2015-04-06
326
t0 апреля 1922 г, № 3
Уважаемые товарищи,
Отъезд курьера дает возможность подробнее ознакомить вас о нашем пребывании в Берлине. Мы приехали в субботу с тем, чтобы уехать во вторник. Однако Вирт и Ратенау приняли нас только в понедельник. Мы с первых же шагов еще из этого обстоятельства сделали вывод, что германское правительство желает перед нами разыгрывать комедию страстного желания соглашения с нами, а в действительности будет устраивать так, чтобы соглашения не было.
В воскресенье мы настояли иа предварительном свидании с заведующим восточными делами Мальцаном. Выяснилось, что главным препятствием для заключения соглашения будет вопрос о претензиях германских частных граждан в связи с нашим социальным законодательством или, как выражаются немцы, вопрос об убытках по социализации. Мальцзн сказал нам, что германское правительство настаивает в этом вопросе на праве наибольшего благоприятствования, т. е. готово заявить, что Германия отказывается от возмещения этих убытков, но только в том случае, если никто другой не получит компенсации за такого рода убытки; если же какая-нибудь другая держава получит такую компенсацию, то должна получить и Германия. Мы, между тем, добивались и в силу московских решений должны были добиваться того, чтобы получить от Германии полный отказ от убытков по социализациям. Мы стали искать согласительной формулы, чтобы как-нибудь обойти этот вопрос. Из слов Мальцана выяснилось, что немцы не согласны заключить соглашение о полном возобновлении дипломатических сношений, если при
'этом не будет иметься статьи о вознаграждении за убытки по социализации. Последнее, по словам Мальцана, является необходимым условием всякого соглашения. Мальцан сообщил, что иа следующий день Ратенау торжественно заявит о решении правительства передать нам прежнее здание российского посольства на Унтер ден Линден и что это будет носить характер сюрприза, долженствующего оттенить политическую близость между Германией и нами перед Генуей,
В понедельник утром мы прежде всего были у Вирта. Я е-му вкратце изложил историю наших отношений за последний год. Вирт весьма добродушно и сочувственно ко всему относился, но отвечал уклончиво и весьма общо, ссылаясь иа трудности германского положения и из скудость средств не только у германского правительства, но и у капиталистов, а также иа слабость германского правительства н его малое влияние на германских же капиталистов.
Оттуда мы пошли к Ратенау, который говорит нескончаемо долго, очень красиво, приятным баритоном и с явным наслаждением прислушивается к собственному голосу. Он изливался в дружественных чувствах, очень много говорил о недоразумении, вследствие которого он явился в наших глазах в должном свете, в основных же вопросах он оказался по существу совершенно несговорчивым при большом изобилии дружественных фраз. Сначала мы только говорили о консорциуме59, который Россия считает враждебным шагом против нее, причем в плане этого консорциума специально выдвинута роль Германии как инструмента для эксплуатации России, за что она должна получать премию. Ратенау сказал, что Германия уже связана и ни в коем случае не может выйти из консорциума, но что он может дать обязательство, что Германия не будет заключать никаких сделок и не будет совершать никаких дел в этом консорциуме без предварительного согласия России. За такое письменное обязательство он хотел получить компенсацию. Позже, во время завтрака, Ратеиау сказал, что еще не придумал, какую компенсацию спросить, а потом сказал, что такой компенсацией могло бы послужить обязательство России _ предлагать сначала" Германии всякую концессию, т. е. дать Германии право первоочередности на все концессии в России. Это, однако, нельзя принимать всерьез, так как это было брошено вскользь, во время завтрака, и потом Ратенау к этому не возвращался. Главным же препятствием для соглашения явился вопрос об убытках по социализации. Ратеиау много распространялся о том, что представители всех партий, от крайних правых до Гильфердинга, заявляют, что германский парламент не одобрит никакого соглашения, при котором Германия была бы поставлена в отношении компенсаций за убытки в худшее положение, чем другие государства. Чисто
финансовое соглашение может быть проведено без рейхстага, но соглашение, заключающее в себе отказ от следуемых Германии сумм, не может быть проведено одним кабинетом. Когда мы пошли с Ратенау на устроенный в нашу честь торжественный завтрак, он сказал, что после завтрака мы продолжим обсуждение вопроса. Однако после завтрака ничего подобного не было сделано, мы продолжали оставаться в парадных залах, среди многочисленных гостей, вплоть до того момента, когда был подан чай и пришли другие наши делегаты и эксперты. Ратенау еще раз подсел ко мне и предложил компромисс: в договоре будет сказано, что Германия отказывается от убытков по социализации, исходя из того, что мы не будем уплачивать за такие убытки другим государствам. В секретном прибавлении было бы сказано, что в случае, если мы дадим другой державе вознаграждение за убытки по социализации, вопрос об этом между нами и Германией будет снова открыт и будет вновь рассматриваться. В этот момент странным образом Мальцан, который до того времени разыгрывал из себя нашего величайшего друга, вдруг как будто обиженный течМ, что Ратенау помимо него сделал мне более выгодное для нас предложение, моментально переменил свою позицию и стал срывать соглашение.
