Буря на Континенте, ок. 1770-1815 557

женным императором: «Я видел перед собой деятельного человека-коротышку, который, как какое-нибудь дикое животное, быстрыми шагами мерял апартаменты, в эполетах, синих панталонах и высоких сапогах с красными отворотами, небритый, нечесаный, весь обсыпанный крошками нюхательного табака..,»61

Когда они обсуждали кампанию Веллингтона на Полуострове, император много раз повторял: «Ваша нация самая великая из всех... Я пытался поднять французскую нацию, но мои планы провалились. Это судьба».62

Психологический кризис у бывшего императора наступил, когда закончились переговоры. Он пребывал в убеждении, что покинут семьей и маршалами. Когда он передавал командование Гвардией маршалу Нею, его заверили: «Мы все — Ваши друзья». На что он отвечал с горечью: «Да. И убийцы Цезаря тоже были его друзьями». Его посланцам к императрице стоило больших трудов пересечь линии союзников. В Орлеане, где Молодая гвардия была на ее стороне, казначей императора прятал остатки его сокровищ под кучей конского навоза в конюшнях епископа. 11-го Наполеон съел незапланированный ужин с Коленку-ром, бывшим ero посредником в сношениях с сенаторами в Париже, и обнаружил, что слуга вытряс порох из пистолетов, всегда лежавших у его кровати. Но у него еще оставался пузырек опия, который он всегда носил при себе с тех пор, как два года назад его едва не захватили казаки в России. Он ушел к себе в комнату и проглотил содержимое пузырька. Впрочем, яд потерял свою силу: он был достаточно силен, чтобы заставить его кричать в судорогах и конвульсиях, но не мог убить. Коленкур привел доктора. К утру император оправился. «Как трудно умереть в собственной постели!» — сказал он. (Это событие оставалось в тайне до публикации в 1933 г. мемуаров Коленкура.)6313-го Наполеон попрощался с Джеймсом Макдональдом, герцогом Таранто, последним

из остававшихся около него маршалов. Преданный шотландец, сын высланного яковита, он присоединился к Коленкуру в недавних переговорах с союзниками об отречении. Он не мог не заметить, что Кемпбелл прибыл, когда Макдональд собирался уехать. Но его задача была исполнена. Наполеон подарил ему парадную шпагу Murad Bey,

память о египетской кампании 1799 г.: «Примите это в память обо мне и моей дружбе»64.

Как только был подписан договор, начались приготовления к отъезду на Эльбу. Императора должны были сопровождать четыре комиссара союзников — полковник Кемпбелл, граф Шувалов, барон фон Коллер и граф Трачсесс фон Вальдбург. Путь лежал через Лион и Авиньон к побережью, где их будет ждать фрегат, чтобы за пять дней доставить Наполеона на Эльбу. Множество грумов и возчиков трудилось в Ронье, в лесу Фонтенбло. Они чистили и смазывали 8 экипажей конвоя, рисовали императорские гербы, наковали багаж в двадцать повозок, готовили 101 лошадь для экипажей и под седло. 100 возов мебели и личных вещей императора должны были последовать позже. Самое громоздкое собирались послать вперед в Бриар на юге, куда император и его эскорт прибудут в конце первого дня путешествия. Первая группа выехала утром 14-го по дороге Монтаржи.

Свиту выбирал сам император. Ему оставляли 30 офицеров и 600 солдат. Кавалерийский отряд был сформирован под руководством генерала Жермановского из эскадрона польских улан с прибавлением нескольких французов и мамелюков. Был морской отряд, артиллерийская батарея с 100 артиллеристами и один пехотный батальон из 3 рот гренадеров и 3 — стрелков. Людей в этот батальон императору предстояло выбрать лично.

В последнюю субботу Наполеон решил уладить дела со своими женщинами. Жозефине он написал: «В изгнании я сменю шпагу на перо. Все до единого меня предали... Adieu, ma bonne Josephine. Покорно откажись от всего, как я отказался, и никогда не изгоняй из своей памяти того, кто никогда тебя не забывал и никогда не забудет»63.

К Марии-Луизе, императрице, он обращается формально на Вы:

«Моя дорогая жена, Провидение... произнесло свой приговор надо мной. Поздравляю Вас с избранным Вами путем... Едва ли, думаю я, Судьба когда-нибудь сведет нас вместе снова... Из всех наказаний разлука с Вами — для меня самое жестокое. Упрекну лишь в одном. Почему вам не царить в моем сердце, как это дало Вам материнство? Вы боялись меня и Вы любили меня...»66

Письма не были отправлены — через несколько дней после отъезда императора их нашли на столе неподписанными.