Раздел девятый

ЛЮБОВЬ

К БЛИЖНЕМУ

Говорят: вера делами крепка. А какие дела имеются в виду — только церковные или светские тоже? Проекция наших «добрых дел» за пределами храма в ситуациях враждебно-агрессивных и стрессовых — это и есть испытание реальной жизнью? И что из опыта церковных отношений можно переносить в светскую жизнь, а что нет?

АПОСТОЛ Иаков говорит, что вера без дел мертва (Иак. 2, 20), и говорит он, конечно, не о специальной сфере, предположим, церковной благотворительности или взаимной любезности и доброжелательности людей во время воскресного богослужения, а о всецелой жизни христианина. Иными словами, говорит о том, что не может быть истинной веры, которая не выражалась бы в практическом добродела-нии, в реальном привнесении правды Божией в окружающий тебя мир, другим людям. Для христианина невозможно и крайне вредно делить свою жизнь на две части: церковно-сакральную и профанно-мирскую — и в первой как бы вполне соответствовать нормам заповедей Божиих, а во второй ориентироваться на нормы и критерии внешнего мира. Православный человек призван быть всецелым христианином всегда. И в этом смысле Православию чужд очень важный для западного христианства спор о том, что преимущественно ведет человека ко спасению — вера, по Лютеру, или доб-роделание, по средневековому и возрожденческому Католицизму. Еще в 1723 году на Иерусалимском Соборе было сказано, что христианин спасается верой, споспешествуемой любовью и выражаемой в делах. А иначе-то и веры никакой нет.

Сейчас появилось очень много нищих разных сортов. Для некоторых из них просить милостыню — это профессия. Подавать и им?

Я ДУМАЮ, чтобы не смущаться сердцем, разумно было бы, во-первых, отделять некоторую сумму от семейного дохода (размер ее каждый определяет сам, как подсказывает ему совесть и по согласованию с близкими и с духовником) будь то на храм, будь то на дела благотворительности, будь то на конкретно нуждающихся людей — главное, не для себя. Во-вторых, даже если просящий милостыню человек вызывает некоторое недоверие, лучше дать, сколько возможно. Впрочем, надо помнить совет одного из последних оптин-ских старцев, который при виде человека явно нетрезвого советовал подавать ему продукты, а не деньги. Ну а когда встречаешь явного профессионала, подвизающегося на почве нищенства, то, думается, нет необходимости брать его на свое домашнее обеспечение.

Существует ли благородство вне религии?

ЕСЛИ мы под религией подразумеваем организованную конфессию, организованное исповедание, то, конечно, существует. Абсурдно было бы отрицать наличие достойных людей, считающих себя агностиками. Но вне религии в более существенном смысле этого слова, то есть вне связи между человеком и Богом, между тварным и нетварным, никакого благородства, как и вообще никакой добродетели, существовать не может. Так или иначе, любые этические достоинства есть производная из осознанного или подсознательного отношения к нравственному закону, которым человек руководствуется. А нравственный закон не выводим из атеистического мировоззрения.

В чем разница между дружеской помощью и человекоугодием?

РАЗНИЦА эта очевидна. Дружеская помощь — это когда мы желаем и делаем человеку благо ради самого блага, а не ради того, чтобы от этого что™ приобрести в наших отношениях. А для христиан единственным существенным благом является стремление к вечной жизни. Поэтому мы и нацеливаем свои поступки по отношению к другим людям на укрепление их пути к Царствию Небесному. И в этом смысле мы можем быть и жесткими, и достаточно критичными, и иной раз бескомпромиссно требовательными к своим ближним, не допуская их закоснения в грехах и свидетельствуя даже с риском для наших отношений о том опасном пути, на который они ступили. Человекоугодник никогда так не сделает. Он предпочтет сохранение добрых отношений с окружающими как прежде всего удобных для самого себя.

Обычно под человекоугодием мы понимаем нечто грубое, например, во всем потакать и не перечить начальству, чтобы спокойнее работать или получать повышение по службе. Но можно быть человекоугодником и по отношению к собственному другу в том смысле, что не решиться сказать ему о каком-то недобром развитии его душевных качеств просто потому, что не хочется рисковать дружбой или теплыми отношениями.

Как согласуется такое христианское отношение к своему ближнему с притчей Господа о соринке б глазу другого и незамеченном бревне в собственном?

ЭТА притча - об осуждении, когда мы испытываем удовлетворение от вынесения приговора о грехе и несовершенстве того или иного человека. Помощь же другу, вытекающая из трезвой оценки его греховных поступков или безнравственных душевных качеств, заключается в том, что христианин призван не закрывать на них глаза, но воспринимать как свою боль и по любви к этому человеку не оставаться в стороне, а выйти навстречу с готовностью помочь. Вот если такое расположение к ближнему есть в сердце, то любая, даже самая строгая, оценка не будет осуждением.

Понятно, что бывают такие жизненные ситуации, когда бестактно, нелепо и даже противно нравственному закону начать обличать в глаза: дочери — отца, сыну — мать. Но не меньшим грехом будет и убежденность, что сделать тут ничего нельзя и остается только отойти в сторону и не замечать или терпеть то, что происходит с нашими самыми дорогими людьми. Задача же христианина — пусть не прямо, а предельно тактично — постараться помочь своему ближнему прийти к осознанию того греха, в котором он пребывает.

