкоголь, они вышли с территории клиники, купили ром и пронесли его на территорию…”

В прошлую пятницу начальник патрульного следственного подразделения лейтенант Ричард Уилкокс сказал, что результаты экспертизы, которые подтвердят факт опьянения и изнасилования, пока не готовы, и в любом случае они не будут обнародованы до тех пор, пока не закончится расследование.

Стинциано сказал, что не сомневается в надежности своих информационных источников».

В этот же день писателя пустили в отделение номер пять. Миллиган его не узнавал, пока тот не напомнил ему, кто он такой.

– А, да, – сказал он, едва осознавая происходящее. – Вы беседовали с Билли.

– А ты кто? – спросил писатель.

– Не знаю.

– Как тебя зовут?

– Сомневаюсь, что у меня есть имя.

Они немного поговорили, хотя Миллиган вообще не знал, что с ним произошло. Возникали долгие паузы – писатель ждал, когда появится кто‑нибудь другой, кто сможет ответить на его вопросы. Через какое‑то время безымянный снова заговорил:

– Ему больше не дают рисовать. Есть две картины, но тут их кто‑нибудь уничтожит. Возьмите, если они нужны для книги.

Миллиган вышел из конференц‑зала, а потом вернулся с двумя холстами. Один – незаконченный и неподписанный мрачный ночной пейзаж с черными силуэтами деревьев на фоне темно‑синего неба, черный сарай и петляющая дорожка. Другой пейзаж был выполнен в насыщенных цветах и подписан «Томми».

– Ты Томми? – спросил писатель.

– Я не знаю, кто я такой.

На следующее утро Алана Голдсберри вызвали в окружной суд общей юрисдикции Афин, к судье Роджеру Джонсу. Помощник главного прокурора штата Дэвид Белинки подал от имени штата Огайо письменное предложение о переводе Миллигана в государственную больницу города Лайма для невменяемых преступников. А Гаса Холстона решили отправить обратно в Лебанон.

Голдсберри попросил судью Джонса дать ему время на обсуждение данного вопроса с клиентом. «Я считаю, что Миллиган был вправе знать о подаче этого прошения, а согласно второму параграфу статьи 5122.20 он как минимум должен быть уведомлен о том, что имеет право просить провести слушание немедленно. Поскольку это не было сделано, хочу от имени своего доверителя просить дать ему право на проведение слушания в его присутствии. На мой взгляд, текущее судебное разбирательство лишило моего клиента такой возможности».

Судья отказал, а Белинки вызвал всего одного свидетеля, Рассела Креминса, начальника охраны Афинского центра психического здоровья.

– Мистер Креминс, известны ли вам случаи физического нападения со стороны мистера Миллигана на кого‑либо из работников клиники, которые произошли в ходе последних событий?

– Да. Со слов… одного человека, М. Уилсона, санитара клиники, а также офицера, который дежурил в ту ночь, Клайда Барнхарта. Это произошло 26 сентября 1979 года… Для меня целая проблема – держать мистера Миллигана взаперти в изоляторе, где он сейчас находится.

– То есть вы, как охранник и начальник охраны, испытываете серьезные сомнения в том, что… в клинике есть достаточные условия для удержания мистера Миллигана, в случае если он захочет ее покинуть?

– Да, я совершенно не уверен, что если он захочет выйти, его смогут удержать в клинике.

– О том, что произошло в тот вечер, когда Миллиган пытался сбежать из клиники, вы знаете по собственному опыту? – спросил Белинки.

– Да. Мистер Миллиган с еще одним пациентом, мистером Гасом Холстоном, выбили дверь в нашем отделении ПИТ. Там принимают новых пациентов, и они проживали именно в нем. С помощью стула сбили замок с двери, которая выходит на пожарную лестницу, по ней они и бросились бежать… решили уйти в самоволку… Потом эти двое, Миллиган с Холстоном, вырвались на стоянку, где стояла машина Миллигана, которую он приобрел, когда был в легальном отпуске. Они открыли двери, попытались сесть…

По его словам, Миллигану помешали сесть в машину, и тогда они с Холстоном побежали на холм. Троим мужчинам удалось взять над Миллиганом верх и отвести обратно, в отделение номер пять.

Выслушав показания начальника охраны Креминса, судья Джонс согласился с предложением главного прокурора штата отправить Миллигана в Лайму.

4 октября 1979 года в два часа дня на Билли надели наручники, связали ремнем и, не дав попрощаться ни с кем, кроме доктора Кола, увезли за триста километров в Лайму, в государственную больницу для невменяемых преступников.