M. Клинова

Безопасность и сотрудничество в энергетике: поиски стабильного баланса

27.02.2008 | Опубликовано:

· 002

· 2008

· Мировая экономика и международные отношения

M. КЛИНОВА

I. S. ZHIZNIN. Energy Diplomacy. Russia and the World. Moscow, "East Brook", 2006, 66 p.

II. Станислав ЖИЗНИН. Энергетическая дипломатия России: экономика, политика, практика. (Союз нефтегазопромышленников России - Центр энергетической дипломатии и геополитики). Москва, "Ист Брук", 2005, 640 с.

III. C.З. ЖИЗНИН. Основы энергетической дипломатии: Учебник: В 2-х томах. Москва, МГИМО (Университет) МИД России, 2003; т. 1-318 с, т. 2-321 с.

"Представитель одной очень важной фирмы хотел выяснить, будет ли еще через шестьдесят лет действовать газопровод Уренгой-Западная Европа".
(В. Войнович, "Москва 2042")

Рассматриваемая подборка трудов экономиста-дипломата, эксперта по энергетической проблематике российского внешнеполитического ведомства, профессора двух ведущих московских вузов - результат углубленных исследований по перспективной, "животрепещущей" и весьма непростой теме. Поставленная в середину перечня книга развивает основные положения, содержащиеся в ранее опубликованном учебном пособии (подготовлено под эгидой Международного института топливно-энергетического комплекса МГИМО (У) МИД России). В 2007 г. вышло в свет полное издание этой монографии на китайском языке в рамках Года России в КНР. Английская ее версия (распространенная в ходе саммита "большой восьмерки" в Санкт-Петербурге в 2006 г.) включает избранные тезисы и ключевые фрагменты отдельных глав самой объемной из представленных в данном аналитическом обзоре работ. Презентация обновленного и расширенного варианта прошла в октябре 2007 г. в Брюсселе и Гааге. Книга вызвала значительный интерес деловой, политической, научной общественности Европы.

Тема экономической - в частности, энергетической - дипломатии приобретает первостепенную актуальность в эпоху глобализации, когда государства во всем мире используют этот специфический, эффективный инструмент для отстаивания национальных - прежде всего, хозяйственных - интересов и поддержания экспансии своих корпораций. Нельзя не согласиться с прогнозом Ю. Ведрина, бывшего министра иностранных дел Франции: "энергетический вопрос...будет предметом все более ожесточенной конкуренции" (1). Обострение противоречий между США, Европой и Азией по вопросам доступа к углеводородным ресурсам программирует потребность активного участия государства в обеспечении энергетической безопасности (II, с. 48, 58), стимулировании освоения альтернативных источников энергии. В разработке программы развития энергетики и ее финансирования роль государства может еще более возрасти. В Москве изучением данной проблематики, наряду с другими экспертными структурами, занимается Центр энергетической дипломатии и геополитики (возглавляемый автором представляемых книг).

Сложность освещения целей означенного вектора дипломатии связана с затруднениями в определении общенациональных энергетических приоритетов России в международных отношениях (особенно на европейском направлении) и, соответственно, в их отстаивании. Отмечаемое автором несовпадение интересов отдельных социальных групп, ведомств, региональных и федеральных органов власти (II, с. 149), на мой взгляд, мотивируется происходящими в стране интенсивными переменами. Зачастую правительство и бизнес у нас, увы, "отдают безусловное предпочтение текущей выгоде - пусть даже и в ущерб стратегическим задачам" (2).

ЭНЕРГОБЕЗОПАСНОСТЬ И РЫНОЧНАЯ СОСТАВЛЯЮЩАЯ ЭНЕРГЕТИЧЕСКОГО СОТРУДНИЧЕСТВА

Понятие национальной энергетической безопасности не является статичным и зависит от многих факторов, в том числе от наделенности страны энергоресурсами (II, с. 133). Эта многофакторная проблема ныне выходит для России на передний план: энергоресурсы все более важны в плане обеспечения ее хозяйственного роста. Энергетика стала важным полем и глобальной экономической дипломатии. Трем центрам мировой экономики - ЕС, США, Японии - для обеспечения доступа к углеводородам, в силу сомнительности в ближайшем будущем опоры энергетики на возобновляемые источники (3), приходится налаживать кооперацию с Россией. Подчеркнем: для производителей энергии сотрудничество в сбыте энергоносителей не менее важно, чем для ее потребителей.

Система коллективной энергобезопасности в рамках Международного энергетического агентства (МЭА, - объединяющего, главным образом, страны-потребители), основана на принципах межгосударственного регулирования. Она предписывает, например, (в Соглашении 1974 г.) странам-субъектам Агентства иметь запасы нефти не менее чем на 90 дней ее чистого импорта. Ими следует делиться с другими членами МЭА в случае возникновения крупных перебоев в поставках (II, с. 156). Кстати, к 2010 г., по оценкам, приводимым специалистами из Института политических исследований (Париж), нефть будет обеспечивать 39% мирового потребления энергии, газ - 26, уголь - 24% (4).

В принципе, в МЭА под энергетической безопасностью понимают "адекватное предложение энергии по разумной цене" (там же). С позиции поставщиков данное определение, как представляется, следовало бы развернуть. Применительно к международному экспортному контексту требуется добавить: обеспечение бесперебойности ее поставок в оговоренных количествах платежеспособным потребителям на рыночных условиях. Вопрос стоит весьма серьезно - с учетом прироста мировых потребностей в энергоресурсах в период до 2030 г. почти на 60%, по сравнению с началом нынешнего века (II, с. 25). Если ОПЕК резко не увеличит добычу, то, по оценкам правительства США, цена барреля нефти может к 2030 г. увеличиться до 95 долл. (5) (Заметим, этот порог был превзойден в ноябре 2007 г.)

К. Мандиль, (бывший) исполнительный директор МЭА, выражает растущую озабоченность по поводу энергетической безопасности в мире и полагает необходимым незамедлительное вмешательство в эту сферу правительств, поскольку "энергетическая безопасность является общественным благом (public good) (6). По оценкам МЭА, мировой энергоотрасли потребуется к 2030 г. свыше 20 трлн. долл. инвестиций (в ценах 2005 г.), чтобы удовлетворить спрос на энергию. Из них на природный газ - 3.9 трлн., или 19% (7). К 2030 г. ожидается значительное увеличение его потребления, особенно в электроэнергетике. При этом роль альтернативных источников сырья хотя и вырастет, но вряд ли окажет решающее влияние на глобальную энергетику. С.З. Жизнин полагает, что истощение невозобновляемых запасов топлива наступит нескоро. Актуальным вопросом он считает оценку стоимости его добычи, переработки и доставки до потребителей (II, с. 42).

При всем оптимизме авторских оценок, заметим, что Россия, обладая, по сути, уникальной минерально-сырьевой базой, расходует из госбюджета на восстановление запасов всего лишь 0.2% от объема добычи недроресурсов в стране. Перспективы прямого государственного финансирования геологоразведки, по прогнозам, не радужны. В "Долгосрочной государственной программе изучения недр и воспроизводства минерального сырья до 2020 года" на эти цели предполагается тратить всего 0.6-0.7% от текущего объема производства минерально-сырьевого комплекса. А по оценкам специалистов, надо бы раз в десять больше, чем сейчас (8). Коэффициент извлечения нефти (КИН), составляющий в мире в среднем 0.4-0.5, после 1990 г. в США вырос с 0.35 до 0.41, а в России снизился с 0.39 до 0.32 (9). Тревожно, что неблагоприятный тренд сохраняется.

