2015-04-30
461
После того, как формируются системы самоподкрепления, каждое конкретное действие типично порождает две совокупности последствий: самооценочные реакции и внешние результаты. Персональные и внешние источники подкрепления могут воздействовать на поведение и как взаимодополняющие, и как противодействующие факторы.
Люди, как правило, переживают конфликт, когда они получают социальное или материальное вознаграждение за то поведение, которое они сами оценивают низко. Ожидаемое самоосуждение за поведение, нарушающее собственные стандарты, становится источником мотивации для поддержания поведения на уровне собственных стандартов, даже перед лицом противодействующих побуждений. Нет более страшного наказания, чем презрение к себе. Когда самообесценивающиеся последствия превосходят в силе внешние вознаграждения за приспособительное поведение, то внешние влияния оказываются соответственно малоэффективными. С одной стороны, если определенный образ действий приносит большее вознаграждение, чем самоосуждение, то результатом может оказаться безрадостная угодливость. Однако люди обладают когнитивными навыками для восстановления нарушенного равновесия между стандартами и поведением. Позднее мы рассмотрим те процессы, при помощи которых уменьшается потеря самоуважения за обесценивающееся поведение.
Другой конфликт между внешними и самопродуцируемыми последствиями возникает тогда, когда индивидуумы переживают наказание за поведение, которое они сами оценивают высоко. Принципиальные диссиденты и нонконформисты часто оказываются в таком положении. Здесь соотношение сил самоодобрения и внешнего осуждения определяет, будет ли поведение подавляться или выражаться открыто. Если угрожающие последствия оказываются слишком серьезными, то действия, заслуживающие самоодобрения, будут подавляться страхом наказания, но в то же время будут с готовностью осуществляться тогда, когда шансы избежать наказания достаточно велики. Однако есть и такие индивидуумы, у которых чувство собственного достоинства получает настолько мощную поддержку от следования своим убеждениям, что они готовы скорее подвергнуться длительным лишениям, но не совершать тех поступков, которые они сами считают несправедливыми или аморальными. Ярким историческим примером является Томас Мор, который был обезглавлен за отказ поступиться своими убеждениями. Можно вспомнить множество исторических и современных примеров, когда люди переносили суровые наказания за то, что неуклонно следовали своим идеологическим и моральным принципам.
Другая распространенная ситуация заключается в том, что внешнее подкрепление за конкретную деятельность является минимальным или отсутствует и индивидуумы поддерживают свои усилия в основном за счет самоодобрения. Пример такого отношения являют новаторы, которые, несмотря на многочисленные неудачи, продолжают пытаться выполнить то, что в течение длительного времени не приносит ни славы, ни наград, а может, и вообще никогда не дать результатов. Для того, чтобы выдержать это, люди должны быть убеждены в том, что их деятельность имеет огромное значение, и не обращать особого внимания на мнение окружающих.
Внешние последствия оказывают сильнейшее влияние на поведение, когда они совместимы с самопродуцируемыми последствиями. Такие условия возникают тогда, когда вознаграждаемые извне действия дают чувство самоудовлетворения, а наказуемые извне действия являются также и лично предосудительными. Для того, чтобы усилить совместимость персональных и социальных влияний, люди выбирают такое окружение, которое разделяет аналогичные стандарты поведения, тем самым обеспечивая социальную поддержку своей собственной системы самоподкрепления.
50. Модель редукции влечений в психоанализе
По Фрейду, психические образы телесных потребностей, выраженные в виде желаний, называются влечениями. В влечениях проявляются врожденные состояния возбуждения на уровне организма, требующие выхода и разрядки. Фрейд утверждал, что любая активность человека (мышление, восприятие, память и воображение) определяется влечениями. Влияние последних на поведение может быть как прямым, так и непрямым, замаскированным. Люди ведут себя так или иначе потому, что их побуждает бессознательное напряжение — их действия служат цели уменьшения этого напряжения. Влечения как таковые являются «конечной причиной любой активности».
Фрейд считал, что у человека следует вскрыть ту биологически-витальную динамику влечений, которая лежит в основе поведения всех живых существ. В этом и состоят, собственно, действующие в неразрывной последовательности психические процессы, т. е. бессознательное. В потоке сознания бессознательные процессы не составляют исключения, напротив, содержание сознания представляет собой фрагментарное и видоизмененное производное от непрерывной деятельности бессознательного. Такая деятельность построена не на пассивном реагировании организма на воздействия окружающей среды, а на активном устремлении и противоборстве заложенных в живом существе сил.
Теория мотивации поведения в ее окончательном виде была сформулирована Фрейдом только в 1915 г. в труде «Влечения и их судьбы», хотя основные положения уже можно найти в вышедшем в 1895 г. «Проекте психологии». Согласно этой психологии, «психический аппарат» должен прежде всего справиться не с внешними, а с внутренними раздражителями, от которых нельзя уклониться, так как они возникают в самом организме. Потребности той или иной части организма постоянно порождают энергию раздражения, которая аккумулируется и от которой требуется «избавиться».
«Нервная система—это аппарат, функцией которого является устранение накопившегося раздражения, снижение его до возможно более низкого уровня, а если бы это было реально – то и поддержание в организме полного отсутствия такового».
О фрейдовской теории мотивации дает представление модель редукции влечения. Модель редукции влечения построена на гомеостатическом и гедонистическом представлениях. Согласно первому из них, равновесие организма тем выше, чем ниже уровень накопившегося раздражения. Согласно второму, всякое, снижение этого уровня сопровождается чувством удовлетворения, всякое повышение – чувством неудовлетворения. Иными словами, активность психического аппарата подчинена принципу удовольствия–неудовольствия.
Понятие «влечение», по Фрейду, отражает двойственность тела и духа, объединяет между собой органическое (а именно энергию) и психическое (аффект) представления. Кроме того, в каждом влечении различаются четыре аспекта. Фрейд пишет:
«Если мы от биологического начала перейдем к рассмотрению душевной жизни, то «влечение» явится нам как понятие, пограничное между душевным и соматическим, как психическая представленность раздражений, имеющих внутреннее телесное происхождение и распространившихся в область духа, как мера необходимой работы, которая налагается на душевное вследствие его связи с телесным."
51. Принципы распределения и использования психической энергии в психоанализе
Динамика личности определяется способами распределения и использования психической энергии со стороны ид, эго и суперэго. Так как общее количество энергии ограничено, три системы соревнуются за обладание энергией. Одна система обретает контроль над энергией за счет двух других. С усилением одной системы две другие неизбежно ослабляются, если только общая система не обретает новой энергии.
Изначально ид обладает всей энергией и использует ее для рефлекторных действий и исполнения желаний посредством первичного процесса. Эти оба вида активности находятся в полном услужении у принципа удовольствия, на основе которого действует ид. Приведение в действие энергии - в действие, которое удовлетворит инстинкт,- называется объект-выбор или объект-катексис^.
Энергия ид очень текуча, то есть легко переводится от одного действия или образа к другому действию или образу. Возможность перемещения этой инстинктивной энергии существует благодаря неспособности ид проводить четкое различение между объектами. Различные объекты расцениваются как тождественные. Например, голодный младенец будет тащить в рот почти все, что сможет удержать.
Поскольку эго не обладает собственным источником энергии, ему приходится заимствовать энергию у ид. Отвлечение энергии от ид в процессы, составляющие эго, осуществляется при помощи механизма, известного как идентификация. Это одно из наиболее важных понятий фрейдовой психологии и одно из наиболее трудных для понимания.