Во вторник был назначен завтрак у известного финансиста Феликса Дейча, который был одним из главных приверженцев идеи международных консорциумов с целью эксплуатации России й в настоящее время, желая делать с нами дела, хочет загладить в наших глазах неприятное впечатление. Он поэтому был чрезвычайно любезен и пригласил нас на завтрак с некоторыми литературными и другими знаменитостями. Перед завтраком был у нас Мальцан и привез новый текст проекта соглашения. Новый текст оказался еще хуже, чем самый первоначальный текст. К сделанному мне за чаем предложению Ратенау было сначала добавлено принципиальное заявление, что Германия оговаривает свое право на компенсацию за убытки по социализации. Кроме того, оказалось, что до Генуэзской конференции даже в таком виде нельзя подписать соглашение, а можно его только парафировать, ибо для подписания соглашения требуется созыв кабинета, а его в ближайшие дни созвать нельзя. Итак, в лучшем случае у нас было бы только парафированное соглашение, а не подписанное. Это нам вообще было ни к чему. Все это мы делали только для того, чтобы к моменту Генуэзской конференции иметь прецедент 'в форме образца Договора об отказе от компенсации за национализацию собственности иностранцев. Во время завтрака у Дейча еще раз приехал Мальцан от Ратенау и сказал, что никаких дальнейших уступок сделано быть не может.
Таким образом, у нас в Германии ничего не вышло, причем для нас несомненно, что Германия вообще ввиду своей политики по отношению к Антанте предпочитает отложить соглашение с нами. Несмотря на крайне тяжелую для Германии репарационную ноту, правительство Вирта все еще возлагает какие-то надежды на возможность умаслить нли умилостивить Англию. Мы, таким образом, уехали из Германии ни с чем.
Что касается дома посольства, то, когда мы пришли К Ратенау, он с первых Же слов заявил о предоставлении нам этого дома. Потом, однако, оказалось, что мы в качестве компенсации должны восстановить здание германского посольства в Петрограде. Это есть одно из старых брестских условий. Дом германского посольства в Петрограде настолько основательно разрушен и ввиду переезда посольства в Москву настолько потерял значение, что это условие является просто шиканой *, воспроизводящей старые методы германского правительства.
Итак* у нас С Германией никакого соглашения не состоя--лось, но факт переговоров очень много комментировался в печати, которая и в дружественном и во враждебночМ отношениях пользуется нашими переговорами с Ратенау для многозначительных выводов. Мы условились в то же время с германским правительством, что в Генуе наши делегации будут во взаимном контакте, будут друг друга информировать и поддерживать. Таким образом, нечто конкретное было сделано, несмотря на срыв германски*! правительством переговоров о соглашении. В общем нам было все время ясно, что Германия в действительности не хочет соглашения, в особенности перед Генуей.
О наших первых днях в Генуе говорить не стоит. Итальянское правительство проявляет величайшую внешнюю любезность. Вообще с новым министерством у т. Воровского установились дружественные отношения. Но обилие мер предосторожности против нападений имеет явной целью и изолирование нас от контактов, внушающих опасения правительству. В первые дни доступ к нам был почти совершенно невозможен даже для журналистов. Тов. Боровский поднял скандал, и уже иа второй день журналисты и фотографы к нам хлынули, и стала приходить разнообразная публика. О некоторых свиданиях расскажу в другой раз. Газетных интервью я дал большое количество, имея в виду подготовлять настроение для нашего пацифистского выступления.
В воскресенье у тт. Воровского, Литвинова и у -меня было первое свидание с Факта и Шаицером. Тов. Литвинов уже сообщал об этом в Москву. Итальянское правительство
* — каверзой.