Однако бывают ситуации, когда необходимо самые нелицеприятные вещи называть своими именами, предположим, когда кто-то из близких подходит к порогу земной жизни. Недопустимо — даже руководствуясь родственной любовью и боязнью потревожить бессильную старость — делать вид, что все нормально. Может быть, слово христианина, тем более если это единственный сын или единственная дочь, сумеют пробудить в умирающем совесть и дать ему хотя бы на пороге земной жизни оглянуться, переосмыслить им сделанное, и благодать Божия коснется его.

Можно ли делиться с близкими своими духовными переживаниями или лучше, чтобы это было твое собственное, не разделяемое ни с кем богообщение?

ПОЧТИ всегда лучше не делиться, особенно когда речь идет о состояниях благодати, пережитых нами. Высказанное вслух, особенно несколько раз высказанное, забалтывает тот духовный опыт, который нам был дан, и он становится внешним, отстраненным, объективированным, как бы уже не нашей внутренней жизнью, а рассказом о ней, уже не раз повторенным нами и к тому же очень часто мало действенным и мало что сообщающим другим людям. Лучше бы помолчать и сохранить в душе плод того, что нам было дано. На самом деле мы и ближним больше поможем, если в собственной душе это памятование о дарах благодати благоговейно удержим.

Что означает духовный совет другому человеку?

лучше давать совет, не апеллируя к собственному духовному опыту, не ссылаясь на свой пример. И даже если мы уже имеем определенную пройденность пути и какие™ начальные сведения о том, что на нем поджидает, то пусть это будет сказано нами с некоторой отстраненностью от самих себя, с опорой на учение Церкви, на опыт духовной жизни вообще, а не только наш личный. В любом случае это будет благонадежнее.

К верующему человеку приложимо мирское понятие одиночества?

ОДИНОЧЕСТВА в конечном, самом трагическом смысле этого слова для верующего человека нет. Мы всегда должны помнить, что отвернуться, предать могут люди, даже самые близкие. Но никогда не оставит нас одних Спаситель, если только мы сами не уйдем от Него на страну далече. Такого одиночества, из-за которого уныние и тоска охватывают всю душу человека так, что он даже дерзает расстаться с этой земной жизнью, истинно верующий просто не может испытывать. Отчуждение же от окружающих людей либо по нашим немощам, либо по мировоззренческим и идеологическим расхождениям в те или иные периоды почти неизбежно. К временному отдалению от родных, друзей, которые пока не идут тем же путем, что и мы, нужно относиться трезво и верить, что оно может быть преодолено нашим спокойствием, мирным несением своего креста, надеждой на то, что если мы сами будем жить по-христиански, то есть добро, без обид, с молитвой за близких, то мы вновь будем вместе, только уже по-другому, лучше, чем было до того. И я знаю множество тому примеров, когда такое происходит.

Чем глубже человек входит в церковную жизнь, тем сильнее усугубляются его противоречия с людьми неверующими. Что в этом случае следует делать?

ОБЩЕГО совета тут дать почти невозможно, ведь в основе своей духовные конфликты раскладываются на каждодневное разнообразие житейских ситуаций, принципиально индивидуальных. Но нам надо ясно понимать, что от таких противоречий никуда не деться и лучше сознательно к этому подходить. В Евангелии сказано, что если бы вы были от мира, то и мир бы вас любил, а поскольку вы не от мира, то мир вас ненавидит. Христианин должен помнить о своей неотмирнос-ти, инаковости, по чему проверяется подлинность его веры. Если мы будем нравиться всем людям, если со всех сторон нас будут хвалить и нам будет казаться, что с духовной жизнью у нас все благополучно, это значит, что мы обманываемся. Так не бывает. Нельзя идти двумя путями одновременно.

Как: быть, если твои близкие и родные оказываются от тебя все дальше и дальше?

ПРАКТИЧЕСКИ для каждого человека, приходящего к серьезной воцерковленности, неизбежен период временного отдаления от своих близких, которые либо идут несколько другими темпами, либо пока остаются неверующими. Такого рода отдаления не нужно бояться. Правда, какой-то уровень общения отойдет навсегда. Некоторые друзья вдруг перестанут нам быть интересными или мы перестанем их интересовать. Мы не сумеем по-прежнему заходиться от хохота над анекдотами или увлекаться байдарочными походами с такой же страстностью, как во времена студенческой юности (впрочем, это, конечно же, не означает, что мы не можем пойти на байдарке в поход), а ночные бдения на кухне с «Алазанской долиной», «Киндзмараули» и табачным дымом вместо ладана перестанут приносить то удовлетворение, которое доставляли некогда, и особенно в советские годы, когда такое времяпрепровождение воспринималось как вершина духовной свободы и противостояния тоталитарному режиму. Все это с какого™ момента начнет казаться в лучшем случае детскими играми, а то и просто пустой болтологией, за которой жизнь забалтывается. Люди же, окружающие нас, могут по-прежнему этого не видеть, что будет создавать проблемы и в их, и в нашей жизни.