Не лучше обстоят дела в сфере переработки первичного энергосырья. Так, в 2004 г. на Россию приходилось лишь 5.1% мирового производства нефтепродуктов и 8.1% их экспорта против, соответственно 12% добычи и экспорта сырой нефти (10). Автор подчеркивает, что необходимо повышать долю нефтепродуктов и нефтехимии в экспорте, а не наращивать вывоз сырой нефти (III, т. 1, с. 151), видимо, подходя к вопросу с несколько абстрактной схемой. Дело в том, что экспорт готовой продукции из РФ, при нынешнем состоянии обрабатывающей промышленности, менее рентабелен, чем вывоз сырья. Сегодня, при низкой эффективности переработки, нехватке нефтепродуктов на внутреннем рынке и более высокой стоимости их транспортировки по железной дороге, нежели сырой нефти по трубопроводам, необходимость увеличения экспорта нефтепродуктов не столь очевидна. Государство вынуждено даже повышать таможенные пошлины на нефтепродукты, поскольку их не хватает для текущих нужд страны. Мало того. Имеются весьма неблагоприятные для России оценки выхода нефтепродуктов из сырья на Западе и у нас. В первом случае "кпд" составляет 93%, в РФ - лишь 70%. Так что, видимо, надо не только расширять масштабы нефтепереработки дома, но безотлагательно повысить эффективность этой перспективной отрасли топливно-энергетического комплекса (ТЭК) на базе современных технологий.

Французский эксперт Ж. Сапир даже склонен усомниться в способности России оставаться основным экспортером энергии в ближайшие годы, при сохранении нынешнего уровня эффективности ее использования. Это весьма серьезная проблема, с учетом значимости вклада экспорта углеводородов в госбюджет (11). Энергопотребление промышленности в РФ в 4 раза выше, чем в любой европейской стране, подчеркивает глава представительства Еврокомиссии (ЕК) в России М. Франко (12), и в 18 раз -чем в Японии. Так что можно утверждать, что немалую роль в обеспечении ее энергетической безопасности играет и эффективность использования невосполнимых природных ресурсов.

Рост мирового энергопотребления будет также неизбежно оказывать вредное воздействие на окружающую среду. Межстрановое стратегическое взаимодействие необходимо и на этом направлении, прежде всего для борьбы с глобальными изменениями климата. В соответствии с условиями Киотского протокола, в 2008-2012 гг. индустриальные страны, в отличие от развивающихся, взяли на себя обязательства сократить выброс парниковых газов. По подсчетам экспертов ЕК, если не принять никаких мер, к концу века среднемировая температура воздуха вырастет на 1.4-5.8 гр.С (13).

Еврокомиссия, после проведенного ею стратегического анализа положения в мировой энергетике, предложила ЕС-странам в рамках новой энергетической политики взять на себя жесткие обязательства. Они включают увеличение к 2010 г. до 18% доли в энергобалансе возобновляемой энергии (14). Необходимо и сокращение к 2020 г. выбросов парниковых газов минимум на 20%, по сравнению с 1990 г. ЕК предложила также снизить их к 2050 г. в мировом масштабе наполовину, по сравнению с тем же годом. Это предполагает сокращение выбросов в промышленно развитых странах за те же 60 лет на 60-80% (16).

С. Жизнин обращает внимание на предстоящее увеличение зависимости структуры энергобаланса в мире от экологического фактора. Он ожидает в этой связи и роста доли газа в мировом энергопотреблении, улучшение экологических стандартов энергетики (II, с.52). Группа отечественных экспертов полагает, что для России выгодно увязывать "энергетический диалог с проблемами экологии", поскольку упор делается на экспорт из страны природного газа - относительно чистого энергоносителя (16). Вместе с тем, к 2015 г. предусмотрено увеличение доли угля - экологически "грязного" вида топлива - в энергетическом балансе России с 15 до 35% (17). США, с их долей 25-30% в мировых выбросах, автор называет "главным загрязнителем" атмосферы (II, с. 51) (правда, в 2006 г. Китай здесь уже опередил Соединенные Штаты, в частности, благодаря увеличению потребления угля в электроэнергетике). И в США такое положение в немалой степени связано со "вторым рождением", которое пережил уголь в энергобалансе страны в конце XX в. (18), в отличие от Европы. (Кстати, к 2030 г. МЭА предусматривает вдвое увеличить количество производимой из угля электроэнергии (19).)

Между тем, и ТНК, и государства вынуждены сотрудничать во имя общего блага, невзирая на ограничения для себя благ "индивидуальных" - например, сокращение доходов от продажи энергоресурсов или увеличение расходов на их приобретение. Автор резонно указывает на параллельное развитие двух процессов в мировой энергетике. С одной стороны, нарастает конкуренция между основными участниками -энергетическими ТНК, с другой - активизируются межгосударственная кооперация и регулирование (II, с. 25), особенно в условиях преобладания сетевой транспортировки природного газа - ключевого на сегодняшний день вида энергосырья.

Так, в 2007 г. группа европейских компаний во главе с австрийской ОМУ планирует начать реализацию проекта Nabucco - Транскаспийского газопровода (ТКГ), прямого конкурента действующего, с участием России, "Голубого потока". Проект предполагает строительство сети трубопроводов, по которым газ из Каспийского региона пойдет в Западную Европу через территорию Грузии, Турции, Болгарии, Румынии, Греции и почти всех республик бывшей Югославии, минуя Россию. И хотя его проектная мощность в пять раз меньше, чем объем газа, поставленного в Европу в 2005 г. "Газпромом", Nabucco - лишь один из будущих европроектов, которые предполагают транзит газа через территорию "третьих" стран и преследуют цель диверсификации поставок. Маршрут, который проходит через территорию большого числа стран, снижает надежность и повышает стоимость доставки топлива на Запад: приблизительная стоимость проекта - 5 млрд. долл. (20) Его цель, однако, состоит в том, чтобы снизить зависимость ЕС от российских поставок газа. Достигнутые в мае 2007 г. договоренности между РФ, Казахстаном и Туркменией о расширении пропускной способности системы газопроводов "Средняя Азия-Центр" призваны укрепить конкурентные позиции поставщиков на мировом рынке. (Впрочем, остается нерешенным ключевой вопрос о будущих тарифах на прокачку газа по территории России.)

В тех же целях - диверсификации источников углеводородного сырья - в апреле 2007 г. между Румынией, Сербией, Словенией, Италией и Хорватией, а также представителями ЕК подписана декларация о строительстве к 2013 г. панъевропейского нефтепровода Констанца (румынский порт на Черном море) - Триест (Италия) для транспортировки каспийской нефти из Азербайджана, Туркмении, Казахстана. Это произошло сразу после подписания в марте 2007 г. (спустя 14 лет согласований и размышлений), соглашения между Россией, Грецией и Болгарией о строительстве нефтепровода Бургас-Алексан-друполис. Трубопровод, который будет принадлежать международной проектной компании, учреждаемой в равных долях "Роснефтью", "Газ-промнефтью" и "Транснефтью", призван, как и вышеназванный проект, разгрузить находящиеся под контролем Турции проливы Босфор и Дарданеллы (в 2009-2010 гг.), соединяющие Черное и Средиземное моря. Нефть будет поставлять компания-оператор, в которой у России будет 51% акций, а у Болгарии и Греции - по 24.5%. К проекту с греческо-болгарской стороны могут присоединиться ТНК-ВР, Chevron и "КазМунайГаз" (Казахстан). Так что конкуренция, "конфликт экономических и геополитических интересов" на данном направлении поставок углеводородов все более обостряется (II, с. 284, 470).

