Телеграмма Народного Комиссара Иностранных Дел Американскому Вице-Консулу Лерсу

24 июля 1918 г

Ввиду технической трудности передачи на английском языке передам Вам свой ответ на русском языке с просьбой перевести его на английский, так как из моих сношений сАме-риканским Генеральным Консулом господином Пулем я имел случай узнать о точности Ваших переводов. Оторванность от Америки и даже Англии не менее тяжело ложится на нас. Через Мурманск возможность передачи телеграмм была у нас отнята.

Только недавно удалось на короткое время архангельской телефонной станции связаться с мурманской, и то лишь с большими трудностями, и теперь эта возможность у нас снова отнята вследствие заявления, полученного из Мурманска. Соглашения о пользовании кабелем через Финляндию еще нет. Единственный способ сношений с Англией есть радио, а с Америкой мы можем сноситься лишь постольку, поскольку туда передаются радио из Англии или Франции. Московская радиостанция не имеет связи с Англией, а с Парижем и Лионом она сносится с большими трудностями, связь имеется лишь короткое время, не каждый день атмосфера позволяет этой связью пользоваться, радиотелеграммы приходится повторять по нескольку раз, пока они принимаются. Тем не менее мы этой крайне ограниченной возможностью пользуемся для передачи американских, английских и французских телеграмм, хотя фактически это возможно лишь в ограниченном количестве. Если бы господин Френсис прислал сюда свои телеграммы, мы в указанных выше рамках посылали бы их, как мы посылаем, хотя, к сожалению, иногда с невольными запозданиями, телеграммы господина Пуля. Посылаются ли дальше радиотелеграммы, принятые в Париже и в Лионе, зависит не от нас. Царскосельской радиостанции только на днях удалось

связаться с Англией, притом с еще более значительными трудностями. Поскольку Американский Посол страдает от трудности сношений, мы страдаем от них точно так же.

По поводу изданной брошюры мы будем выяснять, в чем дело. Никаких запрещений московской печатью или общих запрещений газет вообще относительно публикаций заявлений послов не делалось; по поводу же указаний о том, что происходило в Вологде или в Петрограде, я должен сначала осведомиться во избежание недоразумений. В тот момент, когда я послал вчерашнюю английскую телеграмму г-ну Френсису, я знал только о том, что он желал ехать в Архангельск, и узнал я это от железнодорожных властей. Поэтому моя телеграмма была адресована только ему, как Американскому Послу, а не как Старшине дипломатического корпуса. О намерении ехать других послов я узнал позднее, телеграмму же г-на Френсиса я получил только сегодня. Ввиду невозможности пребывания послов в Вологде или Архангельске их решение уехать в Архангельск означает уехать из России.

Английская армия от станции Сороки двигается к востоку, и на Беломорском побережье схвачены английские разведчики с картой местности. Считая эти военные действия результатом плохой осведомленности английского правительства ввиду пребывания в Лондоне многочисленных контрреволюционеров, врагов русского народа, дающих ложную информацию английским правящим кругам, мы, протестуя против английского нашествия и посылая войска для противодействия английскому вооруженному вторжению в наши пределы, в то же время не разрываем дипломатических сношений до настоящего момента. Но мы должны указать, что расстрелы членов Совета, массовые аресты и другие контрреволюционные действия английских оккупационных властей вызывают в широких массах народа волну негодования и возмущения, последствий которых нельзя [предвидеть].

Мое глубокое сожаление, если господии Френсис и другие послы решили ехать в Архангельск, т. е. фактически уехать из России, и мы также надеемся на их скорое возвращение в Россию и притом в Москву, резиденцию Советского Правительства. Отказ ехать в Москву при нынешнем положении дел не оставляет господину Фреисису, к нашему величайшему сожалению, возможности какого-либо другого исхода; раз это да*, остается лишь распорядиться о предоставлении паровоза в Вологде и приготовлении парохода в Архангельске.

Прошу Вас засвидетельствовать господину Френсису мое глубочайшее уважение и надежду в близком будущем иметь возможность поддерживать с ним дружественные, близкие

Так в тексте.

Отношения в более нормальных условиях. Надеюсь также скоро иметь удовольствие увидеть Вас, господин Лерс, снова в Москве.

Чичерин

Печат. по арх. Опубл. в сборн. «Correspondance diplomatique...», стр. 47—49.

Телеграмма послана в связи со следующей телеграммой американского посла Френсиса Г. В. Чичерину от 24 июля 1918 г.:

«По получении Вашей срочной телеграммы от 22-го, направленной мне, как Старшине дипломатического корпуса, и доставленной около полудня 23-го, я созвал совещание дипломатического корпуса. Посовещавшись, мы решили выехать из Вологды, но сочли, что в нашей предыдущей телеграфной переписке был полностью обсужден вопрос о нашем выезде в Москву и что решение было отрицательным. В качестве Старшины корпуса я ответил на Вашу телеграмму, выразив благодарность за Ваш неизменный интерес к нашей личной безопасности и уведомляя Вас, что мы решили покинуть Вологду. Вследствие этого дипломатический корпус в полном ооставе погрузился в поезда на Вологодском вокзале, но когда мы стали сообщать путь следования поездов, железнодорожные служащие уведомили нас, что без разрешения Москвы средства тягн не могут быть предоставлены. У нас создалось впечатление и мы получили сведендя из заслуживающих доверия источников, что эти поезда находились в нашем распоряжении и что паровозы будут предоставлены по нашему запросу. Когда такой запрос был направлен в Москву, после некоторого промедления был получен ответ, что паровозы не могут быть предоставлены без Вашего согласия и что Вы желали знать, кем была выражена просьба о поезде для американского посла и с какой целью он хотел отправиться в Архангельск. Я немедленно распорядился, чтоб был дан ответ, что паровоз был нужен для того, чтобы перевезти весь дипломатический корпус в Архангельск, поскольку он решил покинуть Вологду по получении Вашей срочной телеграммы, в которой просили дипкорпус выехать, ввиду небезопасности дальнейшего пребывания в Вологде, и заявляли, что отсрочка выезда до завтра может оказаться роковой. В ответ lia это заявление Вы направили мне подробную телеграмму. До сих пор переписка шла между мной, как Старшиной дипломатического корпуса, и Вами, как Комиссаром Иностранных Дел.