Еще во времена раннего христианства преподобный Варсонофий Великий так объяснял отношения верующих с близкими. Он нарисовал окружность, где точка в центре — это Бог,

а точки на окружности - все мы, люди. И когда мы идем к Богу, то становимся ближе к каждому, кто уже находится внутри окружности, хотя при этом отдаляемся (быть может, только на время) от тех, с кем были рядом до того, как начали — в отличие от них — свое продвижение к середине. В любом случае оно открывает для нас новый, более значительный и более глубокий уровень общения с близкими людьми. Хотя над нами могут смеяться, наше стремление ходить в храм, соблюдать пост, молиться будет вызывать раздражение и даже ревность — и все оттого, что мы куда-то уходим, что есть что-то, чем не можем поделиться. Но тут надо помнить, что дело не в том, что наши родные не хотят нас понять, а просто пока, какое-то время, и неспособны.

Много лет назад, когда я еще был совсем молодым студентом, один очень-очень опытный священник мне сказал, что нужно быть твердым в исповедании веры, не идти ни на какие компромиссы, но оставаться предельно мягким в обращении с близкими. Здесь нельзя отступать, потому что каждое отступление приносит вред для тебя и соблазн для другого. Нужно не бояться быть последовательным. Хочешь пойти в воскресный день в храм - иди, даже если близкие смотрят на тебя с неудовольствием. Только до этого встань пораньше, приготовь для всех завтрак, вымой посуду, а перед уходом вынеси ведро с мусором. Читаешь утренние и вечерние молитвенные правила, что не нравится твоим домашним, — все равно молись. Но после этого приди к ним с добрым и открытым сердцем. Найди время не торопясь, не на ходу поговорить, пообщаться. Утешь их, чем сможешь, благодаря тому опыту, который приобрел на молитве. Конечно, это легко лишь на словах, тяжело на деле. Но если пытаться, то со временем все обретется.

Для верующего естественно желание помочь своим близким, или, вернее, не помешать — ведь человек должен сам прийти к Богу. Но что в духовном смысле означает такая,

казалось бы, простая вещь, как помощь ближнему?

ТУТ очень важно помнить, что невольник — не бого-мольник и что всякого рода насилие в духовной жизни приводит к стопроцентно обратному результату. Причем хуже всего, если душевное сопротивление происходит при видимом согласии. Бывают дети восстающие, а бывают конформисты, которые, чтобы сделать маме приятное, или не идти на конфликт, или даже для достижения каких-то материальных целей, в лучшем случае душевных преимуществ семейной жизни, пойдут на внешнее исполнение того, чего от них хотят родители. На самом деле это хуже, чем когда дети бунтуют, потому что никакой собственной веры здесь нет, а одно приспособление, которое в свое время неизбежно обернется взрывом, уходом, поисками собственного «я». Так что, с одной стороны, нужна предельная деликатность, а с другой — не должно быть никакого самоустранения. Верно сказано: без молитвы ничего не получится. Но это не означает, что мы должны просить у Бога сделать то, что можем сделать сами. Мы не сумеем вложить в ребенка свою душу или свою веру, сделать его помимо воли благочестивым, однако мы должны следить за тем, какой пример христианской жизни собой являем, и, может быть, не прямо, а опосредованно подводить наших близких к тому, чтобы они не привыкали жить так, будто нет ни Бога, ни Церкви и будто решение конечных вопросов жизни можно отодвинуть еще на десять, пятнадцать, двадцать лет. Неизвестно ведь, у кого сколько времени осталось.

Нужно не лениться и не смиряться с тем, что, мол, наверное, еще годы должны пройти прежде, чем мои близкие придут в Церковь. Привыкать так думать нельзя. Тогда действительно ничего не получится, то есть от тебя никакой помощи не будет. А чтобы помочь ближнему, нужно постоянно — именно постоянно — совершать некое внутреннее усилие, которое внешне может выражаться очень индивидуально, в зависимости от типа сложившихся отношений. Иной раз достаточно

почти мимолетного слова, которое, как ты знаешь, — благо, много лет прожили вместе — должно отозваться в родном тебе человеке. Тут главное — мера. Важно не передавить. Сейчас по нынешнему времени пережать опаснее. Это определенно.

Сегодня очень много таких людей, которые и хотели бы прийти в Церковь, креститься, исповедаться, причаститься, но их останавливает то, что раз у них еще есть какие-то сомнения, то это нечестно перед Богом. И зачастую такое ожидание большей готовности или явственного голоса свыше длится годами. Надо ли пытаться помочь своим близким прийти к крещению, к другим церковным таинствам, если они считают, что не до конца к этому готовы?