Между тем, представляется очевидным, что без России обеспечить энергобезопасность ЕС вряд ли удастся, особенно когда две трети нефтяного экспорта из стран Персидского залива уже направлены в Азию (21). Президент ЕБРР Ж. Лемьер называет Россию "неизбежным партнером" (22). С.З. Жизнин выделяет особую значимость для энергообеспечения ЕС надежности поставок российских энергоресурсов, несмотря на взятый в Евросоюзе курс на их диверсификацию (II, с. 295). Долгое время проблема поставок топлива в ЕС упиралась в дилемму: стоит ли выводить из-под "влияния Москвы" страны Центральной Азии и Кавказа (где сталкиваются интересы США, РФ, Китая и их компаний), создавая более дорогостоящие экспортные пути, но, тем самым, ликвидируя их зависимость от российской транспортной системы (23). Даже при условии достижения в будущем определенной степени диверсификации поставок, можно констатировать: альтернативы российским энергоносителям нет. ЕС-партнеры должны стремиться к построению "совместного российско-европейского энергетического пространства", поскольку недроресурсный и энергетический потенциалы РФ "могут представлять для них интерес и принести выгоду" (24). Пока, к сожалению, отечественные эксперты вынуждены констатировать, что "зависимость Европы от поставок энергетических ресурсов из

России стала не фактором сближения, а источником растущих опасений, с одной стороны, и раздражения - с другой" (25). По более образному выражению - превратилась в "гонку вооружений трубопроводами". (26)

РФ В МИРОВОЙ ЭНЕРГЕТИКЕ И СТРУКТУРА АВТОРСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ

Общеизвестно, что наша страна располагает самой мощной в мире ресурсно-сырьевой энергетической базой (III, т.1, с.141). На ее долю приходится 38% доказанных мировых запасов газа и 6% - нефти (27). Для самой России экспорт первичных энергоресурсов есть, и пока будет главным источником получения твердой валюты, а ТЭК, по сути, - основным источником хозяйственно-политического влияния РФ не только в региональном, но и глобальном масштабах. Вот почему внешняя энергетическая политика и дипломатия, возникшие, как полагает автор, после энергетического кризиса 70-х годов как составная часть внешнеэкономического курса и дипломатии, в целом (II, с. 26), будут оставаться ключевым вектором. Основу энергостратегии на мировой арене составляет обеспечение стабильности поставок углеводородного сырья по долгосрочным контрактам. Субъектами энергетической дипломатии, читаем в книге, выступают государства, их ассоциации и компании, со своими интересами (II, с. 70).

Задача авторского анализа осложняется широтой планетарно-странового диапазона работы. Затронуты, по сути, все основные регионы мира, являющиеся поставщиками, потребителями, транзитерами энергоресурсов. С. Жизнин рассматривает энергетическую политику России и на территории постсоветского пространства, СНГ, отдельно вычленяя проблемы Каспийского региона. Он уделяет внимание связям со странами-импортерами из ЕС, акцентируя контакты с "большой западноевропейской четверкой" - Великобританией, Германией, Италией, Францией. Отдельная глава посвящена азиатским потребителям энергоресурсов - Китаю, Японии, КНДР, Южной Корее, Индии. Далее следует глава об отношениях России и США, для которых, как считает ученый, ныне характерна "холодная энергетическая война" (II, с. 359). Такое определение, видимо, связано с проводимой Соединенными Штатами политикой противодействия традиционному влиянию России на пространстве СНГ в рамках существовавшей в СССР единой энергосистемы (в том числе в выделяемом в монографии Каспийском регионе).

Добавим: наряду с этим, по словам директора Центра российских исследований (Великобритания) Э. Монагана, "Америка стала рассматривать Россию как часть своей энергетической стратегии (28). В начале XXI в. американские инвестиции в энергетику РФ даже превосходили европейские. Примечательна постановка в США задачи диверсификации ввоза энергоносителей в направлении сокращения зависимости от стран Персидского залива и увеличения импорта из Евразии, а также выделение снижения цен на нефть в качестве "императива национальной безопасности" (29).

Страновую панораму в книге заключает энергетическая составляющая политики в странах -экспортерах углеводородов Северной Африки, Персидского залива, Латинской Америки. Сюда же включена Норвегия - наш главный конкурент-партнер среди европейских государств в поставках энергоносителей, где со второй половины 80-х годов обозначился поворот нефтяной отрасли в сторону внешней экспансии, сделавший нефть и газ "одним из факторов внешней политики страны". Напомним, что ранее, в середине 70-х, командование НАТО даже рассматривало Норвегию как возможного поставщика нефти для военных нужд в случае конфликта с СССР и его союзниками по Варшавскому договору (30).

В центральной монографии затронута также проблема транзита углеводородов, в том числе и ее постановка в Договоре к Энергетической хартии, которую Россия в 1994 г. подписала, но не ратифицировала (II, с. 316-322). Наконец, последняя глава почти полностью отведена характеристике положения и интересов крупнейших отечественных компаний в международном энергобизнесе.

Думаю, читатель с благодарностью отметит, что книга снабжена кратким тематическим словарем используемых понятий, как ключевых макроэкономических - например, энергетическая безопасность, энергодипломатия, - так и отраслевых. Среди последних - специфические термины: апстрим (производство энергоносителей, включая разведку и добычу углеводородов), мидстрим (транспортировка энергоресурсов), даунстрим (переработка и продажа конечных продуктов). В заключительной части монографии приведены составленные автором диаграммы и карты, характеризующие как расположение запасов, так и направления транспортировки энергоносителей. Книга включает развиваемую С. Жизниным структурную модель системы мировой энергетической дипломатии, а также правовую характеристику основных центров международной энергетической политики, включая уровень их сотрудничества с Россией. Приложение содержит множество таблиц, иллюстрирующих запасы основных видов энергоносителей - углеводородов, угля; динамику потребления первичных энергоресурсов; их добычи; выбросы двуокиси углерода, влияющие на изменение климата. Также имеются таблицы с описанием вклада в мировое производство и торговлю по группам стран-потребителей (импортеров), производителей (экспортеров). Отдельно выделены государства-транзитеры (действующие и потенциальные) в Евроазиатском регионе. Здесь же читатель найдет таблицы, характеризующие энергетический баланс отдельных стран и регионов - России, ЕС, США, Японии, Канады, а также Турции, Китая, Индии. В конце Приложения представлены характеристики действующих и проектируемых в Европе трубопроводных систем, включая Каспийский регион.

Можно утверждать: мы имеем дело, по сути, с компактной, но весьма емкой энциклопедией энергетической политики (II). Рассматриваемые работы представляют собой широкую панораму действий России, других ведущих стран - производителей, а также потребителей энергоресурсов. При желании глубже вникнуть в какой-либо вопрос, получить более подробную информацию по тому или иному аспекту энергопроблематики, уже находящийся "в теме" читатель, основываясь на полученных сведениях, обратится к специализированной литературе.

Книги изобилуют статистическими данными, -содержат анализ множества конкретных ситуаций, подборку фотографий (в последнем случае, возможно, даже слишком обильную и разносюжетную.) Таким образом, видимо, иллюстрируется непосредственное участие автора в качестве одного из экспертов в процессе подготовки итоговых документов ряда международных органов, определяющих мировую политику в этой стратегической сфере.

ЭНЕРГОДИПЛОМАТИЯ И ДИВЕРСИФИКАЦИЯ ЭКОНОМИКИ РОССИИ

Сложность рассматриваемой тематики определяется ее непреходящей актуальностью и связанными с этим непрерывно происходящими переменами, в том числе в соответствующей политике и дипломатии. Меняются не только цифры касательно добычи или состава акционерного капитала крупнейших игроков рынка энергоносителей, но зачастую и направленность вектора хозяйственной политики.