всячески старается сгладить острые углы, но сгладить их путем обхода затруднений или путем уступок французам. И Италия, и Англия явно желают по очень серьезным для себя соображениям успеха конференции, но боятся Франции. Мы еще раз просили итальянское правительство передать державам Антаиты наше предложение о приглашении на конференцию Турции. Мы подняли также вопрос о приглашении Черногории, причем Шанцер дал нам объяснение о том, почему Черногория не приглашается: черногорское население уже участвовало-де в выборах в югославянскую скупщину. Мы сделали тут заявление и о Лиге наций. Шанцер сообщил, что представители Лиги наций или, вернее, ее технических комиссий будут присутствовать только в качестве экспертов в комиссиях. Главным конфликтным вопросом оказался вопрос о вхождении в комиссии. Шанцер сказал, что из 4-х комиссий — политической, финансовой, экономической и транспортной — нас предложено пустить только в первую, т. е. в комиссию о России, в остальные же предположено пустить нас только после того, как в первой комиссии будет заключено основное соглашение. Мы против этого очень резко спорили.
В воскресенье днем во время заседания представителей держав Антанты к нам приехал от итальянского правительства посол в Лондоне Джаннини60 и сказал, что французы, во-первых, грозят уехать, если не будут иметь удовлетворения относительно каннской резолюции *, и, во-вторых, согласятся, может быть, на допущение нас во все комиссии, если мы обязуемся упомянуть в пашей приветственной речи 10 апреля о принятии нами в принципе каннской резолюции. Мы тогда обещали, что упомянем в нашей речи на пленуме 10 апреля о принятии нами каннской резолюции в принципе с добавочным указанием, что мы оставляем за собою право внести дополнительные пункты и поправки к существующим пунктам. Такое заявление действительно попало в нашу речь 10 [апреля].
О ходе заседания 10-го вы уже знаете из телеграмм. Все речи были полны пацифистских заверений и заявлений о готовности к соглашению. Текст нашей речи** вы, конечно, уже имеете, это есть несколько иначе изложенный проект, заключавшийся в «элементах нашей первой речи», принятых Политбюро61. Вы уже знаете, что Барту протестовал против внесения пунктов о всеобщем конгрессе, о периодических конференциях и о разоружении и подчеркивал обязательность каннской резолюции. Вы, вероятно, уже имеете текст моего ответа***: я указал, что во французском меморандуме
* См. стр. 58. ** См. док. № 108. *** См. док. № 109,
Пуанкаре говорится, что в каннской резолюции многое неясно по другим пунктам; что касается периодических конференций, это была ссылка на речь Ллойд-Джорджа. Относи-тсльио разоружения точка зрения французского правительства нам известна только из речи Бриана в Вашингтоне, где Бриан сказал, что препятствие к разоружению есть большая армия Советской России; мы и думали, что если Россия согласна сокращать свою армию, то этим устраняется затруднение к сокращению армии Францией. Ллойд-Джордж долго убеждал меня отказаться от симпатичных, но опасных новых предложений, при этом незаметно издеваясь над Барту. Относительно каннской резолюции Барту выступил еще раз, но Факта ответил ему опять общей ссылкой на то, что присутствие на конференции означает принятие каннской резолюции в принципе. Мы уже не возражали, ибо в приветственной речи наша позиция, т. е. наше право вносить поправки, была достаточно ясно изложена.
Завтра начнет работать политическая комиссия, т. е. комиссия о России. Совершенно ясно желание Англии и Италии чего-нибудь добиться, хотя бы для видимости. Италия очень боится скандала, с одной стороны, от Франции, с другой стороны — от нас. Из разговоров с многочисленными французскими журналистами выясняется, что настроение во Франции очень резко изменилось в нашу пользу. Всевозможный контакт с делегациями и журналистами отнимает массу времени, но необходим для выяснения ситуации.
Наша пацифистская широчайшая программа оглашена нами сегодня в приветственной речи. Протест Франции означает, что конференция не будет заниматься нашей пацифистской программой. Итак, мы теперь поступим так, как предполагалось с самого начала, т. е. вследствие нежелания другой стороны обсуждать нашу пацифистскую программу будем просто вести переговоры о соглашении.
С коммунистическим приветом
Г. Чичерин
Печат по арх.
111. Телеграмма Полномочного Представителя РСФСР в Турции Заместителю Народного Комиссара Иностранных Дел РСФСР Л. М. Карахану
10 апреля 1922 г.
Юсуф Кемаль заявил мне и меджлису, что его впечатление от поездки в Европу следующее: престиж и значение анатолийской Турции в Европе исключительно держится благодаря Советской России и нашей дружбе.
Аралов
Печат. по арх.
