Tenebrae. Торый свободно говорил по-немецки

торый свободно говорил по-немецки. Когда он вошел в тюрьму, еще не было 2 часов дня. Он увидел три этажа камер, каждая с маленьким зарешеченным окошком в двери. У каждой двери стоял охранник и смотрел через решетку. На верхнем этаже открытые галереи были под металлической сеткой. Двадцать второй обвиняемый только недавно совершил самоубийство на глазах у дюжины свидетелей. Майора сопровождали комендант тюрьмы и сержант жандармерии, который нес ключи. За ними шел Генеральный секретарь Международного военного трибунала с переводчиком, два американских солдата с документами, офицер американской службы безопасности, тюремный психолог с блокнотом в руке и тюремный капеллан-лютеранин. Несколько подснежников — военных полицейских-американцев в характерных белых шлемах, заключали шествие.

Обвинения, только что переведенные с английского на немецкий, были пространными документами. На обложке было написано: «Соединенные Штаты Америки, Французская Республика, Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии и Союз Советских Социалистических республик...», затем шел список из 24-х имен, во главе которого стоял Геринг. Пунктов обвинения было четыре: участие в заговоре, преступления против мира, военные преступления, преступления против человечности. Каждый обвиняемый должен был получить две копии, в которых значились общие обвинения против него и частные обвинения, на основе которых он был осужден. Англо-американская практика предусматривала вручение обвинения лично обвиняемому.

Молодой майор хотя и был юристом по образованию, но в таких делах опыта не имел. Когда он увидел металлическую сетку, он вспомнил своего военного товарища — бельгийского летчика, схваченного гестапо и бросившегося точно с такого же балкона в тюрьме в Сюрен (Suresnes). Хотя майор работал в Трибунале уже несколько месяцев, но в Нюрнберг он прибыл только что и еще никогда не встречался ни с одним из заключенных:

«Я взглянул на высокое окно в дальнем конце тюрьмы. На фоне яркого осеннего неба четко выделялись винтовые лестницы, ведущие к верхнему ряду камер. Воцарилась тишина вечности, только жутко позвякивали ключи...

Тишина ничем не нарушалась, пока мы не дошли до камеры почти в самом конце ряда. Охранник отдал нам честь. Я заметил, что он вооружен револьвером и дубинкой... когда

камеру открыли, я взял себя в руки, чтобы встретиться лицом к лицу с заключенным, который, пошатываясь, поднялся навстречу....

К большому моему удивлению я заговорил. "Герман Вильгельм Геринг?"

"Jawohl."

"Я майор Нив, назначен Международным военным трибуналом, чтобы вручить Вам копию постановления, в котором Вы фигурируете в качестве обвиняемого."

Лицо Геринга стало злобным, он выглядел как гангстер в плохой пьесе, когда ему переводили, что я сказал. Я протянул ему копию постановления, которую он взял молча. Затем я сказал: «Меня также просили разъяснить вам ст. 16 Декларации Трибунала.»

Копия по-немецки была вручена ему.

«Взгляните на параграф... Вы имеете право защищаться самостоятельно перед Трибуналом или с помощью адвоката.»

Мои слова были корректными и точными. Геринг выглядел серьезным и подавленным, когда я остановился.

«Итак, вот оно», сказал он...

«Вы можете взять адвоката по собственному выбору или трибунал его Вам назначит».

Было очевидно, что Геринг не понял... Потом он сказал: «Я не знаю юристов. Никогда не имел с ними дела»...

«Я думаю, вам посоветуют кого-нибудь...» Он пожал плечами.

«Все это мне представляется безнадежным. Я должен прочитать обвинение очень внимательно, но я не представляю, какое оно может иметь законное основание...»

Несколько часов спустя после того, как я покинул камеру Геринга, тюремный психолог д-р Жильберт попросил его подписать копию обвинения. Геринг написал: «Победитель всегда будет судьей, а побежденный — подсудимым»129.

Таким образом, главный вопрос Нюрнбергского суда был сформулирован еще до начала процесса.

Европа осенью 1945 г. влачила жалкое существование. Победившие союзники разделили

ра-