Письмо Полномочного Представителя СССР в Польше члену Коллегии Народного Комиссариата Иностранных Дел СССР Б. С. Стомонякову

27.ноября 1933 г.

Уважаемый товарищ.

На основании всего доступного мне материала представляю Вам кратко следующие выводы о последнем акте польско-германского сближения-⁷⁷⁸:

1. Польша всегда учитывала, что единого противогерман-ского фронта не существовало и нет. Ни Франция, ни Малая Антанта (тем более Англия, Италия) не могут быть надежными партнерами на стороне Польши против Германии. Это сказалось во всех переговорах вокруг разоружения. Это отчетливо выявилось в отношении к «пакту четырех». Франция подписала этот пакт. Малая Антанта, «предав:» Польшу (Бенеш значале брал инициативу совместной борьбы с «пактом четырех*), пошла с Францией. В глазах Польши это означало, что указанные страны готовы в тяжбе с Германией «отыграться.* за счет Польши. Изоляция фактически угрожала Польше, не Германии. Восточное (на Варшаву) направление эвентуальной германской экспансии представлялось наименее обеспеченным. Сближением с нами, наряду с фактической ликвидацией Ра-палло, Польша выходила из изоляции, укрепляла «варшавское направление». И вместе с тем, поскольку [она] не могла

* См. док. №37ï.

6.39

мыслить о превентивной войне с Германией, была вынуждена искать смягчения своих трений с нею (выигрывая время). Попытки сговора с Германией, в этом смысле, никогда не прекращались со времени «Вестерплатте^ (военная демонстрация Польши) ^2Б0.

2. Выход Германии из Лиги нашш и разрыв ее с конференцией по разоружению создал новое положение вещей. Система Лиги нашш фактически рушится. Польша боролась в свое время, ища поддержки и у Германии (Штреземап). за постоянное место в Совете Лиги. Ныне эти позиции потеряли значение, Началась борьба вокруг вопроса о будущих мировых консте-ляциях. Польша опасается остаться в стороне от этих формирований. («Вы-то будете во всех комбинациях. А мы?» — слова Матушевского мне.)

Польша стремится обеспечить себе прочное место за столом будущих конференций и т. п. Она демонстрирует свою силу и способность к самостоятельной политике. «Пусть во Франции знают, что без Польши нельзя решать вопросов, ее касающихся. Пусть в Берлине, Лондоне, Риме знают, что о Польше надо говорить в Варшаве^ (слова Бека мне). Опасения, что борьба с германскими притязаниями разыграется в двусторонних переговорах держав с Германией за польский счет, побуждают Польшу упредить урегулированием своих отношений с Германией эти сепаратные переговоры, к которым, по сведению Варшавы, уже склонен хотя бы Париж.

По мнению здешних дипломатов, в Польше ожидали немедленно после гитлеровского плебисцита провозглашения Германией «отмены Версаля» и стремились упредить этот шаг Гитлера.

Вот побудительные мотивы демарша Польши в Берлине.

3. Можно считать почти твердо установленным, что никаких официальных предварительных политических переговоров после выхода Германии из Лиги до беседы польского посла с Гитлером (15 ноября) не велось. Но взаимный зондаж был: Стежинский в Берлине (есть слух, что говорил и с Геббельсом), Зибург в Варшаве (был у Бека, Славека*. может быть, даже у маршала) прощупывали взаимные настроения. На основе этого зондажа н после доклада Липского (2 ноября) маршалом (3 ноября) было принято решение: тотчас после плебисцита — выборов в Германии — поставить Гитлеру вопрос о последствиях для польско-германских отношений новой позиции Германии.

4. Бек и его окружение дают нам понять, что этот вопрос был будто бы поставлен чуть ли не в ультимативной форме. Медзинский прибавляет, что был заготовлен, на случай не-

* Бывшей председатель совета министров Пслъ^и.

удовлетворительного ответа, даже «соответствующий» приказ войскам западного прикрытия.

Все это маловероятно. В такой ультимативности не было нужды. Еще 2 мая в беседе Высоцкого — Гитлера²⁷³, затем повторно при свидании Бека с Геббельсом — Нейритом в Женеве, наконец, посланием Геббельса Зибургом (его интервью со Славеком) был намечен приншш: отстранив территориальный вопрос, попытаться договориться по остальным спорным вопросам. Ставить ультимативно вопрос о неприменении вооруженной силы тоже не приводилось, ибо словесных заявлений Гитлера (Геббельса) об отказе ее применить по отношению и к Польше (по всем спорам) и без того более чем достаточно. Поставить вопрос ультимативно было возможно лишь в связи с вопросом признания статус-кво. Решительно отовсюду нас заверяют, что этот вопрос вовсе не был поставлен.

Беседа Липского — Гитлера, очевидно, вовсе не была столь напряженно драматичной, как нам это внушают.

5. О ее содержании наши сведения крайне скудны. Вслед за «Журналь де дэба» можно полагать, что Гитлер пытался добиться согласия на непосредственное обсуждение всех спорных вопросов, но Польша на это не пошла, что отразилось на тексте документа и не опровергается немецкой печатью (и немецким послом в Варшаве). Со слов Бека, передается, что беседа была почти односторонней: Гитлер, помимо обычного пацифистского елея и комплиментов Польше, будто выразился: «Я не пруссак*. Тут намек на тот постулат, который откровенно внушается группой Мацкевича (связанного с Моль-тке*): Померания и даже Верхняя Силезия менее важны для Германии, чем Австрия. Весьма вероятно, что Польша подхватила такую постановку и заверила в своей полкой незаинтересованности в вопросе «аншлюса». Весьма сомнительно, вопреки мнению французского журнала, чтобы при данной беседе был поднят вопрос о Прибалтах (например, в форме нейтрализации последних): Польша не потеряла надежд на закрепление именно своих позиций в Прибалтике, да и нечем ей платить (в данной обстановке) за «уход» Германии из Прибалтики.

(Нам сообщают (Зингер**), что будто бы в беседе с Лип-ским Гитлер прощупывал и возможность антисоветского сговора, но не встретил благоприятной почвы.)

6. Теист, появившийся в результате беседы 15 ноября, никак нельзя назвать «пактом о неагресснн». И конечно, если бы имелась малейшая возможность заключения подобного пакта, поляки за нее бы ухватились. Еще при правительстве

* Посланник Германий в Польше. ** Сотрудник газеты «Наш пшеглонд»

Шлейхера они зондировали эту возможность (Высоцкий будто бы официально и без результата ставил данный вопрос), и неудачно: лишь Герлах* высказывался за заключение с Польшей пакта о неагрессии, но не упоминая о границах. «Декларация о ненападении» (немцы пишут скромнее, стараясь подчеркнуть чисто словесный и личный от канцлера характер документа) —документ, юридически весьма далекий даже от того, что предлагал Герлах. И то, что полякам не удалось добиться большего, чем повторение словесного личного заявления германского канцлера, свидетельствует о всех трудностях, стоящих (в настоящее время) на пути германо-польского сближения. Пожалуй, греческий посланник Политнс прав, когда отмечает, что юридически в данном документе нет даже обязательства вообще не прибегать к вооруженной силе, а лишь в отношении вопросов, доступных непосредственным переговорам.

7. Каковы же эти вопросы? Территориальный, очевидно, исключен. Вопрос о разоружениях — в данный момент тоже (хотя налицо некоторые колебания — см. высказывания Стпи-чинского**). Вопрос о нацменьшинствах? Вопреки слуху, что он стоит на очереди, Бек заявил Лярошу и Матушевский (на основе сообщения Бека правительственному «совещанию.») мне, что этот вопрос, как урегулированный международными договорами, не подлежит обсуждению. Лично полагаю, что по примеру Данцига (права польского меньшинства) и ввиду как раз отсутствия такого арбитра, как Совет Лиги нации, полякам не избежать разговоров с немцами о нацменьшинстве. Вопросы Данцига? Бек подчеркнул Лярошу: «Они не касаются Германии». Это, конечно, только поза. И раньше и тем более впредь Германия вела и поведет с Польшей, хотя бы и неоформленно, разговор и по данцигским делам. Очевидно, эти вопросы сейчас неактуальны. На очереди улажение (и оно идет более или менее успешно) экономических дел (торговые переговоры, ликвидирующие состояние таможенной войны),

Помимо данных переговоров есть признаки и дальнейших попыток закрепления «мира» на западной границе Польши. По сообщению корреспондента Гавас, говорят о предстоящем соглашении о печати (даже об обмене журналистскими делегациями). Только что получено сведение о приеме Мольтке лично маршалом. Какая цель такой добавочной демонстрации? Может быть, подчеркнуть значение слишком уж убого выглядящей берлинской «декларации»?

8, В общем, берлинская «декларация» производит (в чем соглашаюсь, например, с Полнтисом) «впечатление не силы,

* Депутат рейхстага, ** См. док. № 379.