Вспомним из предшествующего обсуждения, что ид не делает различий между субъективными образами и объективной реальностью. Катексис образа объекта - то же самое, что катексис самого объекта. Однако, если образ не может полностью удовлетворить потребность, человек вынужден провести различие между внутренним и внешним миром. Ему необходимо научиться отличать воспоминание или образ отсутствующего объекта от сенсорного впечатления или восприятия присутствующего объекта. Затем, чтобы потребность была удовлетворена, человек должен научиться сопоставлять то, что содержится в уме, с его эквивалентом во внешнем мире посредством вторичного процесса. Сопоставление ментальной репрезентации и физической реальности - или чего-то, что есть в уме, с чем-то во внешнем мире,- именно это понимается под идентификацией.
Термин <катексис> также принадлежит не Фрейду, а возник в англоязычных переводах и получил распространение уже после этого. Оригинальное понятие Фрейда на русский язык перевести (как и на английский) трудно. Близкие варианты - <вкладывание>, <инвестирование>.
Так как ид не делает различений между содержаниями ума, будь то перцепции, образы памяти, идеи или галлюцинации, катексис возможен как в отношении образа реалистического восприятия, так и в отношении исполняющих желание образов памяти. Таким образом, энергия отвлекается от исключительно субъективных психических процессов ид и переводится в объективные, логические, идеационные процессы эго. В обоих случаях энергия используется только для психологических целей, однако в случае ид не делается различий между ментальным символом и физическим эталоном, тогда как в случае эго это различие делается. Эго пытается сделать символ максимально репрезентативным относительно эталона. Иначе говоря, благодаря идентификации первичный процесс замещается вторичным. Так как вторичный процесс гораздо эффективнее снимает напряжение, формируется все больше и больше катексисов эго. Постепенно эго, как более эффективное, обретает монополию на психическую энергию. Монополия, однако, относительна, так как в случае неудачи эго в удовлетворении инстинктов, ид забирает власть обратно.
Завладев достаточным количеством энергии, эго может использовать ее иначе, чем на удовлетворение инстинктов посредством вторичного процесса. Часть энергии используется на то, чтобы перевести на более высокий уровень различные психические процессы - восприятие, память, суждение, различение, абстрагирование, обобщение и рассуждение. Часть энергии должна использоваться эго для того, чтобы сдержать импульсивную иррациональную активность ид. Сдерживающие силы известны как антикатексис в противовес силам катексиса. Если угрозы со стороны ид слишком велики, эго вырабатывает против него защиты. Эти защитные механизмы мы обсудим в одном из последующих разделов; они могут использоваться также для того, чтобы справиться с давлением, оказываемым на эго со стороны суперэго. Разумеется, эти защиты требуют энергии.
Энергия эго может перемещаться и для того, чтобы образовался новый объект-катексис, так что вся система производных интересов, отношений и предпочтений формируется в эго. Эти эго-катексисы могут непосредственно не удовлетворять базовые потребности организма, но ассоциативно связаны с теми объектами, которые удовлетворяют. Например, энергия, побуждаемая голодом, может развернуться таким образом, что будет включать катексисы типа интереса к коллекционированию марок, посещению необычных ресторанов и продаже фарфора. Это распространение катексиса по каналам, лишь отдаленно связанным с оригинальным объектом инстинкта благодаря большей эффективности эго в осуществлении главной работы по удовлетворению инстинктов. Оставшаяся энергия используется на другие цели.
Наконец, эго, как исполнительный орган личности, использует энергию для влияния на интеграцию трех систем. Цель этой интегрирующей функции эго - создание внутренней гармонии личности таким образом, чтобы мягко и эффективно могли осуществляться взаимодействия эго со средой.
Механизм идентификации отвечает также за энергетизацию систем суперэго. Этот процесс, тоже сложный, происходит следующим образом. Среди первых объектов, катектируемых ребенком - родители. Эти катексисы появляются рано и твердо закрепляются в связи с тем, что ребенок в плане удовлетворения своих потребностей абсолютно зависим от родителей или лиц, их замещающих. Кроме того, родители играют роль дисциплинирующих агентов: они учат детей морали и традиционным ценностям и идеалам общества, в котором растет ребенок. Они делают это, награждая ребенка за правильные поступки и наказывая за неправильные. Награда - это нечто, снимающее напряжение или обещающее это. Эффективной наградой могут быть конфета, улыбка, доброе слово. Наказание - это нечто, увеличивающее напряжение. Это могут быть шлепки, неодобрительные взгляды, отказ в удовольствии. Таким образом ребенок начинает идентифицировать, иначе - различать свое поведение, с одной стороны, и санкции и запреты родителей - с другой. Ребенок интроецирует моральные императивы родителей силой изначального катексиса, который у него есть в отношении родителей как агентов, удовлетворяющих потребность. Он катектирует их идеалы - и это становится его эго-идеалом; он катектирует их запреты - и это становится совестью. Так суперэго получает доступ к энергетическому резервуару ид - посредством детской идентификации с родителями.
Работа суперэго часто, хотя и не всегда, направлена противоположно импульсам ид. Это так, поскольку моральный кодекс представляет попытку общества проконтролировать и сдержать выражение примитивных побуждений, особенно сексуальных и агрессивных. Быть хорошим - значит быть послушным и не делать <грязных> вещей. Быть плохим - значит быть непокорным, бунтовать, быть похотливым. Добродетельный человек сдерживает свои импульсы, грешник позволяет себе предаваться удовольствиям. Тем не менее, иногда ид <подкупает> суперэго. Например, это происходит, когда некто, в приступе морализаторского жара, предпринимает агрессивные действия против тех, кого считает подлыми или греховными. Агрессия в таких случаях скрывается под маской справедливого негодования.
Когда посредством механизма идентификации поставляемая инстинктами энергия канализируется в эго и суперэго, оказывается возможной сложная игра сил побуждения и сдерживания. Напомним, ид располагает только побудительными катектическими силами, тогда как энергия эго и суперэго используется как для следования инстинктивным целям, так и для фрустрации. Чтобы мудро управлять личностью, эго должно держать под контролем и ид, и суперэго, и при этом у него должно оставаться достаточно энергии для установления необходимых взаимоотношений с внешним миром. Если ид удерживает контроль над значительной частью энергии, поведение человека по характеру становится импульсивным и примитивным. С другой стороны, если слишком много энергии контролируется суперэго, поведение будет регулироваться не реалистическими соображениями, а моральными. Антикатексис совести может связывать эго моральными узами и мешать действиям любого типа, в то время как катексис эго-идеала может выдвигать перед эго столь высокие стандарты, что человек оказывается в постоянной фрустрации и в конце концов у него может развиться депрессивное чувство собственной несостоятельности.
Кроме того, частные и непредсказуемые перемещения энергии из одной системы в другую, от катексиса к антикатексису является делом обычным, в особенности на протяжении первых двух десятилетий жизни, пока распределение энергии более или менее не стабилизируется. Эти перемещения энергии удерживают личность в динамическом состоянии. К шансам психологии стать когда бы то ни было точной наукой Фрейд относился пессимистически, так как, по его мысли, даже незначительное изменение в распределении энергии может перевесить чашу весов в пользу одной из форм поведения (1920Ь). Кто может сказать точно, прыгнет ли вниз человек, стоящий на краю окна? Нанесет ли артиллерийское орудие уничтожающий удар или подаст сигнал о возвращении домой после победы?