БЕЗУСЛОВНО, нужно побуждать таких людей к вхождению в ограду Церкви. Спаситель прямо говорит ученикам: идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа (Мф. 28, 19). В таких случаях не надо ждать, когда твои близкие придут в полноту обучения и скажут, что уже ко всему готовы и осознают себя вполне верующими. Ведь мы знаем, что каждый, и не только пребывающий вне церковной ограды, но и уже крещенный и воцерковлен-ный, может вслед за евангельским грешником повторять слова молитвы: Верую, Господи! помоги моему неверию (Мк. 9, 24). Единственное, о чем мы должны непременно помнить, когда побуждаем своих близких к таинству крещения или к принятию Святого Причастия, — чтобы они не делали это ради нас, потому что мы настаиваем, а они нас любят и им неловко отказать. Или если они идут на такой шаг ради каких-то чисто внешних, умозрительных побуждений или просто на всякий случай, как говорится, для пользы здоровья. Часто бывает, что когда молодые люди вступают в брак и кто-то из них некрещеный, то он для того, чтобы обвенчаться, а не потому, что верит во Христа, принимает таинство крещения. Вот так креститься действительно нельзя. Но человеку, сомневающемуся и искренне желающему обрести истину, необходимо объяснить, что христианское знание заключается не в том, чтобы все до конца узнать, все сомнения до конца преодолеть, все точки над «i» расставить. Все эти наши сомнения и возражения преодолеваются и изживаются, а в иных случаях открываются как смешные и нелепые, когда мы уже сделаем шаг на пути к спасению и начнем - хотя бы самую малость — жить церковной жизнью. И здесь, наверное, возможен самый простой аргумент: в крещении открывается такая жизнь, которую можно испытать, только в нее вступив. Строить о ней умозаключения извне так же бессмысленно, как и о нашем будущем загробном состоянии, когда мы не имеем опыта пребывания на том свете.

Как молиться за умершего человека, если ты не знаешь, крещеный он или нет?

В ТОМ СЛУЧАЕ, если у нас нет в этом уверенности, будем исходить из сказанного блаженным Августином о том, что лучше ошибиться в любви, чем в ее отсутствии. И, то есть, если для вашего близкого существовала объективная возможность быть крещеным, лучше на это уповать, чем сокрушаться из-за вероятности, что членом Церкви он, быть может, не являлся. Поэтому в случае какой-то надежды о его крещении будем молиться о нем как о крещеном. А если он им все-таки не был, то Господь не осудит нас за эту молитву и, быть может, вменит ее кому-то еще, за кого некому предстательствовать перед Богом.

Как Церковь относится к кремации?

НАДО стараться всячески избегать кремации своих родных и близких, потому что по сути дела за этим стоит желание облегчить свои тяготы, так как урну, в отличие от гроба, сегодня можно захоронить и проще, и дешевле, и на существенно более близком от города кладбище. Но мы, любя своих близких, должны ради них пойти на большие материальные траты и на некоторые житейские неудобства. Это наши сложности, и мы должны их понести.

Понежу блуд — это грех, если человек никому не желает зла?

ЦЕРКОВЬ называет блуд грехом против самого себя. В первом послании к Коринфянам апостола Павла сказано, что наше тело — это храм... Святаго Духа (1 Кор. 6, 19) и тот, кто блудит, оскверняет самого себя как имеющего образ и подобие Божие — значит, он против Христа, живущего в нем. Совершая блудный грех, он тем самым как бы говорит Спасителю: «Господи, мне неинтересен и неважен Твой подвиг искупления, я хочу жить, как хочу, доставляя себе удовольствие. Мое тело — это мое тело, и мне до Тебя и до того, что Ты совершил, нет никакого дела». Так что грешить — это не обязательно зло поступать по отношению к другим, это еще и отвернуться от Бога и забыть о собственном человеческом достоинстве.

Многие врачи утверждают, что секс полезен для здоровья, так как для самой природы человека половое влечение естественно. Вместе с тем считается, что Православная Церковь приравнивает секс к греху. Так ли это?

ПРОСТО слово «секс» употребляется чаще всего как синоним свободной любви. Если же говорить о плотских отношениях мужчины и женщины, то нельзя сказать, что Церковь смотрит на них как на грех. Но, конечно, она не смотрит на них и так, как упомянутые врачи-сексологи, ведь даже в самых чистых почеловеческим меркам взаимоотношениях мужа и жены — я имею в виду их физическую близость — в той или иной степени присутствует элемент похоти, которая явилась одним из последствий грехопадения Адама и Евы. Наука смотрит на нынешнее состояние человека как на естественное; Церковь же полагает его противоестественным и в значительной мере извращенным по отношению к тому, к чему он был призван изначально. Современный мир говорит, что плотские страсти, требование похоти есть нечто нормальное, так как заложено в самом естестве человеческой природы, и что человек имеет полное право их удовлетворять. Но все Евангелие говорит нам о том, что христианин должен жить по другим законам и что всякий соделанный грех грузом ложится на душу человека, искажая и затемняя ее.

Почему Церковь считает внебрачные отношения греховными?

брачный путь как идеал отношений мужчины и женщины установила не Церковь, а Сам Христос Спаситель. Именно моногамию, чистоту супружеской жизни. Апостол Павел называл этот союз мужчины и женщины образом соединения Христа с Церковью, образом совершенной жертвенной любви, которая есть между Сыном Божиим, предающим Себя во спасение рода человеческого, и подлинными христианами. К такой же жертвенной любви - с отказом от своеволия, дурных привычек и страстей — призваны мужчина и женщина, вступающие в брак. Это возможно лишь в семейных отношениях, а не в отношениях двух людей, которые воспринимают друг друга как половых партнеров, стремясь получать удовольствие и не беря при этом ответственность за жизнь, за душу другого.