Уязвимость недросырьевой направленности отечественного хозяйства определяет и тот факт, что в нефтегазовом секторе РФ занято 1.5% экономически активного населения. Эксперты в тревоге: страна не может строить процветание на одном секторе, а остро нуждается в диверсификации экономики (31). Автор уместно напоминает, что Россия, в отличие от ряда других стран - экспортеров энергоносителей, обладает существенным интеллектуальным потенциалом, который пока слабо реализуется. Ее материально-техническое будущее в немалой степени зависит от того, насколько рационально будут реинвестироваться доходы энергетической сферы, то есть насколько интенсивно будут использоваться "нефтегазовые" доллары для развития промышленности, в первую очередь, ее перерабатывающих, наукоемких отраслей (II, с. 151), "технологий будущего", как это с успехом делается в Норвегии (23). Показательно: президент Института энергетики и финансов (ИЭФ) Л.М. Григорьев также логично выделяет в качестве первостепенной задачи использование высоких цен на нефть в плане модернизации народного хозяйства (33).

Аналитики Всемирного банка (ВБ) в специальном докладе, посвященном экономической ситуации в России (декабрь 2006 г.), рассматривают процесс формирования новой стратегии. По их мнению, предусматривается "смещение акцента". Происходит отход от классического либерального экономического курса, направленного на создание равных условий для частных инициатив и предпринимательства. Наблюдается эволюция в сторону "промышленной" или "региональной" политики, задача которой - "создание особых условий для приоритетного развития определенных секторов, регионов или предприятий". Специалисты этой организации считают логичным обоснование данной стратегии тем аргументом, что для решения проблемы конкурентоспособности на международных рынках и снижения зависимости от сырьевых отраслей "требуется государственное вмешательство". Приоритетная цель диверсификации, поощрения инновационной экономики, развития конкурентных отраслей у экспертов ВБ "находит и понимание, и одобрение" (34).

Необходимость "сделать качественные шаги от простой эксплуатации природных ресурсов к их глубокой переработке и на этой основе развивать инновационную экономику" признается на самом высоком уровне в самой России. Вытекающая отсюда задача диверсификации промышленности подразумевает "расширение участия в международной кооперации и реализации серьезных коммерческих инициатив за рубежом" (35) и, соответственно, определяет субъектную направленность энергетической дипломатии.

Мировой опыт показывает, что залогом успеха инновационного развития выступают "децентрализованные процессы экономической деятельности в условиях жесткой международной конкуренции". Последние тенденции к централизации и расширению государственного участия могут, напротив, "затруднить достижение прогресса в этом направлении" (36). Такое противоречивое положение в отечественной экономике требует взвешенного решения. С. Жизнин подчеркивает необходимость продолжения рыночных реформ (II, с. 123).

На смену прежнему исторически сложившемуся подходу к дипломатии как "войне мирными средствами", хочется надеяться, приходит другой -более прагматичный, приемлемый для партнерских отношений в сфере экономики, включая энергетику. Он исходит из усиления взаимозависимости во многих областях, предполагает содействие развитию экономического сотрудничества и коммерции (I, с. 53-54; II, с. 438; III, т. 1, с. 109), что означает налаживание связей со странами-потребителями и транзитерами на долговременной рыночной основе.

Оба подхода, на самом деле, отстаивались учеными издавна. Древнегреческий историк Полибий еще до нашей эры (ок. 200 - ок. 120) писал о взаимозависимости всех разворачивающихся в мире событий. Просто в отдельные периоды под влиянием внешних обстоятельств тот или иной подход преобладал. В условиях нынешней глобализации другого пути для хозяйственного развития, кроме как достижения взаимоприемлемых компромиссов между партнерами, а порой и конкурентами, нет. Автор совершенно справедливо подчеркивает, что "полное поражение, разгром или уничтожение" одного из участников международных энергетических отношений неизбежно "наносит существенный ущерб другому" (III, т. 1, с. 110), сразу или с определенным временным лагом. Вот почему гибкий компромисс оказывается выгодным всем - и поставщикам, и потребителям энергоресурсов. Этим в итоге определяется коллективная энергобезопасность - как региональная, так и глобальная.

Несмотря на различие интересов основных действующих субъектов мировой энергетической политики, между ними чаще всего устанавливается стратегическое взаимодействие (II, с. 441). Автор удачно приводит примеры достижения индивидуального и коллективного блага, разработанные на основе теории игр. Так, практика последних десятилетий показала, что чрезмерное повышение цен экспортерами нефти, направленное на увеличение своих доходов, уменьшение квот на ее добычу для сокращения предложения нефти на рынке в целях подъема цен (индивидуальное благо) может, в конечном счете, породить глобальные негативные последствия для мировой экономики. В итоге это грозит серьезными сбоями и ущербом не только для обеих категорий -как стран-импортеров, так и экспортеров. Правда, при всей взаимозависимости, нельзя не признать наличие четко выраженных интересов государств-экспортеров, импортеров, а также тран-зитеров углеводородов (в последнем случае, когда при трафике пересекаются хотя бы две государственных границы) как основного на сегодняшний день вида энергоносителей. Можно согласиться с тезисом, согласно которому проблема энергетической безопасности предстает как трехсторонние отношения государства-потребителя, государства-производителя и государства, осуществляющего транзит, и их можно обоснованно назвать "напряженными" (37). Противоречия наблюдаются также внутри названных групп стран.

ЭНЕРГОДИПЛОМАТИЯ И БЕЗОПАСНОСТЬ В УСЛОВИЯХ ГЛОБАЛИЗАЦИИ

Автор отмечает несовпадение интересов ЕС, США и отчасти Турции в Черноморско-Каспийском регионе. Чрезмерная активность Соединенных Штатов, направленная на установление контроля над добычей и транспортировкой каспийских углеводородов, не устраивает европейцев, ориентирующихся на диверсификацию внешних источников снабжения углеводородным сырьем. Не всегда совпадают энергетические интересы США и ЕС в Иране, Ираке, Ливии. Соответственно, и российские приоритеты в ряде регионов, естественно, могут отличаться от интересов других стран (II, с. 436). В задачи энергетической дипломатии как раз входит умелое использование всех наличных нюансов для отстаивания на международной арене национальных интересов России на региональном и глобальном уровнях. В этой связи удачными, убедительными представляются разделы монографии, посвященные необходимости учета особенностей национальных менталитетов при проведении практических переговоров с зарубежными партнерами - бизнесменами и политиками. Ученый останавливается на отличительных системных чертах западных -американской, британской, французской, итальянской, а также восточных - китайской, японской энергетических дипломатий (II, с. 470-482).

Отрасли ТЭК - важный фактор национальной безопасности, в целом, и его экономической составляющей - в частности. В условиях глобализации, динамичной интернационализации энергетики нельзя быть чистым "потребителем" энергобезопасности, не внося вклад в ее обеспечение и поддержание. Невозможно в отдельно взятой стране, логично полагает автор, даже могущественной, самостоятельно добиться своей национальной энергетической безопасности (II, с. 47). "Путь автаркии и самообеспеченности, на который ориентировался СССР, показал свою бесперспективность" (III, т.1, с. 134). В результате у многих руководителей ощущается недостаток опыта работы в условиях рынка, что ослабляет конкурентные позиции отечественного ТЭК (II, с. 78).

В Энергетической стратегии России на период до 2020 г. поставлена задача активизации международного энергетического сотрудничества (правда, без конкретных механизмов достижения поставленных целей) (38). Автор в этой связи вначале подчеркивает необходимость создания системы коллективной энергетической безопасности стран СНГ (III, т. 1, с. 136). Впоследствии он ставит вопрос шире, имея в виду также формат ЕС и МЭА (II, с. 156).