В конечном итоге динамика личности состоит во взаимодействии сил побуждения, катексиса, и сил сдерживания, антикатексиса. Все внутриличностные конфликты могут быть сведены к оппозиции этих двух силовых систем. Продолжительное напряжение связано с противодействием сил сдерживания силам побуждения. Будет ли это антикатексис эго, противостоящий катексису ид, или антикатексис суперэго, противостоящий катексису эго, результат в смысле напряжения будет тот же. Как любил говорить Фрейд, психоанализ - это такое понимание динамики, <которое сводит ментальную жизнь к взаимодействию сил, друг другу помогающих и друг друга сдерживающих.
52. Научение посредством наблюдения в социально-когнитивной теории А. Бандуры
Теория научения через наблюдение утверждает, что люди могут обучаться, просто наблюдая за поведением других людей. Человек, за которым наблюдают, называется моделью. Факты показывают, что индивид может усвоить некоторые действия, наблюдая за тем, как выполняет соответствующие действия модель; этот процесс называют моделированием. Так, например, ребенок может освоить язык, наблюдая за родителями и другими говорящими людьми. Типы поведения, о которых идет речь, часто называют подражанием — имитацией или идентификацией. Однако подражание понимается очень узко, в основном как воспроизведение конкретной реакции, а другая крайность — идентификация — представляет собой присвоение и воспроизведение целых паттернов поведения. Моделирование — понятие более широкое, чем подражание, но менее диффузное, чем идентификация. Кроме того, сторонники социально-когнитивной теории предпочитают не пользоваться этими терминами, так как они ассоциируются с теориями подкрепления по типу «стимул—реакция» и с психоаналитической теорией, а эти теории, как считают социальные когнитивисты, неадекватно объясняют наблюдаемые данные.
Научение было бы довольно утомительным, если не сказать неэффективным и потенциально опасным, если бы зависело исключительно от результата наших собственных действий. Предположим, автомобилист должен был бы полагаться только на непосредственные последствия (например, столкновение с другим автомобилем, наезд на ребенка) для того, чтобы научиться не ехать на красный свет в час пик. К счастью, вербальная передача информации и наблюдение соответствующих моделей (например, других людей) обеспечивает основу для приобретения наиболее сложных форм поведения человека. Действительно, Бандура устанавливает, что фактически все феномены научения, приобретаемые в результате прямого опыта, могут формироваться косвенно, путем наблюдения за поведением других людей и его последствиями. Нам не нужно самим умирать от рака, чтобы понять, какие эмоциональные изменения он вызывает, так как мы видели других, пораженных этой болезнью, читали сообщения об их смерти и были свидетелями драматической борьбы с раком. Таким образом, игнорировать роль научения через наблюдение в приобретении новых поведенческих паттернов — значит игнорировать уникальные способности человека.
Каждый из нас имел опыт борьбы с какой-либо проблемой и обнаруживал, что она становится до смешного легкой, если кто-то раньше уже решил ее. Фактор наблюдения — это ключ к проблеме. Наблюдая, дети учатся — неважно, доставляет это им удовольствие или нет — делать повседневную домашнюю работу или играть в определенные игры. Также через наблюдение они могут научиться быть агрессивными, альтруистичными, отзывчивыми или даже несносными. Во многих случаях необходимо учиться моделируемому поведению именно таким образом, как оно выполняется. Езда на велосипеде, катание на роликовой доске, печатание на машинке и лечение зубов, например, позволяют очень мало, если вообще позволяют, отойти от существующей практики. Однако в дополнение к передаче специфических форм путем моделирования можно выстроить новое поведение. Если малышка научилась делиться своим бобовым желе с куклой, ей будет нетрудно поделиться игрушками со сверстниками, оказать внимание маленькому брату, помочь маме по хозяйству и, когда-нибудь позже, приходя в церковь, жертвовать деньги менее счастливым людям, которых она никогда не видела. При помощи процессов моделирования наблюдатели извлекают общие черты из, казалось бы, разных реакций и формулируют правила поведения, дающие им возможность идти дальше того, что они уже видели или слышали. Действительно, научение через наблюдение может привести к стилю поведения, довольно отличающемуся от того, что человек наблюдал в действительности.
С точки зрения Бандуры, люди формируют когнитивный образ определенной поведенческой реакции через наблюдение поведения модели, и далее эта закодированная информация (хранящаяся в долговременной памяти) служит ориентиром в их действиях. Он полагал, что люди избавлены от груза ненужных ошибок и затраты времени на формирование соответствующих реакций, так как они могут, по крайней мере приблизительно, научиться чему-то на примере. Таким образом, например, человек, который внимательно наблюдал за опытным теннисистом, будет „меть мысленный образ хорошей подачи мяча. Когда он учится подавать мяч, то объединяет свою попытку с мысленным образом подачи мяча специалистом.
53. Анализ работы В. Хьюитта, Дж. Хамелла «Классическое (респондентное) обуславливание»
Классическое обуславливание было первым типом обучения, которое является обнаруженным и изучаемым в пределах традиции бихевиоризма (следовательно название классическое). Главный теоретик в развитии классического обуславливания является Иван Павлов, Российский ученый, натренированный в биологии и медицине (как был его современник, Зигмунд Фрейд). Павлов изучал пищеварительную систему собак и стал заинтригованным своим наблюдением, что собаки, лишенные пищи начинали выделять слюну, когда один из его ассистентов входил в комнату. Он начал исследовать эти явления и установил законы классического обуславливания. Скиннер переименовал этот тип обучения в «ответное обуславливание», с тех пор в этом типе обучения, каждый реагирует на воздействие окружающей среды.
Главные концепции.
Классическое обуславливание — это, когда Стимул (S), выявляет Реакцию (R), обусловливающую предшествующий стимул (единственный), который вызывает рефлексивную или ненамеренную реакцию. Классическое обуславливание начинается с рефлекса: врожденное, ненамеренное поведение, выявляемое или вызванное предшествующим событием окружающей среды. Например, если воздух попал в ваш глаз, Вы мигаете. Вы не имеете никакого добровольного или сознательного контроля над тем, происходит ли мигание или нет.
Определенная модель для классического обуславливания это:
1. Не обусловленный Стимул (US) выявляет не обусловленную реакцию (UR): естественно стимул будет (без обучения) выявлять или вызывать рефлексивную реакцию.
2. Нейтральный Стимул (NS) — не выявляет реакции на интерес: этот стимул (иногда называемый ориентированным стимулом, поскольку он выявляет определённую реакцию) — нейтральный стимул, так как он не выявляет не обусловленной (или рефлексивной) реакцию.
3. Нейтральный или ориентированный Стимул (NS) неоднократно соединяется с не обусловленным или естественным Стимулом (US).
4. NS преобразован в обусловленный Стимул (CS); то есть когда CS представлен отдельно, он выявляет или вызывает CR, который является той же самой ненамеренной реакцией как UR; название изменяется, потому что она выявляется различными стимулами. Это записано следующим образом, CS выявляет > CR.
В классическом обуславливании новые типы поведения не изучены. Вместо этого, развита ассоциация (через соединение) между NS и US так, чтобы животное или человек ответило на оба события или стимулы таким же образом; вновь сформулированный после того, как обуславливание, и US и CS выявят ту же самую ненамеренную реакцию (человек или животное учится, чтобы ответить рефлексивно на новый стимул).
