Родовой травматизм

При появлении книги Родовой травматизм сработал эффект моды. А психоанализ, кажется, удаляется понемногу от такого видения вещей, что в результате и приводит к за­малчиванию всех трудов автора.

Тем не менее нужно признать за Ранком заслугу в раскры­тии значения роли рождения как первого опыта, и особенно роли страха. Он защищает свою идею, опираясь на целый ряд примеров из области искусства, религии, философии и даже этнографии, напоминая то прямо, то косвенно, конкретно и символически, об отделении от матери. Разве не упо­требляют в разговорном языке словечко «разродиться», когда речь идет о появлении книги или произведения? Слово «ребе­нок» становится метафорой, часто употребляемой относитель­но художественного творения. Не дает ли Ранку определенный повод даже разговорный язык?

Родовой травматизм становится своего рода первопроход­цем, потому что это одна из первых работ, посвященных отно­шениям мать — ребенок. В развитие этой идеи будет создана школа, где станут рассматриваться понятия «хорошей» и «пло­хой» матери, будут вестись исследования внутриутробных фантазмов и самого раннего возраста, которые более подробно рас­смотрены в работе Мелани Клейн (1882—1960).

Наконец, не являемся ли мы, некоторым образом, участ­никами развития теории Ранка, применяя набор методов родо­вспоможения в водной среде (следует осознать различие меж­ду внутриутробной средой и внешним миром) или, увеличи­вая число детей-пловцов, а также участвуя в согласованном движении общества к терапии «первого крика», которая была разработана Яновым? Этот крик, в какой-то степени, есть эхо интенсивности родовой боли, хотя она и является бессозна­тельной.

ЗАВИСТЬ И БЛАГОДАРНОСТЬ