X. Dynamo. Мировой двигатель, 1815-1914 гг

В истории Европы XIX века есть динамизм, какого никогда не было раньше. Как никогда раньше Европа источала энергию — в технике, экономике, культуре, во власти над другими континентами. Первейшими символами этого времени были двигатели: локомотив, газовый завод, электродвигатель. Грубая сила, казалось, стала добродетелью сама по себе

— будь то популярный взгляд на эволюцию как на «выживание наиболее приспособленных» или философия исторического материализма, утверждавшая победу сильнейшего класса, или культ сверхчеловека, или теория и практика империализма.

На самом деле европейцы стали чувствовать себя не только сильными, но исключительными. Они находились под глубоким впечатлением от неизвестных ранее сил и энергий, обнаружившихся вокруг. Люди узнали новые физические силы: от электрического тока до динамита, новые демографические силы, проявлявшие себя в беспрецедентном росте населения, новые социальные силы, сделавшие массы главным предметом заботы общества, новую энергию торговли и промышленности, расцветавших в условиях беспримерно широкого рынка и мощного развития техники, новые военные силы, которые ставили иод ружье миллионы людей и приводили в движение миллионы единиц военной техники, новые силы в культурной сфере, породившие разнообразные «течения», апеллировавшие к массам, новые политические силы, благодаря которым можно было приобретать безраздельную власть по всему миру.

В Европе одержал победу «век силы», «век власти», «век энергий». Ero лидерами были преж-

де всего «всемирная мастерская» Великобритания и, в последние десятилетия, Германия, которая не сумела найти себе место под солнцем, что и разрушило все величественное здание. Проигравшими и потерпевшими стали те люди и народы, которые не смогли приспособиться, не выдерживали конкуренции — крестьяне, кустари, городская беднота, колониальные народы, ирландцы, сицилийцы, поляки, вынужденные миллионами эмигрировать, а также три великие империи: Турция, Австро-Венгрия и Россия. Эта эпоха начиналась при последних судорогах одной революции (французской) и закончилась в преддверии другой революции (русской). Она началась при Наполеоне, мечтавшем о власти над всей Европой, говаривавшем, что его любовница — власть. Она закончилась Лениным, провозгласившим, что «коммунизм есть Советская власть плюс электрификация всей страны».

Можно, конечно, возразить, что в XX веке явились еще б о льшие силы и энергии: ведь энергия пара и электричества никак не может сравниться с невиданной энергией, возникающей при делении атомных ядер. Как и удивительная скорость поезда не сравнится со скоростью самолета или межконтинентальной ракеты. И сила империалистического гнета и колониализма, как бы она ни была велика, едва ли сравнится с тоталитарным гнетом фашизма и коммунизма. Но дело в том, что для человека XIX века мощь была предметом удивления, источником надежды; в XX веке она становится подозрительной. В период от промышленной революции до движения в защиту окружающей среды отношение к силе, энер-