Последователи новой формулировки этих основных принципов, используют количество первоначальных экспериментов Павлова как пример.
Перед обуславливанием.
Чтобы иметь классическое или ответное обуславливание, должен существовать стимул, который автоматически или рефлексивно выявит определенную реакцию. Этот стимул называется необусловленным Стимулом или UCS, потому что не имеется никакого обучения, вовлеченного в соединение стимула и ответа. Должен также иметься стимул, который не будет выявлять этот определенный ответ, но выявит ответ присвоения адресов. Этот стимул называется Нейтральным Стимулом или Ориентированным Стимулом.
В течение обуславливания.
В течение обуславливания, нейтральный стимул будет сначала представлен и будет сопровождаться не обусловленным стимулом. Через какое-то время, начинающий разовьет ассоциацию между этими двумя стимулами (то есть, будет учиться создавать связь между этими двумя стимулами).
После обуславливания.
После обуславливанием, предварительно нейтральный или ориентированный стимул выявит реакцию, предварительно выявленную необусловленным стимулом. Теперь стимул называется обусловленным стимулом, потому что он выявляет сейчас различную реакцию в результате обуславливания или обучения. Реакция теперь называется обусловленной реакцией, потому что она выявляется стимулом в результате обучения. Эти две реакции, не обусловленная и обусловленная выглядят одинаково, но они выявляются различными стимулами и поэтому им даются различные ярлыки.
В области изучения классной комнаты, классическое обуславливание прежде всего влияет на эмоциональное поведение. Вещи, которые делают нас счастливыми, грустными, сердитыми и т.д., станут связанными с нейтральными стимулами, на которые мы обрасчаем наше внимание. Например, если специфический академический предмет или запоминание специфического преподавателя вызывают эмоциональные чувства у Вас, то эти эмоции — вероятно результат классического обуславливания.
54. Анализ работы А.Р. Лурия «Индивидуально–изменчивое поведение»
Наследственно закрепленные или «инстинктивные» формы поведения являются ведущими на низших этапах филогенеза, а у беспозвоночных (особенно у насекомых) могут приобретать исключительно сложные формы.
Те программы, которые определяют поведение этих животных, заложены и закреплено наследственно. Эти программы поведения не нуждаются в обучении, каждая особь рождается с этими программами, и именно поэтому эти программы, несмотря на их сложность, являются не только индивидуальными формами поведения (отличающими одну особь от другой), сколько устойчивыми видовыми формами поведения. Их часто называют инстинктивными формами поведения.
Далее, опираясь на инстинктивные формы поведения, автор посвящает свой анализ сложным индивидуально – изменчивым формам поведения.
Часто думают, что на низших этапах развития существуют только врожденные и неизменные формы видового поведения, а на высших этапах развития формируются пластичные индивидуально – изменчивые формы поведения. В целом это верно, но и к этому положению следует относиться осторожно. Известно, что индивидуальная изменчивость поведения характерна для всех этапов развития, и, что индивидуальные формы приспособления животных к среде можно наблюдать даже у простейших.
Если туфельку поместить в узкую трубочку, она идет в том направлении, в котором ее толкает положительный тропизм. Но если знак меняется, она начинает идти в обратном направлении. Для этого нужно перевернуться в трубочке, на что утрачивается известное время. Я говорил вам, что если повторить такой опыт много раз, то это одноклеточное начинает переворачиваться во много десятков раз быстрее; если сначала ему требовалось 1, 5 – 2 минуты для того, чтобы перевернуться и пройти трубочку, то после ряда тренировок требуется лишь несколько секунд. Значит здесь развивается индивидуальная пластичная форма поведения.
Другой опыт, имеет виду выработку пути, который проделывает одноклеточное под влиянием условий, осложняющих его путь к положительно действующему агенту. Если трубка, куда спускается одноклеточное, изогнута на конце, и конец обращен в сторону от света, к которому двигается одноклеточное, оно принуждено делать дугу, не сразу направляясь на путь, определенный положительным фототропизмом. Если, однако, после этого опыта одноклеточное опускается в трубочку без такого колена, – оно проделывает ту же петлю, которой оно научилось, но постепенно петля исчезает, и животное возвращается к первоначальному прямому движению, направленному в сторону действующего на него агента.
Таким образом, у одноклеточных есть возможность индивидуального приспособления, есть индивидуальная изменчивость поведения. Существенная особенность этого индивидуального заключается, однако, в том, что оно основано на изменении непосредственных физико – химических свойств протоплазмы: этот «навык» действует очень недолго, он очень быстро у животных исчезает, и оно возвращается к элементарным врожденным формам поведения.
С формированием сложных видов рецептов и ганглионарной нервной системы многое меняется. Животные с ганглионарной нервной системой (в первую очередь, насекомые) функционально могут воспринимать целый комплекс раздражений, но практически реагирует только на отдельные сигнальные свойства, которые возбуждают в них врожденные программы поведения. На этом этапе развития врожденные формы приспособления продолжают быть ведущими.
Индивидуально – изменчивые формы поведения есть и у насекомых, и они могут быть обучены и переучены, и это используется с большим успехом в сельском хозяйстве.
Известно, например, что когда надо переучить пчелу на новый вид растения, это оказывается возможным. Для этого этот новый вид растений смазывается жидкостью, которая обладает запахом того вида растения, на который у пчелы есть врожденная система реакций. После того, как пчела начинает летать к новому растению с запахом прежнего, этот запах устраняется, и рефлекторно пчела начинает летать к новому растению, которое не обладает этим запахом.
Значит, пчел можно переучивать; однако, это очень медленный процесс, не обладающий нужной устойчивостью. В чем же состоит лимит этого обучения и приобретения индивидуально – изменчивой формы поведения у этих животных, которые обладают ганглионарной нервной системой?
Переучивание может протекать только в пределах инстинктивных программ поведения.
Иллюстрацией могут служить опыты немецкого исследователя Фриша, при которых было обнаружено, что пчела легко приучивается реагировать на сложные фигуры, похожие на цветки, но лишь с большим трудом различает простые геометрические фигуры, не имеющие естественных аналогов. Значит, научить пчелу различать определенную форму можно только в пределах только тех врожденных реализующих механизмов, которые наследственно закреплены и которые соответствуют ее экологии. Совершенно то же самое оказалось, когда Фриш пытался обучать пчел различать смешенные цвета или чистые цвета. Пчелу очень трудно было натренировать на различие чистых цветов, например, чистого голубого от зеленого, черного и белого, но у нее легко было образовать навыки на смешенные цвета, например, различие желто – зеленого от зелено – голубого потому, что цветы, на которые она садится, характеризуются смешенными, а нечистыми цветами.
Значит и здесь, индивидуально – изменчивые формы приспособления могут возникать только внутри наследственно закрепленных видовых форм поведения животного.
Близкие к этому факты можно наблюдать у птиц. Например, можно легко вызвать у хищной птицы тормозные реакции подстерегания, но такие тормозные реакции подстерегания совершенно невозможно вызвать у курицы, в экологию которой не входит акт подстерегания.
Путешественники с удивлением отмечают, что в Антарктиде пингвинов совершенно невозможно научить бояться людей потому, что в их жизненном репертуаре нет рефлекса настороженности, нет рефлекса страха; они на суше не встречают хищников, опасных для них, и в их репертуаре нет такого поведения; поэтому нельзя их обучить сложным формам оборонительной реакции на суше.