В чем различие между гражданским и церковным браком?

о гражданском союзе можно говорить как о браке, когда это действительно семья, а не беспорядочное сожительство. Супруги, прожившие долгие годы друг с другом в верности, воспитавшие детей, конечно, не могут быть порицаемы как люди, погрешающие против седьмой заповеди. С другой стороны, такие супруги сознательно или бессознательно лишают себя всего того, что дается в таинстве бра-ковенчания. А в нем присутствует Божественная благодать, которая немощное врачует и оскудевающее восполняет. В этом смысле всякий церковный брак неизмеримо превосходит всякий человеческий союз. Но это можно понять только на личном опыте.

Из русской литературы мы знаем о семейных трагедиях прошлых веков. Попадется какой-нибудь самодур, но если муж и жена венчанные, то ничего сделать нельзя и, значит, надо терпеть?

КОНЕЧНО, не будем идеализировать восемнадцатое или девятнадцатое столетие. Знаменитые героини, описанные нашими великими писателями: страстная Екатерина из «Грозы» со своим мелковатым любовником, трагическая Анна Каренина, не нашедшая иного выхода, чем привокзальные рельсы, леди Макбет Мценского уезда, на пути к своему счастью загубившая души немалого числа людей, - все они, безусловно, испытывали душевное неудобство от того, чем был для них брак в тогдашнем понимании. Да, они и им подобные могли испытывать и жизненное неустройство, и отсутствие того, что мы называем бытовым счастьем, и постоянные скорби, которые порой бывали и надуманными. Но при христианском отношении все эти скорби могли оказаться для них путем ко спасению и благодаря любви, все покрывающей, смирению и терпению, пониманию, что это крест, который нужно понести, они не лишали бы себя главного - пути к Царствию Небесному.

Многочисленные примеры разводов часто вызывают, особенно у молодых, неверие в саму

возможность существования настоящей любви. Они практически убеждены в том, что на свете существуют только похоть и нечистые страсти, в лучшем случае мимолетная влюбленность. Чем же в таком случае руководствоваться, вступая в брак?

НУ ТУТ просто все с ног на голову поставлено. Влюбленность не есть основа семьи. Настоящая же любовь в семье достигается не сразу, порой она приходит после многих лет, через постоянное стеснение себя, самоограничение ради другого, через постепенную притирку характеров и самоотдачу. И в этом смысле наши предки были умнее нас, когда по соображениям отнюдь не материальным предполагали, кому и с кем вступать в брак. Они не пренебрегали счастьем своих детей, тем более не желали им зла. Просто они знали, что романтическое увлечение, любовь с первого взгляда далеко не всегда могут стать основой настоящей семьи. А в наше время люди часто ломятся напролом, никак не прислушиваясь к мнению родителей или духовно опытных наставников.

Что делать человеку, у которого несчастная любовь?

ХРИСТИАНИНУ следует помнить, что на все есть воля Божия. Мы знаем, что волос с головы человека не упадет без воли Божией и что лучшее дело совершается не по своеволию, а по нашему послушанию Божественному Промыслу, который чаще всего открывается нам через внешние обстоятельства, через отношение к нам других людей. Верующий человек, увидев невозможность семейного союза с тем, к кому он имеет особенную симпатию и расположение, — а только эти чувства может допустить в свою душу благочестивый юноша или добронравная девушка - постарается не разрушать этих дружеских христианских отношений и будет молиться

о том, чтобы Господь послал ему доброго спутника жизни. Лучшие женихи и невесты не находятся ни по брачным объявлениям, ни на дискотеке, ни даже в библиотеке, а вымаливаются у Бога.

Что можно посоветовать девушке, которая уже начала осознавать, что аборт — это грех, но при этом считает, что пока не может рожать, а поэтому не испытывает раскаяния ни за уже сделанные аборты, ни за еще не сделанные, однако вполне ею допускаемые, ведь, несмотря на все предохранения, возможность забеременеть всегда остается?

ДУМАЮ, в данном случае еще рано говорить о том, что она начала осознавать аборт грехом. Так как осознание греха — не просто холодное развлечение ума, не просто констатация, что белое — это белое, а черное — черное, что ругаться матом — плохо, а разговаривать доброжелательно и вежливо — хорошо, но это еще и внутреннее побуждение усилием воли и расширением сердца возненавидеть свой грех. Ей следовало бы отнестись к тому же аборту с бесповоротным отторжением, так как он искажает собственную душу и губит самое невинное, самое беззащитное, самое беспомощное — того, кого она носит в себе и с кем считает необходимым расстаться.

Но если она абсолютно уверена, что это ее жизненная ситуация не позволяет в данный момент родить ребенка и, более того, что его рождение было бы не просто легкомысленным и неразумным решением, а чуть ли не преступным по отношению к нему?