Подробно прописаны в основной монографии и механизмы энергодипломатии России через контакты с международными организациями -МЭА, ОПЕК, свободное членство в неформальной ИПЕК (Группе независимых экспортеров нефти) и в "большой восьмерке". Четко обозначена цель: содействовать формированию стратегического партнерства российских компаний с иностранными ТНК в различных проектах и с помощью обмена активами. Такая практика, например, получает распространение между "Газпромом" и немецким концерном BASF, итальянским ENI (61.98% акций у государства). Наряду с соглашением 2006 г. о сотрудничестве с ENI до 2035 г. "Газпром" получит доступ к конечным потребителям, - это примерно 3% розничного рынка газа Италии.

С. Жизнин аргументированно отстаивает целесообразность укрепления связей с МЭА, с точки зрения долговременных интересов России. Агентство объединяет основных потребителей энергоносителей из трех мировых центров -США, ЕС, Японии - и является автономным органом в структуре ОЭСР, на вступление в которую Москва подала заявку (1996 г.). Однако, скорее всего, это произойдет не ранее принятия России в ВТО (II, с. 161).

ОПЕК, напротив, объединяет основных производителей важнейшего хим- и энергосырья, экономические и политические интересы которых, как замечает автор, также зачастую не совпадают (II, с. 165). Значение этой организации на мировой арене, по его мнению, снижается, и она заинтересована в развитии отношений с Россией, вплоть до вступления последней в ОПЕК. В книге детально анализируются факторы "за" и "против" подобного шага, с прогнозом возможного усиления позиций РФ в ближневосточном регионе и одновременного осложнения наших (сегодня и так далеко не безоблачных) отношений с Западом. В том числе в рамках "большой восьмерки", которая постепенно превращается "в один из глобальных центров мировой энергетической дипломатии" (II, с. 193). Думается, это происходит, не в последнюю очередь, благодаря членству в ней России.

Если сравнивать участие в ОЭСР, МЭА с присутствием в "головном" нефтекартеле, то, как считает автор, членство в ОПЕК не соответствовало бы нашим долгосрочным интересам (П, с. 169). Гораздо целесообразнее, по его мнению, продолжать "конструктивный диалог" с этой структурой в качестве наблюдателя. Здесь, впрочем, эксперт не договаривает, что участие в любой международной организации дает возможность влиять на ее политику, тогда как права наблюдателя в этом отношении весьма ограничены. Иными словами, он считает необходимым по-прежнему проводить "грамотные действия в рамках треугольника глобальных центров энергетической политики (ОПЕК, МЭА, МЭФ)" (II, с. 172). Уместно уточнить: маневрировать между названными геоэкономическими структурами (II, с. 171), чему призвано содействовать сотрудничество и применение Москвой рычагов энергодипломатии в МЭА, ОПЕК, на Международных энергетических форумах (IEF), где обсуждаются проблемы взаимоотношений между производителями и потребителями таких ресурсов.

Еще в 1999 г. была выдвинута идея создания так называемой газовой ОПЕК. Имелся в виду раздел этого растущего рынка, с минимизацией потерь от конкуренции и соответственного снижения цен, особенно в условиях заявленной либерализации европейского рынка. Необходимо ясно осознавать последствия такой схемы.

Она может осложнить отношения с нашими западными контрагентами, прежде всего, с ЕС -основным рынком сбыта отечественных энергоносителей по сетевым трубопроводам. Что вполне естественно, ибо одностороннее укрепление позиций поставщиков не может понравиться покупателям. Введение механизма квотирования по аналогии с ОПЕК, предупреждает автор, противоречит нашим экономическим интересам, сложившейся системе поставок российского газа в Европу на основе долгосрочных контрактов (II, с. 191) (39).

Предполагаемая организация объединит страны, специализирующиеся преимущественно на поставках сжиженного природного газа (СПГ), а не сетевого газа, в отличие от России. Участие транзитных государств в этой организации не предусмотрено. Вырисовываются перспективы развития глобального рынка СПГ и строительства терминалов с участием потребителей под гарантии газопоставок. Нельзя, на мой взгляд, исключать и такое направление развития событий, как картельное объединение потребителей.

Ситуация в этой сфере может меняться и потребовать адекватной реакции российской энергетической дипломатии. Пока в континентальной Большой Европе не удается распространить англо-саксонский вариант либерализации, за который выступает Еврокомиссия, и не она одна. В США, так же, как и в органах ЕС, считают необходимым "использовать экономические и дипломатические средства для оказания давления на... страны-производители... для либерализации законодательства в области иностранных инвестиций, разделения государственных монополий и свертывания чрезмерного государственного вмешательства (40).

Возможное создание газового картеля, объединяющего преимущественно крупнейших производителей СПГ, не может не беспокоить США: в будущем планируется довести долю последнего в объеме потребляемого в стране природного газа до 20% (41). Предполагаемое участие в "газовой ОПЕК" России может косвенно стать нашим ответом на затянувшиеся проволочки, все новые препятствия и требования, предъявляемые в связи с приемом в ВТО. Однако основной аргумент в пользу членства РФ в подобной структуре - возможность участвовать в выработке международной энергетической политики в этой сфере, в том числе ценовой.

РЫНОЧНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ МИРОВОЙ ЭНЕРГЕТИКИ И ВЕКТОРЫ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ЭНЕРГОДИПЛОМАТИИ

Развитие современной мировой энергетики направлено на более активное использование многочисленных элементов рыночных отношений, как справедливо отмечает автор. Международная практика показала, что страны, где рыночная составляющая в отраслях ТЭК отсутствует или не получает достаточного распространения, сталкиваются с проблемами развития этой стратегической отрасли. Так, финансирование из бюджетных источников затруднено, а дополнительные инвестиции могут быть найдены только на рынке частных капиталов (II, с. 76). Основные вложения в энергетику должны быть привлечены из частного сектора (что было отмечено в п. 46 итогового документа "Глобальная энергетическая безопасность", принятого на саммите "большой восьмерки" в Санкт-Петербурге, июль 2006 г.). Эта область служит своего рода полигоном для распространения различных форм государственно-частного партнерства (ГЧП). Наиболее активно внедрить рыночные правила в функционирование энергетики, осуществить ее либерализацию пытаются в странах ЕС. Вместе с тем, важнейшая отрасль находится под пристальным вниманием государства, которое сохраняет рычаги воздействия на нее даже в приватизированных компаниях. У. Рамсей, высокопоставленный чиновник МЭА, подчеркивает, что либерализация означает не "сокращение регулирования", а его "улучшение" (42). Это, как представляется, означает, прежде всего, создание благоприятных условий для ГЧП в данной сфере. Вообще, в этой связи нельзя не согласиться с утверждением, что "прямой обязанностью государства является разработка эффективной политики и мер по снижению рисков, связанных с зависимостью социально-экономического развития от нефтегазовых рынков" (43). Вопрос в том, какие методы при этом используются - малоэффективные административные или же нормально-хозяйственные. Улучшение означает, очевидно, применение последних - рыночных.

Автор с сожалением констатирует, что в ресурсных странах СНГ рыночные реформы в ТЭК "проходят вяло" (II, с. 199). И дело тут не только в проводимой там руководством энергетической политике, но и в системе и качестве подготовки менеджмента. В основных странах - экспортерах нефти и газа национальные компании, как правило, занимающие монопольное положение, находятся преимущественно под управлением государства (II, с.431). Положение сохраняется и, очевидно, останется таким же в обозримом будущем. К примеру, крупнейший игрок на нефтегазовом рынке - Саудовская Аравия - отказалась от намерении приватизации газодобывающеи отрасли (44). Объявлена или происходит национализация энергетики в ряде стран Латинской Америки. Что касается России, то в настоящее время она "представляет собой поле борьбы и поиска компромисса и сосуществования между двумя типами хозяйствования в энергетике - частным и государственным" (45).