Значит, во всех случаях у низших животных или насекомых есть возможность изменить врожденные формы поведения, но эти изменения ограничены пределами инстинктивных реакций, происходящих очень медленно и очень мало подвижны.
Выработанные изменяющиеся индивидуальные формы поведения являются настолько инертными, что они остаются относительно мало пригодными как формы приспособления индивидуального поведения.
Таким образом, на этапе сенсорной психики, то есть на этапе, когда животные реагируют только на один сигнал, запускающие врожденные программы инстинктивного поведения, существует и индивидуальная изменчивость, но она возможна только внутри этого врожденного репертуара поведения и ее пределы очень ограничены. Поэтому тезис, что сенсорная психика и соответствующие ей инстинктивные формы поведения хороши при неизменных условиях среды – остается в силе.
Поэтому ясно, что для животных, живущих в более сложных условиях быстро изменяющейся среды – необходим скачок на другой уровень поведения. Наиболее существенным для этого скачка является необходимость смены формы отражения действительности, которым животное располагает.
Для того, чтобы животное могло учитывать изменяющиеся условия среды, реагировать быстрой сменой поведения, соответствующей среды – ему становится недостаточно отражения только отдельных сигналов, которые пускают в ход врожденный репертуар поведения. Для более сложных форм пластичного индивидуального поведения становится необходим анализ и синтез условий окружающей среды. Для этого необходимо, чтобы животное отражало не отдельные свойства, а целые предметы, целые предметы, целые ситуации, целый комплекс свойств, чтобы проанализировать эти меняющиеся условия среды, животное оказалось в состоянии ориентироваться в окружающей его действительности и выработать те формы поведения, которые были бы соответствующими конкретной предметной среде.
Естественно, что для этого нужно возникновение аппаратов, которые бы не только позволяли выделять отдельные свойства, но и дали бы возможность проанализировать условия среды; необходимо, чтобы на основании анализа могли создаваться новые, уже не врожденные, а индивидуальные условные рефлексы и программы, соответствующие меняющимся условиям среды. Необходимо, наконец, чтобы животные, вырабатывающие новые, изменчивые программы поведения, могли сличать результаты действия с условиями среды, вовремя обнаружить ошибочные действия, вовремя менять эти ошибочные действия на правильные, и тем самым обеспечивать нужные формы пластичного изменчивого поведения.
Вот для всего этого необходим скачок к совершенно новым формам нервных механизмов и прежде всего к аппаратам большого мозга и его коры.
Этот новый аппарат надстраивается над элементарным древним мозгом и на интересующей нас ступени эволюции становится основным аппаратом индивидуальных форм изменчивого поведения.
Совершенно иное строение мы видим, когда переходим к следующему большому этапу пресмыкающих (змей, ящериц). Здесь к этажу, который единственно существует у лягушки, прибавляется, по крайней мере, два новых этажа. Зрительное возбуждение идет здесь по зрительным волокнам, которые раздваиваются; часть волокон идет в средний мозг, в четыреххолмие, и здесь у ящерицы (как и у лягушки) возникает быстрое переключение данного возбуждения на двигательный аппарат, однако другая – и при том основная – часть волокон идет в образования промежуточного мозга (подкорковые зрительные центры) – этот путь не является тупиком; из него зрительные волокна идут дальше и направляются в мозговую кору, которая является мощным аппаратом, обеспечивающим сложнейшую переработку полученной информации. Здесь они связываются с волокнами, несущими информацию от отдельных рецепторов, и вступают в сложнейший нейронный аппарат, обеспечивающий наиболее сложные формы анализа и синтеза этих раздражений.
Еще более отчетливо этот механизм выступает у высших позвоночных, у млекопитающих. Только единичные веточки зрительных волокон идут в четыреххолмие и поэтому элементарные зрительные рефлексы уже не играют здесь решающей роли. Лишь наиболее простые зрительные функции – простейшие компоненты ориентировочного рефлекса, реакции сужения зрачка – осуществляются этим механизмом; основной путь зрительной системы здесь другой. волокна этого зрительного пути идут к наружным коленчатым телам и дальше – в составе зрительного сияния – в кору головного мозга, куда проходит подавляющее большинство зрительных волокон.
Что же осуществляется в аппарате зрительной коры головного мозга?
Известно, что в затылочную область коры головного мозга (поле 17 Бродмана) приходит ряд волокон, которые кончаются в 4 – м слое. Это афферентные волокна. Возбуждение, приносимое этими волокнами, лишь частично передается на афферентные пути, образуя тем самым относительно простые зрительные рефлексы. Большая часть этих волокон посредством так называемых вставочных нейронов (или звездчатых клеток) передает возбуждение на другие клетки коры, образуя постоянно циркулирующие круги возбуждения, которые и составляют основу организации зрительных процессов на более высоком корковом уровне.
Этот механизм циркуляции в коре головного мозга и позволяет осуществлять сложные функции анализа и синтеза, то есть ту форму поведения, которая необходима для того, чтобы животное выработало сложные индивидуально – изменчивые программы поведения, которые соответствовали бы воспринимаемому объекту внешнего мира и целой меняющейся ситуации, в которой оказывается животное.
В отличие от элементарных уровней нервной системы, где нейроны образуют ядро, как правило, состоящих из элементов, относящихся к одной модальности и расположенных в случайном порядке, – кора головного мозга построена, по крайней мере, из трех видов совершенно разных нейронов; афферентные нейроны, приносящие возбуждение с периферии; переключательные или звездчатые, которые перенимают возбуждение с афферентных, дают возможность возбуждению длительно циркулировать по коре головного мозга и передают это возбуждение на третий вид нейрона – эфферентные нейроны. С другой стороны, эти нейроны, количество которых грандиозно (вы знаете, что в коре головного мозга человека их около 12 – 14 миллиардов), в отличие от ганглиев, расположены не случайно, а по плоскости организованно. Кора головного мозга представляет собой экран, который имеет шестислойное строение и который позволяет возбуждению циркулировать пространственно, в известной мере отражая структуру тех раздражений, которые доходят из внешнего мира. В некоторых областях, которые получили название первичных проекционных областей коры, преобладающее место занимают элементы четвертого афферентного слоя. В других отделах афферентный слой клеток сходит на нет и занимает очень незначительное место; но огромное место начинают занимать второй и третий слои клеток, которые по своей функции являются ассоциативными клетками.
Интересно, что у разных животных эти слои развиты не одинаково, и чем выше на эволюционной лестницы стоит животное, тем большее развитие у него приобретают верхние ассоциативные слои коры.
Третья отличительная особенность коры головного мозга очень существенна. Строение отдельных разделов мозговой коры не одинаково.
Кора распадается на ряд совершенно дифференцированных полей, которые вы уже достаточно отчетливо изучили по курсу анатомии и эволюционной морфологии.
На низших этапах развития – те области коры, куда приходят зрительные, тактильные, слуховые раздражения, расположены очень близко один от других, фактически перекрываясь друг другом. Значит кора головного мозга у более низших животных, скажем, у ежа, представляет возможности непосредственного синтеза слухового, зрительного, тактильного раздражения. У более организованных животных аппарату, куда доходят волокна от зрительных, тактильных и слуховых рецепторов, – раздвигаются и между ними вставляются специальные вторичные, третичные поля; поля эти состоят в основном из нейронов или из зон, в которые приходят волокна, идущие от тех ядер зрительного бугра, которые сами непосредственно не связаны с периферией и которые сами принимают уже переработанные импульсы.