Эта телеграмма, будучи послана мне, как Старшине дипломатического корпуса, так же предназначена мне, как Американскому Послу.

Разрешите мне сказать, что в то время, как Ваше послание воспринято с благодарностью, так как в нем выражаются дружественные чувства к народу, который я представляю, и желание с Вашей стороны поддерживать отношения с ним и с нашим Правительством, Ваше обращение со мной, как с их представителем, не соответствует выраженным в этом послании чувствам. Я воздерживался от вмешательства во внутренние дела России и считал, что русский народ все еще является нашим союзником и не единожды обращался к нему с призывам объединиться с нами в сопротивлении общему врагу. Более того, я неоднократно рекомендовал своему Правительству направить продовольствие для облегчения страданий русского народа и послать сельскохозяйственные орудия для удовлетворения нужд России. Радиотелеграмма, посланная из Вашингтона 8-го июля и полученная в Москве 10-го, была доставлена мне вчера после полуночи; в ней говорилось, что после 24-го июня от меня не имеется никаких сообщений, кроме сообщения, посланного через Архангельск 7-го июля об убийстве германского посла; далее в этом сообщении говорится, что Вашингтон телеграфировал мне неоднократно и пространно. Я не получил

«и одной телеграммы от своего Правительства из посланных После 3-го июля, за исключением двух радиограмм, в "которых запрашивалась ориодна моего молчания; каждый день я посылал пространные телеграммы. Более того, вологодская пресса, и, несомненно, вся пресса России, получили указания не печатать никаких материалов, исходящих от любого союзного посла или представителя, без предварительного представления этих материалов Советскому Правительству; некоторые вологодские и петроградские газеты напечатали Вашу первую телеграмму, приглашающую или приказывающую дипломатическому корпусу прибыть в Москву и наш ответ на нее; эти телеграммы были переданы печати мною лично для ознакомления русского народа и потому также, что я считал, что в России покончено с секретной дипломатией; услышав, что прессе запрещено публиковать дальнейшую переписку относительно нашего перемещения в Москву, дипломатический корпус решил отпечатать в виде брошюры на руооком «зыке всю корреспонденцию по этому вопросу вместе с некоторыми выдержками из опубликованного стенографического отчета об интервью между Вашим представителем Радеком и мною. Уже два дня, как эти брошюры готовы для рассылки, но мы были уведомлены, что Центральный Советский Комитет или Чрезвычайный Революционный Штаб Вологды запретил доставку нам этих брошюр.

Хотя в Вашей последней телеграмме и выражаются дружественные чудаства в отношении Америки и забота о ее После, в ней ничего не говорится о моих коллегах, представляющих в Вологде союзников Америки. Это, для Вашего сведения, если у Вас имеются какие-либо сомнения относительно того, что союзные представители в Вологде действуют согласованно и в полном единодушии.

Союзные миссии и их персонал в течение уже двадцати четырех часов находятся в специальном поезде, стоящем на путях возле Вологодского вокзала, ожидая паровоза, который перевез бы их в Архангельск. В Вашей телеграм.ме, адресованной мне, говорится, что если Вы дали разрешение проследовать в Архангельск, то только для того, чтобы они выехали из России, чему Вы «не.в онлах помешать». В Вашей телеграмме говорится, что Архангельск неподходящее место пребывания для послов в случае «осады». Ожидаете ли Вы, что немцы осадят Архангельск? Вы, конечно, не •предполагаете, что этот город будет осажден союзниками, иначе Вы не настаивали бы на переезде союзных представителей в Москву. Если Вы имеете в виду осаду Архангельска русскими, я могу только повторить то, что я неоднократно говорил Вам и русскому народу, а именно, что союзникам нечего бояться со стороны русского народа, к которому они всегда дружественно относились н с которым они все еще считают себя состоящими в союзе против общего врага. Что касается лично меня, я не имею ни желания, ни намерения выехать из России, если только меня не заставят сделать это, но и в таком 'случае мое отсутствие будет временным. Я не был бы надлежащим представителем своего Правительства или выразителем чувств американского народа, если бы я покинул пределы России в данное время. Союзники никогда не признавали Брест-Литовский мирный договор, который становится столь обременительным для русского народа, что недалеко, по моему мнению, то время, когда он повернется против Германии и изгнание захватчика из пределов России продемонстрирует то, во что я всегда верил, а именно — национальный дух великой России не умер, а дремлет.

Изложенное выше представляет мои личные мнения и чувства, и мне думается, что, питая их, я должным образом представляю свое Правительство и свой народ.

Союзнический дипломатический корпус города Вологды ожидает Вашего немедленного разрешения предоставить паровоз для переброски его поезда в Архангельск. Если местные власти в Архангельске сочтут, что положение не разрешает нам там оставаться, мы выедем с глубоким прискорбием и с надеждой на скорое возвращение».