Деловые круги - как производителей, так и потребителей энергосырья - играют незаменимую роль в энергетической дипломатии. С. Жизнин справедливо сетует, что после прекращения в 2002 г. деятельности экспертных групп в рамках Энергодиалога "Россия - ЕС" бизнес оказался, по сути, отстранен от участия в этом процессе, что существенно снизило эффективность последнего (II, с. 298). При этом в энергодиалоге с США, начавшемся позже, чем с Евросоюзом, напротив, деловые круги активно участвуют с самого начала, что делает его более эффективным. Таким образом, автор обоснованно выделяет стимулирующую роль бизнеса в осуществлении энергетической политики, считает необходимым ее повышать, при одновременном сужении задач государства до политической поддержки, "содействия энергетическим компаниям в налаживании коммерческих контактов со своими партнерами" (II, с. 298-299).

Интерес Москвы и Евросоюза к сотрудничеству в энергетике взаимен: "И для России, и для ЕС энергетический сектор - основа будущей экономической безопасности и развития а также ключевая сфера их взаимоотношений" (46). О жесткой зависимости от энергетических ресурсов как одной из сильнейших связей в отношениях "старосветских" партнеров пишет и шведский дипломат, длительное время (1994-2004) работавший послом в РФ. Страны ЕС являются традиционным рынком для российских углеводородов, -"самым емким, самым привлекательным и самым надежным в Евразии (48), как подчеркивает глава Секретариата Энергетической хартии А. Мернье. Кроме того, Россия имеет возможность получать определенные виды энергетического оборудования, уникальные передовые технологии и, что не менее важно, перенимать современный опыт управления и работы в условиях европейского рынка. ЕС, напоминает С. Жизнин, также готов практиковать вложения капитала, необходимого для модернизации российского ТЭК, в том числе с применением ГЧП, в рамках которого государство "сохраняет контроль над проектами, получая инвестиции" (II, с. 494).

По подсчетам специалистов МЭА, России необходимо инвестировать свыше 1 трлн. долл. в нефтегазовую и электроэнергетическую сферы до 2030 г., чтобы поспеть за ростом глобального спроса. Сюда заложены затраты на удовлетворение растущих потребностей импортеров за счет России, поскольку страны ОПЕК не идут на форсированный рост добычи сырья, чтобы не "обрушить" цены и продлить как можно дольше эксплуатацию своих недр. Зависимость ЕС от импорта энергоносителей увеличится с нынешних 50% до 65% в 2030 г., по газу - с 57% до 84%, а по нефти - с 82 до 93%, соответственно (49). При этом уже сейчас ЕС-27 получает из России 29% потребляемого природного газа (50).

Газовый сектор (преимущественно разведка сибирских недр) нуждается примерно в трети из вышеназванного инвестиционного объема в 1 трлн.

долл. - в 300 млрд. Исходя из оценок потребностей нашего ТЭК в капиталах в 2001-2020 гг. (550-700 млрд. долл.), только 2/3 этой суммы могут быть удовлетворены за счет внутренних источников, поскольку инвестиционный потенциал отечественных компаний "весьма невелик" (П, с. 97-120).

Представляется, что объемы инвестиций должны определяться, исходя из национальных интересов России, без принятия завышенных обязательств по удовлетворению потребностей наших партнеров в углеводородах. Целесообразна линия на привлечение иностранных корпораций на началах разграничения доступа к Энергоресурсам и права собственности (как в случае Шток-мановского газового месторождения).

В проекте "Сахалин-2" за ТНК Shell закреплены ведущая роль по управлению проектом, вся технологическая часть, а также право формировать менеджмент. Также эта компания и японские партнеры будут обеспечивать сбыт СПГ в своих странах (51). Развитие здесь ГЧП, разумеется, предполагает безусловное для России "сохранение энергетического суверенитета над своими ресурсами", как резонно подчеркивает автор (II, с. 48). Природная рента - наше уникальное естественное преимущество, безусловно, не подлежит дележу ни с кем.

Россия стала отходить от принятой до 70-х годов в зоне Третьего мира модели работы с зарубежным бизнесом, которая означала сдачу в концессию энергосырьевых ресурсов: принимающая страна как рантье получала лишь ренту, не участвуя в самом процессе освоения природных богатств. Переход на обычную для развитых государств модель в этой сфере спровоцировал обвинения Москвы со стороны МЭА в "ресурсном национализме" (52).

Между тем, у России, верно замечает автор, "имеются общие экономические интересы с группой промышленно развитых стран-членов МЭА, в которую наша страна намерена интегрироваться, а в дальнейшем участвовать в системе коллективной энергетической безопасности" в его рамках (II, с. 436). Взаимная сочетаемость экономик ЕС и России особенно наглядна на примере энергетики. В условиях глобализации сотрудничество в хозяйственной сфере, прокладываемое, в том числе, с помощью методов энергетической дипломатии, способно стимулировать развитие экономик обоих партнеров.

Стратегические интересы РФ в сопредельных регионах в рассматриваемой сфере обусловлены сформированной единой энергетической и транспортной инфраструктурой (II, с. 200). При всем при этом, для России представляется важным уйти от субсидирования поставок энергоносителей соседям - членам СНГ, перейти на коммерческие, рыночные отношения со странами-транзитерами, которым до сих пор достается солидная доля нашей природной ренты. В связи с чрезмерными материальными претензиями последних и в целях снижения зависимости от транзита, отечественная компания "Транснефть" взялась за расширение терминалов в Приморске (Ленинградская область) дополнительно на 50 млн. т нефти. Для этого также задействована и развивается Балтийская трубопроводная система (БТС-П), в обход Белоруссии, дабы у России была возможность выбора - поставлять нефть по трубопроводу или морем. И для того, чтобы белорусское направление перестало быть, по выражению министра промышленности и энергетики РФ В. Христенко, "неким оффшором, пылесосом, который создавал преимущества исключительно для белорусских нефтеперерабатывающих заводов" (53).

ОСОБЕННОСТИ РАЗВИТИЯ РОССИЙСКОГО ТЭК И МЕТОДЫ ЭНЕРГОДИПЛОМАТИИ

Автор рассматриваемых книг довольно откровенно пишет о наших слабых местах в энергетике, среди которых - нехватка капиталовложений в разведку энергоресурсов, изношенность оборудования, магистральных газопроводов, жесткий монополизм "Газпрома". В последнем случае проблема состоит в совмещении прав собственности на магистральную систему газопроводов и участия в обороте газа. Это препятствует развитию независимых производителей, рыночная судьба которых связана с волей конкурента ("Газпром") в предоставлении "допуска к трубе" (II, с. 109). Монополизация на внутреннем рынке вряд ли отвечает национальным интересам, препятствуя повышению состязательности и тем самым эффективности газодобывающей отрасли. В то же время монополизация экспортных потоков через магистральные газопроводы устраняет нецелесообразную конкуренцию на внешнем рынке между отечественными производителями газа, ведущую к снижению цен на этот основной для российского экспорта конкурентоспособный товар.

В ЕС также существует система вертикальной интеграции - соединения в рамках одной компании энергетических сетей и производства или продажи топлива. Показательно, что с такой практикой ведет борьбу Еврокомиссия. Подобная ситуация, подчеркивает она в своем Уведомлении "Энергетическая политика для Европы", сдерживает инвестирование в сети вертикально интегрированных компаний, которым это невыгодно, поскольку, чем больше мощность сети, тем ниже рыночная цена (54). Вместе с тем, учтем и такое аргументированное мнение: вертикальная интеграция операторов - по крайней мере, в электроэнергетике - "не является препятствием для развития конкуренции...при условии соблюдения правил транспарентности", - считает президент французской Electricite de France (EDF, 87.3% участия государства в капитале) (55).