Интересно, что чем выше стоит животное на эволюционной лестницы, тем большее место занимает в его коре вторичные и третичные поля и тем больше отодвигаются на задний план первичные проекционные поля.
Далее автор обращается к последней особенности в строении коры головного мозга, имеющей для нас существенное значение.
Представительство отдельных рецепторов (зрительного, слухового, тактильного) в коре головного мозга построено не по геометрическому, а функциональному принципу. Поэтому, у ежа, в поведении которого ведущую роль играет обоняние – обонятельные участки коры представлены особенно большой площадью, занимающей примерно две трети полушарий. У обезьяны – в основном ориентирующейся на зрительные раздражители – особенно большое место занимают зрительные разделы коры; наконец, у человека, у которого, как мы увидим дальше, ведущее место занимают сложные, опосредствованные речью формы отражения действительности, – подавляющая часть коры относится к вторичным и третичным зонам, осуществляющим наиболее сложные формы работы корковой деятельности.
Для иллюстрации того положения, что ведущий анализатор особенно сильно представлен в коре, – может служить один пример.
Известно, что у свиньи органом, с помощью которого она воспринимает внешний мир, является пятачок, а у овцы – губы, которыми они знакомятся с пищей прежде, чем отправить ее в рот. Пятачок у свиньи и губы у овцы играют ту же роль, какую у человека играет рука. Этому соответствуют и очень интересные особенности мозговой коры.
Когда известный английский физиолог Эдриан попытался проследить, какие участки мозга разных животных реагируют на раздражение различных частей тела, он нашел, что на наибольшей площади у свиньи представлен ее «пятачок», а у овцы ее губы.
Это является прекрасной иллюстрацией того положения, что эти органы тела представлены в мозговой коре не соответственно той роли, которую они играют в поведении животного.
Все, что было сказано автором, показывает, что кора головного мозга позвоночных и особенно высших позвоночных приспособлена специально не только для приема сигналов, но и для анализа и синтеза сложных сигналов.
Кора головного мозга позволяет отражать комплекс сигналов, выделять существенное, тормозить не существенное, отражать целые предметы и целые ситуации и программировать сложные изменчивые формы проведения. Это является важнейшей функцией коры головного мозга. И именно поэтому кора головного мозга, сильно возрастающая в животном ряде и играющая все большую роль, и должна расцениваться как механизм, позволяющий животному перейти от приема отдельных сигналов, которые пускают в ход врожденные формы поведения, – к аппарату, позволяющему анализировать и синтезировать комплексное раздражение и обеспечивающему переход от сенсорной психики к перцептивной психики, отражающей целые образы.
В процессе эволюции удельный вес этого органа, позволяющего перейти к анализу и синтезу внешних раздражений, осуществить индивидуальные формы поведения, все более и более возрастает. В связи с этим все большее и большее число функций начинает зависеть от коры. Это правило, исследователи называют перемещение функций к коре или законом «прогрессивной кортикализации функции».
Тот факт, что на высших этапах эволюции все большее и большее число функций зависит от коры головного мозга, можно доказать простыми фактами. Если у птицы вырезать еще слабо развитую у нее мозговую кору, она продолжает видеть, может избежать препятствий, садиться на площадки. Если вырезать головную кору у крысы, она продолжает различать освещенность, хотя теряет возможность различать формы; обезьяна, у которой вырезана кора, оказывается слепой. Птица с вырезанной корой может также плавно лететь, как и раньше; если разрушить мозговую кору у кошки, то через несколько часов достаточно плавные движения к ней возвращаются. Значит, плавные движения у кошки еще не зависят от коры, а осуществляются подкорковыми аппаратами. Собака, у которой вырезали кору, через 24 часа может стоять, но самостоятельно двигаться не может; к обезьяне с вырезанной корой движения не возвращаются; у человека поражение небольших участков двигательной коры вызывает полный паралич.
Следовательно, действительно в процессе эволюции регуляция функций все больше и больше начинает зависеть от аппарата больших полушарий.
И теперь автор переходит к основному.
С развитием коры головного мозга возникают принципиально новые возможности индивидуально изменчивых форм поведения, которые основываются на анализе и синтезе сигналов, доходящих из внешнего мира, на отражении целых образов объективного внешнего мира.
Именно, в связи с этим, ту стадию психики, о которой далее говорит автор, в отличие от сенсорной психики, можно назвать перцептивной, то есть психикой, которая основана на отражении уже не отдельных свойств, а целых предметных ситуаций, которая делает возможным формирование субъективного образа объективного мира и позволяет приспособлять поведение к этим, несравненно более сложным формам отражения.
Именно на этой стадии сенсорной психики ведущая роль с врожденных программ поведения перемещается на анализ быстро меняющихся форм среды и на выработку индивидуальных изменчивых форм поведения.
Чем больше развита кора головного мозга, тем больше животное начинает анализировать внешнюю среду и реагировать соответственно анализу этой среды.
Физиологические механизмы этих индивидуальных форм поведения хорошо известны из физиологии высшей нервной деятельности; они сводятся к хорошо изученным в школе И. П. Павлова процессам анализа и синтеза и формирования временных связей.
Далее автор показывает, какими опытами можно показать, что животные, обладающие хорошо развитой корой головного мозга, не только улавливают сигналы, но и анализируют целые ситуации и сохраняют известный образ внешней деятельность.
Опыты, показывающие эти факты, были проведены многими исследователями и получили название опытов с «отстроченными реакциями». У нас среди других они проводились длительно прекрасным советским психологом, покойным профессором Н. Ю. Войтонисом.
Если перед животным на расстоянии нескольких метров поставить два ящика и в одном из ящиков (герметически закрытом) – на глазах животного положить кусок мяса, закрыть ящик и затем удержать животное 2 – 3 минуты и лишь затем отпустить его, можно наблюдать интересную картину. Если образ предмета сохраняется у животного, то оно обязательно подбежит к тому ящику, куда положена приманка. Если образ предмете не сохраняется, то оно может случайно побежать либо к одному, либо к другому ящику.
Как показали исследования, эти опыты дали четкий результат; животное, как правило, реагировало на то место, где был спрятан предмет. Значит, ясно, что животное удерживает в памяти, где был спрятан предмет, и шло к нему. Если предмет перемещался, то животное шло в другое место, соответствующее этому предмету.
Похоже ли это на опыты с насекомыми? Совсем нет. Эти опыты показывают, что животное легко меняет свои реакции в зависимости от перемещения подкрепленного места, не обнаруживая при этом никакой инертности. Более того, оказалось, что животное сохраняет не только сигналы места, но и более четкий образ предмета, который был туда положен.
Опыты, которые подтверждали это, были поставлены следующим образом; на глазах животного в ящик клалась одна приманка, а затем незаметно для животного она заменялась другой приманкой. Иногда животное отпускали, оно бежало к ящику, открывало его и видело приманку, равноценной по вкусу первой, но другую по виду. Здесь и проявлялась интересная особенность; животное отворачивалось и бежало искать приманку, которую видело раньше. Значит у животного сохранился образ приманки, образ раздражителя, причем, этот образ носил избирательный характер. Эти опыты привели к очень интересным выводам. Следовательно, на данном этапе развития внешняя среда, которая воспринимается животным, вызывает у него установку на известный образ ожидаемого предмета. Если образ найденного предмета совпал с ожидаемым, действие прекращалось, а если образ найденного предмета не совпадал с образом ожидаемого – продолжались поиски. В последнем случае говорили, что реальный образ рассогласован с ожидаемым, а в первой раз согласован с ним. Поведение животного и определялось этим согласованием или рассогласование образа, который животное ожидало, с тем образом предмета, который оно получало. Таким образом, поведение животного на этом этапе характеризовалось совсем иной структурой; программа поведения начинала регулироваться этим образом объективной действительности, а эффект поведения – сличение полученного образа с образом ожидаемого.