ДА ЭТО очевидный софизм! С одной стороны, потому что и в 30-х, и в 40-х, и в 50-х годах жизнь была ну никак не лучше, чем у большинства современных девиц, и тем не менее дети рождались. Я уже не говорю про десятое, или пятнадцатое, или семнадцатое столетия. Исходя из подобной логики, история человечества должна была бы пресечься по крайней мере на рубеже античности и средневековья. С другой стороны, если уж так трудны жизненные обстоятельства, что невозможно рожать зачатых детей, то не мешает задуматься, что, быть может, в таких тяжелых условиях и не до того, чтобы угождать своей плота? Обычно человеку, которому действительно тяжело, и он скорбит, и ему голодно не умозрительно, а так, что к вечеру сильно есть хочется, вовсе не до того, чтобы заниматься тем, чем, как известно, занимаются молодые люди и что приводит к появлению детей незаконнорожденных.

А для православных и венчанных супругов предохранение является грехом?

КОНЕЧНО, честнее, мужественнее и последовательнее было бы воспринять в семье столько детей, сколько посылает Господь, но немногие из нас теперь такую Божию волю могут в себя вместить. Поэтому дать для всех однозначный ответ — поступать только так — было бы дерзновенно.

Но, впрочем, об одном здесь можно сказать безусловно — православные супруги не должны пользоваться такими способами предохранения, которые бы приводили к убийству — пусть на следующий день, пусть через два часа, через час — уже зачатого младенца. Ибо сразу же после зачатия это не просто комок клеток или, как выражается наша постсовет екая медицина, плод, а чадо Божие и всякое его изгнание из чрева матери есть тот же аборт, то же убийство. И вот этого ни при каких обстоятельствах не должно быть в жизни православной семьи.

Как христианин должен относиться к экстракорпоральному оплодотворению (дети из пробирки) в том случае, когда это, быть может, последний шанс для бездетных супругов иметь ребенка?

с подобного рода зачатием детей связано очень много этических проблем. И, конечно же, для православного человека экстраполярное оплодотворение вне брака недопустимо. Не нужно думать, что одинокая женщина таким образом может обрести радость материнства и совесть ее при этом будет спокойной. Если в силу каких-то обстоятельств не сложилась личная судьба, стоит, во-первых, подумать о неслучайности с точки зрения Божия Промысла такого жизненного пути, а во-вторых — оглянуться на то бесчисленное ныне количество беспризорных, необустроенных детей, потребность помочь которым должна быть естественна для любого православного человека, тем более для бездетного.

Кроме того, сейчас в медицине практикуется одновременное оплодотворение не одной женской клетки, а нескольких, с тем чтобы потом более слабые отсеять как ненужные, как побочный брак. И пока медицина находится на такой стадии развития, то, думаю, участвовать в подобных экспериментах православному человеку в принципе невозможно.

Многие уверены, что разнообразные предписания бесчисленных плотских воздержаний, которые предлагает Церковь, просто невозможно выполнить, что они не для современного человека. Это действительно так?

ну как невозможно? Две тысячи лет православные люди стараются их выполнять, и уверяю вас, и сейчас есть такие, которым это удается. Ведь, по сути, все эти предписания сводятся к одной известной еще с ветхозаветных времен естественной человеческой Мудрости - ничего слишком. То есть Церковь призывает нас ничего не делать против естества, и мера здесь простая. Скажем, для православного человека, после того как он целый день работал либо физически, либо

интеллектуально, не будет грехом откушать тарелку вкусных наваристых мясных щей, приготовленных любящей женой, а коли сильно проголодался, то и добавки попросить. Но если кто-то на званом обеде или вечернем приеме, будучи совершенно сытым, начнет перекатывать очередное зернышко икры по небу, дабы получить новое гурманское удовольствие, или, подобно героям петрониевского «Сатирикона», предавать рыбе вкус птицы, а птице вкус рыбы для того, чтобы еще больше пощекотать свои гастрономические чувства, то именно это и называется чревоугодием.

Я думаю, не стоит об этом распространяться прямым текстом, но то же самое по аналогии применимо и к плотским телесным отношениям.

Но надо ли стараться соблюдать пост в супружеских отношениях, если один из супругов не готов к воздержанию?

ЭТОТ вопрос находится в контексте более широкой, я бы даже сказал, более существенной проблемы брака, в котором один из супругов воцерковлен, а другой нет. В отличие от прежних времен, когда все супруги были венчаны, так как вплоть до конца XIX века общество в целом было христианским, мы в этом смысле сейчас стали ближе к временам апостола Павла, который говорил, что неверующий муж освящается женою верующею, и жена неверующая освящается мужем верующим (1 Кор. 7, 14) и что необходимо воздерживаться друг от друга по взаимному согласию, чтобы это воздержание в супружеских отношениях не приводило к большему расколу и разделению в семье. Тут ни в коем случае нельзя настаивать, тем более ставить ультиматумы. Но верующему супругу нужно постепенно воспитывать своего спутника или спутницу жизни, чтобы они вместе и сознательно пришли к такому воздержанию. При этом понятно, что все это невозможно без серьезного и ответственного воцерковления всей жизни семьи.

Не считается ли даже венчанный брак чем-то второстепенным по отношению к монашескому подвигу?

БЕЗУСЛОВНО, основополагающим в Церкви является аскетический идеал — идеал воздержания, который есть мера во всем. Ничто чрезмерное не должно смущать путь христианина. Брак же - это церковное таинство, одно из семи главнейших священнодействий Церкви, в котором действует благодать Святого Духа. И на семью Церковь смотрит как на малую Церковь. То есть всецело на семью, не только на духовный, но и на телесный союз любящих людей, отнюдь не рассматривая брак как какую-то скверну или паллиатив от блудных отношений. Другое дело, что к устроению семьи православный человек должен подходить с другими критериями, чем сейчас это делает, увы, большинство молодых людей. Проще говоря, не только как к плотскому влечению и влюбленности — с подспудной мыслью, что если ничего серьезного не получится, то можно будет и еще раз попробовать, — а как к ответственнейшему и единственному шагу в своей жизни.

Какова мера требований по отношению к своему ребенку, вошедшему в пору отрочества, который с ранних лет привык, скажем, перед причастием не вычитывать каноны и приходить не к началу службы, а только под конец исповеди, избирательно поститься? Нужно ли утяжелять нагрузку, или он уже сам должен устанавливать для себя меру говения, иначе может вообще перестать ходить в храм?

НУ ПРЕЖДЕ всего надо бы сокрушиться о том, что ребенок, достигший отрочества, все еще имеет навык приходить в храм во время службы, не знает, что такое пост у православных родителей и какова его действительная мера, и настолько не любит молиться, что читать последование ко Причащению для него некоторое мучительство, к которому его нужно приобщать. Значит, нечто в самом нашем подходе к воспитанию детей было с червоточиной, с изъяном. Но уж коли мы к таким результатам пришли, нужно думать, как из ямки-то этой выкарабкиваться. И, видимо, главное, о чем нужно думать, — чтобы посещение службы и причастие стали для ребенка не тем, к чему мы его понуждаем, а тем, что он должен заслужить. Надо постараться так перестроить наше внутрисемейное отношение к богослужению, чтобы не мы тянули своего отрока причащаться, а он бы сам по прошествии определенного пути, подготавливающего его к принятию Святых Христовых Тайн, получал право прийти на литургию и приобщиться. И, быть может, лучше, чтобы воскресным утром мы бы не тормошили своего развлекавшегося в субботу вечером ребенка: «Вставай, на литургию опаздываем!», а он бы, проснувшись без нас, увидел, что дом-то пуст. И оказался и без родителей, и без церкви, и без праздника Божиего. Пусть он до этого лишь на полчаса приходил на службу, к самому причастию, но все равно не может не почувствовать некоторое несоответствие воскресного лежания в постели тому, что должен в это время делать каждый православный христианин. Когда же сами вернетесь из церкви, не упрекните своего отрока словами. Быть может, ваша внутренняя скорбь по поводу его отсутствия на литургии даже действенней отзовется в нем, чем десять родительских понуканий «а ну пойди», «а ну подготовься», «а ну прочитай молитвы». И еще, конечно, маме и папе спросить бы себя: а ребенок-то видит, как они молятся, как они постятся, как им хочется идти в храм на богослужение, или он прекрасно знает, что его родители и сами пост нарушают при первом благоподвернувшемся случае, что и для них каждодневное вычитывание утреннего и вечернего правила — это не некий труднодостижимый идеал, а действительная жизненная потребность? Ведь дети всегда понимают, что мы объясняем им из прочитанных книг и что действительно есть в нашей собственной жизни. И если здесь нет личного примера, кроме примера понукания, то трудно ожидать и ус-■ пехов от такого воспитания.

Что означает, с православной точки зрения, наказание детей?

СМЫСЛ наказания очень хорошо объясняется самой этимологией этого славянского слова. Наказание — это научение. По-славянски «наказати» значит дать наказ, дать урок, научить. Соответственно, наказание никогда не должно быть мерой возмездия. Это лекарство, иной раз горькое, но которое дается с определенной целью научения, как избавиться от того или иного греховного навыка. И только в таком случае наказание небезрезультатно.

Что делать, если твоя вера входит в противоречие с мировоззрением собственных детей, ведь это твоя вина, что они не пришли в Церковь?

ВИНА—да. И от этой вины никуда не деться. И никак ее не избыть, не загородиться. Да и нельзя от нее загораживаться. Но иной раз может оказаться и так, что дети, почему-либо — прямо ли из-за нас или по какой-то другой причине -оказавшиеся на сегодняшний день людьми иного с нами мировоззрения, апеллируют к нашей любви и просят нас сделать нечто несовместимое с нравственным законом, данным в Евангелии, нечто неприемлемое для совести православного христианина. И вот тогда, как бы это ни было больно, идти навстречу даже самым родным и близким людям, потакая их грехам, нельзя. Идти на компромисс со злом нельзя. Попросту говоря, чтобы уж не быть совсем абстрактным, если сын просит ключ от квартиры, где, мы знаем, он будет вести себя блудно, мать не должна давать ему этот ключ.

Как себя вести, если твой ребенок смотрит по телевизору фильмы про вампиров, порнографию?

ТО ПУСТЬ он хотя бы знает, что матери это горько и тяжело. Думается, сломать лампу в телевизоре — не лучший путь, но и делать вид, будто широта нашего мировоззрения такова, что все это нормально, тоже не следует.

До какого возраста православному человеку нужно слушаться родителей?

ВОЗРАСТ этот указан в заповеди: Почитай отца твоего и мать... да будет тебе благо, и будешь долголетен на земле (Еф. 6, 2—3). Чем дольше будешь слушаться, тем долголетнее станешь. Прямая зависимость.

А «чти» и «слушайся» — разве это одно и то же?

ЭТО разные вещи, но не настолько, чтобы можно было вовсе из понятия почитания родителей убрать послушание им, то есть необходимость учитывать их мнения, отношение к жизни. Какое же это почитание, если в нем вовсе послушания нет? Конечно же, эта заповедь не имеет абсолютного характера, если она входит в противоречие с другой заповедью — о любви к единому и истинному Богу, о почитании Его и послушании Ему, что является главным для христианина. Если случает ся так, как, скажем, в жизни преподобного Феодосия Печер-ского, когда родители становятся непреодолимым барьером в устремленности человека к бодее серьезной христианской жизни, к духовному подвигу, может быть, даже монашескому призванию, то тогда, конечно, послушание их воле не вменяется ему в обязанность. Но, по сути дела, это единственный случай, когда мы можем таким образом себя повести.

Но если, к примеру, мать настраивает свою дочь разойтись с мужем, то есть заповедь о необходимости почитания родителей не входит ли здесь в прямое противоречие с заповедью о любви к Богу. И в таком случае надо слушаться родительской воли?

НУ НЕТ, конечно, в этом случае нет. Что Бог сочетал, того человек да не разлучает (Мф. 19,6) — это ведь тоже закон Божий. Безусловно, родители могут быть и нашим крестом. И в таких ситуациях почитание родителей должно выражаться в несении этого креста. Я знаю православную семью, где мать жены долгие годы была в умопомрачении, она каждый вечер кричала, что ее убивают, мучают, так что поначалу соседи даже милицию вызывали. И муж с женой такое терпели полтора десятка лет. Они не сдали ее ни в сумасшедший дом, ни в дом престарелых, а сами несли этот крест. Видимо, в подобных случаях, когда действительно ничего нельзя сделать, когда никак нельзя разрешить ситуацию, наш крест по отношению к родителям должен быть в том, чтобы каждый день стараться хоть в чем™ не доводить совместное существование до взрыва.

Верующему человеку слушаться советов неправославных, невоцерковленных или вовсе некрещеных родителей тоже необязательно?

ПОНЯТНО, что советов человека либо в душевном повреждении, либо с замутнением рассудка, либо с отсутствием духовного опыта слушаться просто невозможно. Но отодвинуть от себя проблему почитания родителей тоже нельзя.

Многих смущает то место в Евангелии, когда к Господу пришли Богородица и Его братья и «стояли вне дома, желая говорить с Ним» [Мф. 12, 46), но «не могли подойти к Нему по причине народа» (Лк. 8,19), а Он не вышел к ним. Как это следует понимать?

КОГДА Господь, обозрев сидящих вокруг Себя, говорит: вот матерь Моя и братья Мои; ибо кто будет исполнять волю Божию, тот Мне брат, и сестра, и матерь (Мк. 3, 34-35), Он говорит об иерархии ценностей, которая должна быть в жизни каждого христианина, и о том, что единение в Боге для христианина должно быть выше любого иного единения — семейного, национального, классового, профессионального. И если семейные отношения входят в противоречие с тем единством во Христе, которое должно быть в Церкви, то мы должны пожертвовать ими ради духовного единства чад Божиих. И это завет, данный нам на все времена.

В другом месте Евангелия сказано еще резче, когда Спаситель говорит: если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником (Лк. 14, 26). Господь говорит о тех случаях, когда домашние становятся серьезным препятствием на пути к спасению человека. И это не обязательно те гонители, которые не пускают в церковь ребенка, или выкидывают из дома иконы, или рвут тексты Священного Писания, как это в минувшие десятилетия неоднократно бывало во множестве русских семей. Но это и те домашние, которые могут связывать человека узами бытовой неустроенности, необходимости достижения все больших профессиональных успехов, материального благополучия, — всем тем, что отводит душу от стремления к горнему. В таком случае личные, семейные обязанности мы не должны ставить выше и даже наравне с нашим христианским долгом.

Но ведь подобное толкование не относится к тому месту в Евангелии, когда Господь продолжал проповедовать Своим ученикам и не вышел к ожидающим Его Матери и братьям?

БЕЗУСЛОВНО, нет. Это место свидетельствует нам о дивном смирении Самой Пресвятой Богородицы, о том, что Она, еще не ведая до конца всей глубины смысла подвига Спасителя и храня в душе любовную память об архангельском благовестим, не могла отказаться от материнского желания быть со Своим возлюбленным Сыном. Но всякий раз Она была готова уступить и отойти в тень. Не случайно в Евангелии так мало сказано о Ней, фактически только когда говорится о рождении и детстве Иисуса Христа и о Его гол-гофской жертве на кресте. Но ведь все годы земного служения Господа Богородица была незримо рядом. И появляется Она лишь в этом месте евангельского повествования, чтобы также со смирением и покорностью услышать слова Своего Божественного Сына и вновь также незаметно идти рядом с Ним по пескам Палестины.