С. Жизнин, как и многие другие аналитики, включая зарубежных (56), подчеркивает необходимость улучшения инвестиционного климата в России, считая это возможным "только в условиях продолжения рыночных реформ и формирования соответствующей нормативно-правовой базы" (II, с. 123). Между тем, ВБ указывает - несмотря на рост числа претензий со стороны предприятий "по поводу коррупции и несправедливой конкуренции" - на резкое увеличение притока в Россию прямых иностранных инвестиций (ПИИ). Только за первые три квартала 2006 г. он увеличился на 55%, достигнув 10.3 млрд. долл. США (57). По официальным данным, прирост инвестиций в нашу страну достиг в 2006 г. рекордные 14%, или 26 млрд. долл. Для сравнения: в 2000 г. в РФ был отмечен чистый отток капитала в схожую сумму - 24 млрд. долл. За 5 месяцев 2007 г. его приток составил 60 млрд. долл. (при ожидаемых 40 млрд.) (58). Львиная доля инвестиций по-прежнему направляется преимущественно в нефтегазовый сектор, поскольку эта сфера приносит сверхдоходы в виде природной ренты.

Автор отмечает структурные перемены в российском ТЭК, которые "несколько улучшили" инвестиционный климат (II, с. 123). Он имеет в виду реформирование отечественной энергетики по линии "от директивного управления (руководства) к методам государственного капиталистического регулирования в условиях рыночной экономики" (II, с. 27, 101). Об этом говорилось и ранее, в 2003 г. (III, т. 1, с. 133). Правда, в английской версии монографии упомянуты только "методы государственного регулирования в условиях рыночной экономики" (methods of state regulation in conditions of market economy), о государственном капитализме речи уже нет (I, с. 19). На деле, отметим, в хозяйственной политике сохраняется - и в дальнейшем прослеживается - явный тренд к усилению административно-командных методов управления. По сути, в российском ТЭКе ныне сохранились "три с половиной" частные компании: ТНК-БР, "Славнефть" (на 50% принадлежащая "Газпрому"), "ЛУКойл" и "Сургутнефтегаз" (59).

В этом ключе, в частности, предложено создать под контролем государства новый энергетический гигант - совместное предприятие на базе "Газпрома" (50% плюс одна акция) и Сибирской угольной энергетической компании (СУЭК - 50% минус одна акция). Такое слияние "Газпрома" и СУЭК, как представляется, привело бы к росту монополизации на внутреннем рынке и сокращению там состязательности, лежащей в основе повышения эффективности и, главное, конкурентоспособности.

Следует, однако, признать, что процессы централизации в отраслях ТЭК активно идут по всему миру, поскольку "наибольших успехов в диверсификации и интернационализации своего бизнеса добиваются именно гиганты" (60). У проблемы просматриваются, по крайней мере, два аспекта. В качестве преимуществ создания мегаструктуры ряд экспертов называют привлечение инвестиций в угольную отрасль и энергетику (61), снижение в отечественной электроэнергетике доли природного газа (60%), в пользу имеющегося пока в избытке угля (62). Из-за того, что цены на природный газ на внутреннем рынке искусственно занижены и составляют, по приводимым автором оценкам, примерно 70% от цен на уголь (II, с. 108), в топливно-энергетическом балансе страны доля газа гипертрофирована. Если ее сократить, - тем самым высвободится газ для экспорта, который Россия для внутренних нужд и так вынуждена "качать" из Туркмении.

Вместе с тем, нельзя игнорировать и второй ракурс проблемы. Как представляется, магистральный путь решения многих сегодняшних задач в сфере энергоносителей - в снижении энергоемкости экономики (energy intensity), увеличении коэффициента полезного действия топлива всеми отраслями хозяйства с применением высокотехнологичного оборудования, о чем пишет Жизнин (III, т. 1, с. 35; II, с. 53). Новейшие передовые технологии необходимы и для охраны окружающей среды, чтобы свести к минимуму отрицательные для экологии последствия увеличения доли угля в ТЭБ. В целом, нельзя отрицать, что уголь - не только самый дешевый, но и самый "грязный" из энергоносителей для окружающей среды. При прочих равных условиях, предпочтительным выглядит вариант, когда имеется возможность "синтетично" использовать, в зависимости от обстоятельств, и уголь (по новым экологичным технологиям), и газ, оптимизируя издержки энергооператора.

Среди нередко применяемых специфических аргументов энергетической дипломатии автор выделяет экономико-статистические данные о запасах энергетических ресурсов, уровнях их добычи и т.д. (III, т. 2, с. 128). Такие выкладки способны оказывать давление на противоположную сторону в процессе достижения договоренностей. Показательно, что, например, подобную тактику применяет МЭА, выражая, в частности, сомнение в способности "Газпрома" выполнять в будущем свои обязательства перед зарубежными потребителями.

Автор отмечает общее для ряда крупнейших российских компаний ТЭК стремление укрепить свои позиции на внешних рынках не только как продавцов сырья, но и владельцев перерабатывающих заводов, сбытовых структур (II, с. 502). Они далеко не всегда встречают в Европе понимание.

Политическая элита, общественность ЕС выражают обеспокоенность по поводу намерений крупных российских корпораций с государственным участием инвестировать в их энергетику, - в частности, "Газпрома" в распределительные сети. Стремление сотрудничать в столь стратегически важной и деликатной сфере вполне понятно и логично, учитывая, прежде всего, географическую близость (мы - вечные соседи) и сложившуюся инфраструктуру. Однако следует отметить, что инвестиционный климат для российских корпораций с государственным участием в регионе по ряду причин неблагоприятен. Этим отчасти можно объяснить наблюдаемый ныне "разворот" российского ТЭК на восток (63).

Дело, видимо, в том, что в условиях усиления государственного участия в энергетике европейцы опасаются прагматичной экспансии отечественных ТНК (например, "Газпрома"), поскольку предполагают, что те могут действовать на рынках не на основе хозяйственной целесообразности, а исходя из политических приоритетов. Такая озабоченность опирается и на российские заявления на высшем уровне. Так, на 10-летнем юбилее "Газпрома" (2003 г.) президент РФ достаточно откровенно и выразительно назвал этот мегаконцерн не только "ключевым элементом системы энергетической безопасности государства, его экспортного потенциала", но также

"мощным рычагом экономического и политического влияния России в мире" (64).

Лидерам стран Евросоюза предстоит решить естественный вопрос: следует им рассматривать российские инвестиции в качестве инструмента экономической интеграции или же как рычаг расширения вызывающего там тревогу стратегического влияния Москвы. В ЕС растет оппозиция планам "Газпрома" приобретать внутренние газораспределительные сети в странах ЕС для создания вертикально-интегрированных систем энергоснабжения и повышения тем самым их эффективности. Влиятельные круги Евросоюза усматривают в действиях концерна опасность усиления российского политического веса в регионе. В ответ на призыв главы "Газпрома" А. Миллера не чинить препятствий операциям по приобретению газораспределительных сетей (поскольку они направлены, в принципе, на повышение эффективности и надежности газоснабжения) было указано на то, что он возглавляет контролируемую государством компанию, которая, по определению, преследует не просто экономические цели.

О том, что препятствия для инвестиций "Газпрома" не относятся к виртуальной сфере, касающейся будущих проектов, свидетельствуют факты отклонения соответствующих планов в странах ЦВЕ. Намерение концерна купить акции крупнейшей венгерской компании BorsodChem вызвали там бурю протестов в предпринимательской среде. Беспокойство также породили планы энергетического колосса по приобретению - совместно с немецкой E.ON - венгерской газораспределительной сети. Аналогичная ситуация возникала и в других странах (например, в Чехии и Польше).

Расширение государственного присутствия в энергетике, в целом, воспринимается рядом западных экспертов как тенденция к усилению монополизма в экономике, как препятствие на пути формирования конкурентной среды. Европейские эксперты видят в этом, в частности, стремление увековечить субсидирование российских предприятий в форме низких внутренних цен на энергоносители. Такие опасения подкрепляются исторически значительной ролью государства в отечественной экономике. Однако России самой невыгодно сохранять низкие внутренние цены на энергоносители, поскольку это препятствует модернизации энергетики и внедрению энергосберегающих технологий. Вместе с тем, нельзя игнорировать фактор набирающих силу в энергосфере ЕС (и не только) настроений так называемого "экономического патриотизма" как реакции на процессы глобализации. Об этом многозначном хозяйственно-политическом феномене сейчас с различных позиций все чаще говорят и пишут за рубежом (65).

Объективно постепенная интеграция хозяйств Евросоюза и РФ, как и формирование конкурентной среды, естественно предполагает энергичные обоюдные усилия сторон, в том числе и активизацию отечественной энергетической дипломатии. Налицо две разнонаправленные тенденции хозяйственного развития и в ЕС, и в России. Одна -стремление укрепить с помощью государств национальные позиции (наиболее рельефное проявление "экономического патриотизма" - в энергетике), череда национальных поглощений в ущерб альтернативным трансграничным проектам, что приводит к ограничению конкуренции (66); другая - усиление конкуренции путем либерализации рынка, перелива капитала в русле интеграционных процессов и глобализации. Какая из тенденций возобладает - еще неясно. На сегодня представляется, что евростроительство определенно затормозилось.

Россия позиционирует себя как естественно-исторический центр региональной общности СНГ и считает связи с Китаем, США или Индией столь же стратегическими, как и с ЕС. Выделяемый в монографии азиатский вектор нашей энергодипломатии является одним из современных направлений, в соответствии с Энергетической стратегией. Он представляется автору весьма перспективным, исходя из евроазиатского пространственного положения огромной страны.

В самом деле, в центре отношений РФ с Азией находится богатый сибирский резервуар энергетических ресурсов, который Москва хочет задействовать, не теряя своего традиционного влияния в регионе. Близость развивающихся рынков Севера Азии - Китая, Японии, Южной Кореи - создает для этого колоссальные возможности. Однако растущий хозяйственно-демографический дисбаланс порождает настороженность к азиатским инвестициям, необходимым для освоения этих пространств, и к притоку рабочей силы, главным образом, из Китая. Вот почему Сибирь даже называют "символом двойственности отношений России с внешним миром" (67).

Очевидно, направленность в сторону Восточной Азии объясняется и возникающей необходимостью диверсифицировать пути и рынки сбыта наших энергоносителей. В последнее время она разрабатывается все активнее, можно сказать, почти в соответствии со сценарием немецкого обществоведа A. Papa: "Если формула сотрудничества между Россией и Западом не будет найдена, она (РФ. - М.К.) может оказаться оттесненной в Азию" (68).

Хозяйственное руководство РФ намерено через 10-15 лет экспортировать 30% наших углеводородов в Азию против нынешних 3%, - ведь, по оценкам, потребление энергоресурсов в АТР к 2030 г. увеличится на 70%. "Транснефть" предполагает осуществить проект "Восточная Сибирь-Тихий океан" (ВСТО) с вводом первой очереди в конце 2008 г. и конечной мощностью 1.6 млн. баррелей в день (80 млн. т в год). Расширять трубопроводную сеть планируется за счет привлеченных средств -11 млрд. долл. Правда, существуют тревожные прогнозы авторитетных специалистов: из-за проблем с геологоразведкой у России может не хватить необходимого количества нефти. Для заполнения "шланга" требуется загрузка не менее 50 млн. т, но только к 2015 г. в Восточной Сибири будет добываться около 40 млн. т. нефти. Для прокачки на Восток этого явно недостаточно, и проблема требует неотложного решения, поскольку из запланированных 2700 км трубопровода к началу 2007 г. почти половина была построена (69).

Предполагается и прокладка двух газопроводов в Азию к 2008 в 2011 гг. - проектной: стоимостью, соответственно, в 11 и в 14 млрд. долл. (70) Этому способствует ряд факторов, в том числе сосредоточение на Востоке РФ 25% всех начальных суммарных ресурсов газа страны (71).

Как подчеркивает отечественный эксперт С.Г. Лузянин, "энергетическая повестка может и должна быть адаптирована и к восточной стратегии России" (72). Он подробно прописывает шаги по периодам, начиная с 2004-2008 гг. и далее, которые предстоит предпринять на перспективном восточном направлении нашей дипломатии, что особенно важно в условиях обострения положения на этом поле отечественной геополитики. Россия заявила о готовности "участвовать своими восточносибирскими и дальневосточными ресурсами в создании Восточно-азиатского рынка углеводородов" (73).

На мой взгляд, специалистам по европейской экономике следует, по аналогии с восточной энергетической повесткой, (поскорее) выработать перспективный план развития отношений РФ с Западом в этой сфере, - в первую очередь, с основным энергетическим партнером - ЕС. (Стоит воспользоваться тем, что последний выделил 6 млн. евро на проект по гармонизации энергетической политики наших стран (74).)

При всем уважении к нашим крепнущим контрагентам на Востоке, не будем забывать формулировку П.Н. Милюкова, российского ученого-гуманитария и политического деятеля начала прошлого века. Он справедливо подчеркивал, что "Евр-Азия не есть Азия; а есть Европа, осложненная Азией" (75). В том же ключе ныне высказывается и президент немецкого Комитета по развитию отношений с Восточной Европой К. Мангольд, утверждая, что, даже с учетом невозможности исключения "сюрпризов" с нашей стороны, россияне "все больше становятся европейцами и стремятся установить особые отношения с крупными странами ЕС". Он резонно полагает, что в интересах Европы было бы создать с Россией долгосрочный стратегический альянс, партнерские отношения, гарантирующие будущее снабжение ЕС энергоносителями. В свете такой перспективы, по его мнению, не следует отдавать "на откуп" Китаю страны Центральной Азии, а надо действовать в "аккомпанемент" с Россией в этой ключевой, с точки зрения энергетики, зоне будущего (76). Так что, и цивилизационно, и хозяйственно-стратегически место России - скорее, в Европе.

В среде политической элиты высказывается обоснованное пожелание развивать сотрудничество с нашей страной не только в энергетике, в том числе через создание вместе с РФ "большой пятерки" (четырех европейских "тяжеловесов" и России. - М.К.), но и в сфере исследований и инноваций (77). Это направление экономической политики выгодно и для ЕС в целом, и для РФ, причем независимо от вектора дальнейшего развития партнеров.

В новое Соглашение о партнерстве и сотрудничестве с Евросоюзом (когда придет время его переоформлять) думаю, было бы целесообразно включить энергетическую составляющую с возможным использованием ключевых положений представленной С.З. Жизниным концепции энергетической политики и дипломатии России (II, с. 136-145). Результаты исследований автора, материалы рецензируемых книг будут полезны и при разработке в 2007-2008 гг. Энергетической стратегии России до 2030 г.

Кроме того, широкое поле деятельности для экспертного сообщества представляет выработка официальной концепции внешнеэнергетического курса РФ с выделением и учетом его экономических, геостратегических интересов и приоритетов. Возможно, стоит подумать о создании специального агентства по разработке, анализу всего комплекса результатов внешней энергополитики. Определенно, в будущем методы энергетической дипломатии будут все шире использоваться нашими партнерами - Китаем, азиатскими странами, США и Евросоюзом - в их все более напряженной конкурентной борьбе друг с другом з