Таким образом, все поведение животного на этой стадии приобретает несравненно более сложный и качественно другой характер, чем оно имело на стадии сенсорной психики и инстинктивного поведения. Сигнал начинает здесь вызывать не врожденные формы поведения, не изменяющиеся от условий среды, а вызывает анализ ситуации, создает известный субъективный образ объективного мира; этот образ и вызывает соответствующую программу действия, если эта программа действий приводит к ожидаемому, действию, действие возобновляется и продолжается.
Таким образом, действие животного здесь строится на основе отражения сложной предметной действительности и приспособляется к ней. Поэтому такая форма отражения и называется перцептивной. Это действие меняется в зависимости от тех сигналов, которое получает животное от среды. Поэтому оно называется не инстинктивным, а индивидуально – изменчивым поведением.
Чем выше животное по эволюционной лестницы, тем более сложный образ оно может воспринимать и тем дольше длятся влияние этих образов.
Как показали исследования, отсроченных реакции, действие такого образа у крысы остается 10 – 22 секунды, у собаки – около 10 минут; обезьяна может сохранить образ от 16 до 46 часов. Чем выше животное, тем более стойким является тот образ, который животное сформировало, и тем более прочным является его регулирующее влияние.
Однако стадия перцептивной психики отличается не только тем, что животное реагирует на сложный комплекс раздражителей и отражает образы предметного мира. Она отличается и тем, что животное программирует свое поведение совсем не так, как было программировано поведение на стадии инстинктивной.
Возникают новые формы поведения, которые многие исследователи называли навыком или привычкой или наученными формами поведения. Примером такого навыка может быть поведение, которое было внимательно изучено одним из советских психологов профессором Протопоповым. Он называет это поведение в условиях «стимул – преграда».
В этих опытах животному дается известный сигнал, но он дается в сложных условиях – обычно помещается за преграду. Животное должно отразить условия, в которые оно ставится, и приспособить к ним свое поведение. Факты показали, что если поставить такой опыт с животным, который находится на низшей стадии развития, у которого коры головного мозга развита еще очень недостаточно, то вид пищи включает у животного прямую наследственную программу поведения, не учитывающую условий, в которых этот стимул предъявляется. Поэтому курица, которая сквозь сетку воспринимает зерно, начинает биться об эту сетку, и ее поведение целиком определяется прямой инстинктивной программой реакций. А вот собака или обезьяна в ситуации стимул – преграда действует иначе; она сначала пытается непосредственно достать приманку, а потом обегает преграду и достает приманку с другого конца. Значит, если у курицы поведение в условиях стимул – преграда исчерпывается включением инстинктивных программ поведения, то у высших животных, у собаки действие определяется не наследственной программой, а программируется соответственно анализу ситуации.
Следовательно, здесь мы имеем индивидуально – изменчивое поведение, причем поведение меняется в зависимости от изменений воспринимаемой внешней ситуации.
Чем выше позвоночное, тем большее место занимают эти сложные индивидуальные формы перцептивного поведения, основанные на анализе ситуации, и тем меньшее место занимают формы инстинктивного поведения. Физиологический механизм этих индивидуальных форм приспособления вы изучаете в курсе высшей нервной деятельности, а к некоторым поведенческим механизмам формирования навыков мы обратимся в следующий раз.
55. Анализ работы Ю.Б. Гиппенрейтер «Психология как наука о поведении»
Что же имеют в виду, когда говорят о фактах поведения, и чем они отличаются от уже известных нам явлений сознания? В каком смысле можно говорить, что это разные области фактов (а некоторыми психологами они даже противопоставлялись)?
По сложившейся в психологии традиции под поведением понимают внешние проявления психической деятельности человека. И в этом отношении поведение противопоставляется сознанию как совокупности внутренних, субъективно переживаемых процессов. Иными словами, факты поведения и факты сознания разводят по методу их выявления. Поведение происходит во внешнем мире и обнаруживается путем внешнего наблюдения, а процессы сознания протекают внутри субъекта и обнаруживаются путем самонаблюдения.
Что называют поведением человека? Это нужно сделать по нескольким основаниям. Во-первых, чтобы проверить наше интуитивное убеждение, что поведение должно стать объектом изучения психологии. Во-вторых, чтобы охватить возможно более широкий круг явлений, относимых к поведению, и дать их предварительную классификацию. В-третьих, для того, чтобы дать. психологическую характеристику фактов поведения.
Чтобы более тщательно охарактеризовать данное понятие автор обращается к анализу конкретных примеров: два отрывка из произведений Л.Н. Толстого и Ф.М. Достоевского, которые были большими мастерами художественного описания и поведения людей и их психологического мира в целом.
Первый отрывок взят из романа “Война и мир”. В нем описывается первый бал Наташи Ростовой. Приехав на бал, у нее присутствует смешанное чувство, робости и счастья. Далее идет отрывок и романа, из которого сталкиваемся с внутренними переживаниями Наташи: она с нетерпением ждет приглашения на танец, в то же время ею начинает овладевать отчаяние; она в своем воображении уже представила, как хорошо и весело с ней будет танцевать, и это еще больше усиливает ее чувства досады и обиды, она чувствует себя одинокой и никому не нужной, а после приглашения на танец — переполняется счастьем. Но что еще мы находим в этом небольшом отрывке, помимо описаний внутренних состояний мыслей и чувств Наташи? А еще, мы читаем, что Наташа стояла, опустив свои тоненькие руки, сдерживая дыхание, глядя испуганными, блестящими глазами перед собой. Мы обнаруживаем дальше, что князь Андрей подходит с веселой улыбкой. Что графиня краснеет, представляя свою дочь. Следует учтивый низкий поклон князя. Итак, мы сталкиваемся с дыханием, жестами, движениями, улыбками и т. п.
Когда Дж. Уотсон заявил, что психология должна заниматься не явлениями сознания, а фактами поведения, т. е. тем, что имеет внешнее выражение, а следовательно, в конечном счете движениями мышц и деятельностью желез, то первый, кто возразил ему, был Э. Титченер. Он сказал: “Все, что не может быть передано в терминах сознания, не есть психологическое”. Например, телесные реакции относятся к области не психологии, а физиологии.
Насколько был прав Дж. Уотсон, мы обсудим немного позже. А сейчас разберем, насколько был прав Э. Титченер (а в его лице и вся психология сознания) в этом своем упреке Уотсону.
Конечно, дыхание — физиологический процесс, и блеск глаз определяется вегетативными процессами, и “готовые слезы” — результат усиленной деятельности слезных желез, и походка князя Андрея — не что иное, как “локомоторная функция” его организма. Но посмотрите, как все эти физиологические реакции, процессы, функции “говорят” психологическим языком!
