2015-04-06
210
Бургом
20 августа 1938 г.
Шуленбург зашел сообщить, что в ближайшие дии он должен снова вернуться в Германию. Во-первых, ему рекомендовано присутствовать иа празднике зарубежных немцев в Штутгарте, что продлится чуть ли не десять дней. Затем он приглашен на конгресс национал-социалистской партии в Нюрнберг.
Шуленбург не скрывает, что положение в Центральной Европе вновь приняло крайне напряженный характер. Чехослова-ки проявляют ничем не оправдываемое упорство. Крайне правые элементы и военные круги, не исключая офицеров резерва, толкают правительство иа путь вооруженного конфликта с Германией. Шуленбург считает ошибочным утверждение, будто это течение встречает сочувствие и поддержку со стороны самого Беиеша. Президент Чехословацкой республики, несомненно, слишком благоразумен для этого и достаточно гибок. Однако и он может быть поставлен перед фактом вооруженного конфликта своей страны с Германией вследствие «провокационной политики» воинствующих патриотов. Впрочем, Шуленбург возлагает надежды на Реисимеиа. Ои считает его человеком объективным, опытным и в достаточной степени авторитетным. Если бы, однако, усилия Реисимеиа оказались тщетными и чехословаки не пошли бы на требуемые от них уступки, волей-иеволей могли бы начать действовать факторы не убеждения, а принуждения. В этом случае, заявляет Шуленбург, переход Германии в наступление никак нельзя было бы рассматривать как «иевызваииое нападение на Чехословакию». Я заметил Шуленбургу, что, если Германия признаёт положение в Центральной Европе настолько угрожающим и не исключает возможности своего вооруженного конфликта с Чехословакией, вполне правдоподобным представляется сообщение иностранной печати, что Германия дала понять Японии свою невозможность поддержать последнюю оружием в случае превращения советско-японского пограничного конфликта в настоящую войну. На это Шуленбург комически развел руками и заявил, что японский посол в Берлине свалился на голову Риббентропу совершенно неожиданно. Он не преду-
|
|
|
предил его о своем визите, отыскал его на даче и в очень алармистских тонах изобразил ему советско-японский конфликт. «Что оставалось делать Риббентропу? — спрашивает Шуленбург.— Предложить послу выпить сода-виски и заверить его, что симпатии Германии на японской стороне». Шулеибург добавил, что, находясь в Берлине в момент советско-японского пограничного конфликта, ои недоумевал, что толкнуло Японию на эту авантюру, когда она и без того напрягает все свои силы в войне с Китаем.
На это я заметил, что, по некоторым сведениям, предчувствуя истощение своих вооруженных сил, Япония вновь ищет возможности договориться с Китаем. При этом я сослался на телеграмму из Лондона, опубликованную в парижской газете «Ордр», сообщающую любопытные подробности о посреднической роли итальянской дипломатии в переговорах японского правительства с прояпонскои группой влиятельных политических деятелей Китая *. Шулеибург крайне заинтересовался этой ссылкой. Ои осведомился у меня, считаю ли я правдоподобным указанное лондонское сообщение. Я ответил, что не вижу в ием ничего невероятного, если принять во внимание усталость Японии, с одной стороны, и всем известное стремление итальянской дипломатии наживать политический капитал на вмешательстве и посредничестве в международных конфликтах [—с другой]. Я добавил, что, согласно лондонскому сообщению, итальянцы стараются сохранить свои переговоры в Ханькоу, Шанхае и Гонконге в секрете от англичан. Вполне возможно, что они не посвящают в это дело и дружественную германскую дипломатию. По этому поводу Шулеибург заметил, что германский дипломатический представитель в Китае в последнее время находится в Гонконге. Ои поглощен серьезной болезнью своей жены и, по-видимому, недостаточно следит за событиями, происходящими в области японо-китайских отношений.
|
|
|
Дальнейшая часть разговора с Шулеибургом иосила более конкретный, практический характер.
1. Основываясь на телеграфной информации, полученной из Берлина, Шулеибург сообщил, что семь членов экипажа «Комсомола» не находятся в Германии. Немецкому посольству в Сан-Себастьяне дано поручение содействовать их розыску.
2. Переданный германскому посольству в Москве 30 мая список членов экипажа «Смидовича», находящихся в плену у Франко, содержал 21 имя. 16 человек из этого списка уже обмеиеиы на германских граждан и получили свободу. Освобождение четырех человек из остающихся пяти ожидается в ближайшие дни. Переговоры об обмене капитана Глотова весьма успешно подвигаются вперед.
* См. док. №313.
МИД сообщает, что германское правительство уже по одному тому прилагает все усилия к освобождению советских моряков, что оно живейшим образом заинтересовано в обмене их на германских граждан, находящихся в плену у республиканцев.
Потемкин
Лечат, по арх.
303. Телеграмма Народного Комиссара Иностранных Дел СССР Полномочному Представителю СССР в Китае И. Т. Луганцу-Орельскому
21 августа 1938 г.
В разгар конфликта у Хасана Сунь Фо потребовал в Париже советскую визу, каковую он, конечно, получил. Сегодня мне сообщил Юй Мин, что Сунь Фо направился воздухом в Ханькоу, чтобы получить там новые инструкции для Европы. По-видимому, Чан Кай-ши предлагал Сунь Фо вновь воздействовать на нас и толкать нас на войну с Японией, но так как тем временем конфликт был улажен, то Сунь Фо предпочел от поездки воздержаться. Сообщаю для сведения. Если увидите Сунь Фо, передайте ему мою благодарность за присланную им мне фотографию.
Литвинов
Печат. по арх.
304. Запись беседы Народного Комиссара Иностранных Дел СССР с Послом Японии в СССР Снгемицу
21 августа 1938 г.
Сигемицу начал беседу с изложения японского предложения о создании комиссии по редемаркации границы. Сигемицу заявил, что в позапрошлой беседе со мной (беседа от 10 августа 125) он сумел ознакомиться с аргументами советской стороны и убедился, что точки зрения обеих сторон в вопросе о создании комиссии по определению границы очень сблизились. Сейчас он имеет инструкции от японского правительства, которые исходят из желания урегулировать японо-советские отношения дружественным путем. Конкретное предложение японского правительства об организации пограничной комиссии учитывает точку зрения советской стороны.
После этого Сигемицу вручил японское предложение, текст которого при сем прилагается *.
|
|
|
Прежде чем давать ответ по существу предложения, я в порядке ознакомления с ним задал Сигемицу несколько вопросов.
* Не публикуется.
В частности, я спросил, предполагается ли воздвигать промежуточные знаки в качестве общего правила, илн же эти знаки будут воздвигаться там, где не имеется старых.
Сигемицу сказал, что это дело комиссии, но ему кажется, что установка этих знаков будет производиться там, где их нет.
Далее я спросил, что значит — вспомогательные знаки?
Сигемицу сказал, что эти знаки, по его мнению, должны будут устанавливаться в промежутках между 500 м для большей ясности там, где по условиям местности это необходимо.
Я сказал Сигемицу, что такие знаки правильнее назвать дополнительными.
Я спросил также, предполагается ли рыть каиавы по всей границе.
Сигемицу сказал, что это обсудит комиссия. Ему лично кажется, что канавы будут сооружаться там, где это необходимо.
На мой вопрос, что имеется в виду под общими расходами комиссии, когда каждая из сторон будет платить жалованье своим членам, Сигемицу ответил, что при изучении материалов в комиссии, возможно, возникнут какие-либо расходы, но что точно он сам не знает.
После этого я заявил Сигемицу следующее:
Я прежде всего приветствую заявление посла, что его правительство стремится наладить дружественные отношения. Переходя к конкретному предложению, сделанному послом, я хочу сказать, что в нем имеется много пунктов технического характера, по которым я ие могу сейчас дать ответ. Я должен подумать и поконсультироваться с другими нашими властями, после чего я смогу дать ответ. Например, в предложении говорится, чтобы в комиссии было ие больше десяти человек экспертов и технических работников. Этот вопрос я должен обсудить. Может быть, десять человек мало, а может быть, много. Впрочем, это не принципиальный, а технический вопрос.
Я считаю согласованным первый пункт предложения, но есть другой важный вопрос, который я хотел бы уточнить. В прошлый раз я заявил послу, что для нас приемлема комиссия по редемаркации только при условии, что в основу ее работы будут положены только официальные документы, составленные и подписанные представителями России и Китая. Я отказывался класть в основу так называемые другие материалы, о которых мы понятия не имеем. Я должен сделать то же возражение и теперь. Комиссия должна знать, на какой основе она работает, чем она руководствуется. Мы говорим, что нужно руководствоваться соглашениями и картами, составленными и подписанными между Россией и Китаем. Посол же предлагает другие материалы. На это мы не можем согласиться. Лишь когда комиссия соберется и ей будут представлены материалы, мы сможем сказать, можем ли мы пользоваться этими материалами, а до тех пор мы не можем дать свое согласие.
|
|
|
Моя формула такова: «В основу работ комиссии по редемаркации должны быть положены соглашения и карты, выработанные и подписанные представителями России и Китая».
Сигемицу сказал, что к этому он хотел бы добавить «и другие материалы».
Я сказал Сигемицу, что этого я принять не могу. Я не могу записывать «другие материалы», когда я их не знаю. Сигемицу заявил, что он не возражает против того, чтобы комиссия учитывала соглашения и карты сообразно их ценности. Он не сомневается, что соглашение и карты, представленные советской стороной, будут являться ценными материалами, но необходимо, чтобы наряду с этим комиссия обсудила бы и другие материалы с точки зрения той ценности, которую они могут представлять.
Я повторил, что материалы, о которых говорит посол, мне неизвестны. Когда они будут представлены в комиссию, комиссия решит, можем ли мы пользоваться этими материалами, а до тех пор мы не можем дать на это согласие.
Сигемицу сказал, что во избежание дискуссии ои хотел бы резюмировать то, что я ему сказал. Он понимает меня таким образом, что материалами для работы комиссии будут Хунчунское соглашение с приложенными к нему протоколами и картами. Что касается других материалов, которые будут представлены, то они будут рассматриваться в комиссии, причем по ознакомлении с ними каждая из сторон запросит инструкции своего правительства. Таким образом, заключил Сигемицу, имеется большое расхождение между точками зрения обеих сторон. Поэтому он не может решить этот вопрос сейчас, а должен подумать, после чего даст ответ.
Я сказал Сигемицу, что точная формула, которую я предлагаю, такова: «В основу работы комиссии по редемаркации должно быть положено Хунчунское соглашение с приложенными к нему картами, а также другие соглашения и карты, подписанные представителями России и Китая».
Сигемицу спросил: а как быть с другими материалами, которые будут представлены в комиссию? Я сказал, что в основу могут быть положены только те соглашения, которые составлены и подписаны представителями России и Китая. Если же японская сторона представит какие-либо новые материалы, от нашей стороны будет зависеть, принять эти материалы или нет. Заранее заявляю, что, если эти материалы ие будут иметь подписей Китая и России, мы их принимать не будем.
Сигемицу заявил, что, таким образом, получается, что если эти материалы будут представлены в комиссию, то комиссия не будет в состоянии их обсуждать.
Я сказал: «Да, если на этих материалах не будет подписей России и Китая».
Сигемицу заявил, что другие материалы необходимо учитывать хотя бы потому, что соглашение только устанавливает по-
граничную линию, а где она на деле проходит, неизвестно. Проходит ли она, например, на вершине холма или по склонам. Не учитывая других материалов, работа комиссии окажется невозможной. Ведь на соглашении не расставлены пограничные камни. Где нужно поставить тот или иной камень, такой вопрос может решиться только при учете других материалов.
Я сказал Сигемицу, что на карте, приложенной к Хунчунско-му соглашению, ясно указано, где проходит граница, на вершине или на склоне. Я подчеркиваю, что мы говорим об основе. Где поставить камень, это будет решать комиссия, но она должна исходить из Хунчунского соглашения.
Сигемицу заявил, что он возражает против того, чтобы в формуле не упоминались другие материалы. Это создает в Токио впечатление, что советская сторона хочет ограничиться обсуждением только соглашения. В предложенной Вами формуле, сказал Сигемицу, говорится лишь о соглашении и о картах.
Я снова повторил Сигемицу, что соглашение и карты должны быть основой, ио комиссия вправе обсудить и проверить все те материалы, которые ей будут представлены. Я прошу посла мою формулу передать своему правительству.
Сигемицу повторил, что его желание заключается в том, чтобы мое предложение создало в Токио хорошее впечатление, и поэтому он настаивает на включении других материалов.
Я сказал Сигемицу, что обе стороны в комиссии будут вправе приводить свои аргументации относительно того, куда положить тот или иной камень, однако базой должна быть линия, показанная на карте.
Сигемицу сказал, что мое предложение вместе с моими объяснениями он передаст в Токио ш.
Далее Сигемицу перешел к вопросу о передаче остающихся
19 трупов, а также трупа унтер-офицера Мацусима, о чем советник посольства уже имел разговоры с II Восточным отделом НКИД СССР.
Сигемицу сказал, что в добавление к тем заявлениям, которые делал Ниси, он со своей стороны хотел бы просить меня ускорить передачу этих трупов.
Кроме того, он имеет сообщение, что около устья р. Тумень-Ула был найден труп убитого советского летчика. Этот труп японская сторона хочет передать нам. Он просит, чтобы об этом я сообщил местным советским властям.
Я сказал Сигемицу, что после разговора с Ниси мы запросили наши военные власти, но до сих пор нет ответа. Как будет ответ, мы сообщим его японскому посольству.
После этого Сигемицу сделал следующее заявление:
Вчера, 20 августа, советские самолеты трижды нарушили границу Маньчжоу-Го вблизи Кореи. Первый случай имел место
20 августа в 10 часов утра по японскому местному времени,
когда один советский бомбардировщик, перелетев границу, углубился иа несколько километров на маньчжурскую территорию, летая на высоте 300 м в пункте Кикосахио, отстоящем в 7 км к северо-востоку от Кейкио (южнее Чжангофына). Второй случай имел место в тот же день почти в то же время, когда один советский бомбардировщик летел очень низко над маньчжурской территорией у места Рютаки, расположенного в 6 км к востоку от Кейген* (название пункта в Корее). Третий случай имел место в тот же день в IOV2 часов утра, когда шесть советских военных самолетов, перелетев границу в районе Аньдаохэдзы, появились над Хуньчунем и удалились после того, как сделали несколько кругов над городом в его юго-западной части. В третьем случае самолеты углубились больше чем на 10 км иа маньчжурскую территорию.
Подобное нарушение границы заслуживает особого сожаления теперь, когда заключено соглашение о перемирии. На основании инструкций японского правительства, сказал Сигемицу, он должен заявить строгий протест и потребовать прекращения таких действий в будущем. В случае повторения таких действий ответственность за могущие возникнуть из этого последствия должна быть возложена на советскую сторону.
Я сказал Сигемицу, что об этом мне ничего ие известно, ио что я не могу допустить, чтобы наши войска нарушали границу. Аналогичные строгие протесты из Токио в прошлом были основаны на неправильной информации местных властей.
Со своей стороны, сказал я далее Сигемицу, я получил донесение, что 18 августа иа участке Бугутур (против [ст.] Маньчжурия) маньчжурский всадник с лошадью углубился на 500 м иа нашу территорию. Будучи окружен нашим погранотрядом, всадник спешился и открыл огонь по пограничникам. Несмотря на i сделанный предупредительный выстрел, нарушитель не прекратил стрельбы, вследствие чего он был убит нашими пограничниками. Ои оказался младшим унтер-офицером.
Я обращаю внимание посла на необходимость дать распоряжение местным японским властям, чтобы они воздерживались от нарушения границы как в собственных интересах, так и в интересах сохранения спокойствия на границе.
Сигемицу заявил, что случаи, которые он приводил, являются явным нарушением границы. Сообщенное им основано на правильной информации. Поэтому протест японского правительства является обоснованным. Мой же ответ его не удовлетворяет, и он должен настаивать на своем протесте.
Что касается инцидента около [ст.] Маньчжурия, то относительно этого он не имеет никаких сведений. Он не может мне ничего сказать, так как прежде всего нужно выяснить, на чьей тер-
* Кёнхын.
ритории произошел инцидент, а также имел ли он отношение к японским войскам, т. е. был ли нарушитель японским военным. По получении этих сведений он даст мне ответ.
Литвинов