а слабости Польши». Естественно, Польша будет стремиться юридически оформить этот документ. Бек, по его словам Лярош у и мне, считает ныне невозможным заключение с немцами пакта ненападения. Возможно, что ведутся переговоры о торжественном протоколировании этой «декларации.» (сообщение Швальбе *) или о включении ее во вступление к вырабатываемому торговому соглашению (сообщение Стежинского, как будто подтвержденное косвенно мне Беком).

9. Переговоры в Берлине вокруг «декларации» были обставлены величайшей тайной. Однако уже за две недели до них французские и чехословацкие корреспонденты в Берлине сообщали о каких-то политических переговорах Польши с Германией. Это, очевидно, связывалось с подчеркнутым польской печатью посещением Липским и Беком маршала (2— 3 ноября). 10 и 11 —12 ноября мы имели информацию о подготовке Польшей — Германией какого-то соглашения в духе пакта неагрессни. (Сообщая Вам об этих слухах, я выражал сомнение, конечно, не о том, что вообще какой-то документ может появиться в свет, а о том, что появится именно пакт о неагрессии. И это мое сомнение подтвердилось целиком.) 12-го т. Ковальский получил от чиновников МИД тройное опровержение указанных слухов. Перед тем трижды же был дезинформирован представитель Гавас. Были введены в заблуждение и Лярош, и Кадере, а Гирсу** дезинформировал лично Бек. Это в данном случае характеризует методы дипломатической работы маршала, а не означает серьезности задуманного акта. Я не преминул весьма настойчиво указать Беку и т. д. на неприемлемость такого отношения к корреспонденту ТАСС***.

10. Франция официально отнеслась к польскому шагу «спокойно», но Лярош отмечает чрезвычайное возбуждение против Польши не только в «общественном мнении» Франции, но и у французского правительства. Это охлаждение, по его мнению, скажется неблагоприятно Польше на последующих шагах Франции. Бек, напротив, заверяет, что Франция будет лишь вынуждена более считаться с интересами Польши. Думаю, что поступок Польши не следует считать признаком разрыва с Францией; Польша, конечно, весьма дорожит союзом с последней и будет бороться и вне и внутри Франции за укрепление этого союза.

П. По отношению к нам, согласно заверениям Бека н мне и Лярошу, данный акт не вносит изменений. «С Советским Союзом мы имеем сердечные отношения, которые хотим расширять и углублять, от Германии мы ищем лишь гарантий»

* Редактор газеты «Наш пшеглонд». ** Посланник Чехословакии в Польше. •** См. док. Л» 379.

(Бек — Лярошу). Я нарочно подчеркнул перед Матушевским некоторую неясность формулировки им в статье официоза отношения к нам и немцам (по отношению к нам «завершение», к немцам — «начало»). Так старается понять данное соглашение Мацкевич, так понимает его Философов в «Молве». Матушевский протестовал против такого объяснения, но, конечно, лишь факты покажут, чье толкование верно. Не считает ли маршал «восточное направление» уже настолько обеспеченным, что можно уже ограничиться достигнутой степенью сближения с нами? Это подлежит, помимо прочего, проверке фактами.

Прилет к нам эскадрильи полковника Райского ²⁷% задуманный и решенный задолго до польского демарша в Берлине, был по возвращении Райского из Румынии отменен («едем поездом»}, затем вновь решен. И через несколько дней по визите Райского — польский маневр в Берлине. Нет ли здесь «розыгрыша»? Решения о маневре в Берлине были приняты в Варшаве 2 или 3 ноября; полет эскадрильи вновь решен за несколько дней до того (кажется, 28 октября). Я, однако, указал Матушевскому на скверное впечатление от подобного параллелизма («двуколейности», по выражению Швальбе). при наличии выполнения берлинской демонстрации в такой секретности от нас.

12. Здесь с большим вниманием следят за последствиями работы у нас Надольного. поехавшего «возрождать Рапалло», как выразился Мольтке. Его считают «пруссаком», т. е. ярым сторонником возвращения Германии «коридора».

Конечно, всякое демонстрирование нами улучшения отношений к Германии будет на руку пропагандистам польско-германского соглашения.

А таковые работают с крайней энергией в Польше. Германия же производит гигантский и всесторонний нажим на польское правительство и польское общественное мнение.

С товарищеским приветом

Полпред Антонов-Овсеенко

Печат. г.о срх. Очубл. в сб. * Документы и материалы по истерии cose?ска-польских отношение», т. VI. M., 1Эв9, стр. 112—П6.