Сдерживаемое дыхание, взгляд прямо перед собой выдают не только волнение Наташи, но и старание овладеть собой, не выдать своего состояния, как этого требовали правила хорошего тона. Больше того, мы узнаем, что и волнения Наташи, и борьба с ними были прочитаны князем Андреем по тем же внешним признакам. Д это уже, простите, совсем не физиология.
А сам князь Андрей? Несколько скудных, но точных штрихов сообщают нам о нем очень многое. Он с “веселым "выражением лица” направляется к Ростовым.
Заметьте, не напряженной походкой и не на подгибающихся ногах, а “с веселым выражением лица”! Этот штрих сразу показывает нам уверенность князя, легкость, с которой он чувствует себя в свете, доброжелательную готовность помочь Наташе. В его учтивом и низком поклоне сквозит смесь галантности и, пожалуй, легкой игры, впрочем заметной только ему одному. И наконец, этот последний жест князя — он заносит руку прежде, чем договорил приглашение,— тоже говорит о многом.
Еще раз спросим себя: имеют ли все эти внешние проявления важное психологическое значение? Несомненно! Они одновременно и неотъемлемая сторона внутреннего состояния; и непосредственное выражение характера человека, его опыта и его отношений; и предмет собственного контроля; и средства общения между людьми — язык, говорящий часто гораздо больше, чем можно сообщить с помощью слов.
Представим на минуту, что люди полностью утратили интонации, мимику, жесты. Что они начали говорить “деревянными” голосами, двигаться наподобие роботов, перестали улыбаться, краснеть, хмурить брови. Психолог в мире таких людей потерял бы большую часть своих фактов.
Далее автор обращается ко второму примеру. Это отрывок из романа Ф. М. Достоевского “Игрок”.
Дело происходит за границей на водах, в Швейцарии, куда прибывает русская помещица, богатая московская барыня 75 лет. Там же находятся ее родственники, которые с нетерпением ждут телеграммы о ее кончине, чтобы получить наследство. Вместо телеграммы прибывает она сама, полная жизни и энергии. Правда, она парализована, и ее уже несколько лет катают в коляске, но умирать она не собирается, а приехала посмотреть сама, что происходит в ее шумном семействе.
И далее развертываются действия, игра…бабушка наблюдает за все этим…
“Горящие глаза”, которыми бабушка впивается в прыгающий шарик, и отдельные жесты и движения: она стискивает руку своего попутчика, толкает его изо всех сил, бьет кулаком по столу. Главное — это действия бабушки. Именно они раскрывают нам характер игры. Мы видим своевольную, и в то же время по-детски наивную старую женщину. В целом образ бабушки оставляет впечатление широкой русской натуры, искренней, прямой, очень эмоциональной. Этот образ одновременно и очаровывает и взбадривает читателя. И всего этого автор достигает показом только одного — поведения своей героини.
На основании этих примеров, автор отвечает на один из поставленных ранее вопросов: что такое факты поведения? Это, во-первых, все внешние проявления физиологических процессов, связанных с состоянием, деятельностью, общением людей,— поза, мимика, интонации, взгляды, блеск глаз, покраснение, побледнение, дрожь, прерывистое или сдерживаемое дыхание, мышечное напряжение и др.; во-вторых, отдельные движения и жесты, такие как поклон, кивок, подталкивание, сжимание руки, стук кулаком и т. п.; в-третьих, действия как более крупные акты поведения, имеющие определенный смысл, в наших примерах — просьба Пьера, приглашение князя на танец, приказы бабушки: “Ставь на zero”. Наконец, это поступки — еще более крупные акты поведения, которые имеют, как правило, общественное, или социальное, звучание и связаны с нормами поведения, отношениями, самооценкой и т. д.
В последнем примере бабушка совершает поступок, начав играть в рулетку, и играть азартно. Кстати, на следующий день она совершает ещё один поступок: возвращается в игорный зал и проигрывает все свое состояние, лишая средств к жизни и себя, и своих нетерпеливых наследников.
Итак, внешние телесные реакции, жесты, движения, действия, поступки — вот перечень явлений, относимых к поведению. Все они объекты психологического интереса, поскольку непосредственно отражают субъективные состояния содержания сознания, свойства личности. Вот к таким выводам приводит рассмотрение фактической стороны дела.
Далее автор возвращается к развитию науки.
Во втором десятилетии нашего века в психологии произошло очень важное событие, названное “революцией в психологии”. Оно было соизмеримо с началом той самой новой психологии В. Вундта.
В научной печати выступил американский психолог Дж. Уотсон, который заявил, что нужно пересмотреть вопрос о предмете психологии. Психология должна заниматься не явлениями сознания, а поведением. Направление получило название “бихевиоризм” (от англ. behaviour—поведение). Публикация Дж. Уотсона “Психология с точки зрения бихевиориста” относится к 1913 г., этим годом и датируется начало новой эпохи в психологии.
Какие основания были у Дж. Уотсона для его заявления?
Первое основание — это соображения здравого смысла, те самые, которые привели нас к выводу, что психолог должен заниматься поведением человека.
Второе основание — запросы практики. К этому времени психология сознания дискредитировала себя. Лабораторная психология занималась проблемами, никому не нужными и не интересными, кроме самих психологов. В то же время жизнь заявляла о себе, особенно в США. Это была эпоха бурного развития экономики. И третье основание: Уотсон считал, что психология должна стать естественнонаучной дисциплиной и должна ввести научный объективный метод.
Вопрос о методе был одним из главных для нового направления, и даже основным: именно из-за несостоятельности метода интроспекции отвергалась идея изучения сознания вообще. Предметом науки может быть только то, что доступно внешнему наблюдению, т. е. факты поведения. Их можно наблюдать из внешней позиции, по поводу них можно добиться согласия нескольких наблюдателей. В то же время факты сознания доступны только самому переживающему субъекту, и доказать их достоверность невозможно. Итак, третьим основанием для смены ориентации психологии было требование естественнонаучного, объективного метода.
Каково же было отношение бихевиористов к сознанию? Практически это уже ясно, хотя можно ответить на этот вопрос словами Дж. Уотсона: “Бихевиорист... ни в чем не находит доказательства существования потока сознания, столь убедительно описанного Джемсом, он считает доказанным только наличие постоянно расширяющегося, потока поведения”.
Как понять эти слова Уотсона? Действительно ли он считал, что сознания нет? Ответить можно так: Дж. Уотсон отрицал существование сознания как представитель научной психологии. Он утверждал, что сознание не существует для психологии. Как ученый-психолог, он не позволял себе думать иначе. То, чем должна заниматься психология, требует доказательств существования, а такие доказательства получает только то, что доступно внешнему наблюдению.
“Что такое поведение?” Дж. Уотсон отвечает на него в научных понятиях: “Это — систем” реакций”. Таким образом, он вводит очень важное понятие “реакция”. Откуда оно взялось, и какой смысл имело? Дело see в том, что естественнонаучная материалистическая традиция, которую вводил бихевиоризм в психологию, требовала причинных объяснений. А что значит причинно объяснить какое-либо действие человека? Для Дж. Уотсона ответ был ясен: это значит найти внешнее воздействие, которое его вызвало. Нет ни одного действия человека, за которым не стояла бы причина в виде внешнего агента. Для обозначения последнего он использует понятие стимула и предлагает следующую знаменитую формулу: S—R (стимул — реакция).
Затем он делает следующий шаг: объявляет отношение S —R единицей поведения и ставит перед психологией следующие ближайшие задачи:
