Сила четвертая, или «Я всегда стремлюсь ко всему новому»

Комплименты в адрес силы земного притяжения, центростремительной силы, которая удерживает все вещи на планете и людей на своих местах, можно переадресовать и центробежной силе. Благодаря ей все вещи, а также человек с большей или меньшей скоростью бегут по замкнутому кругу. И чем быстрее вертится эта гигантская карусель, тем выше поднимается над землей.

Человек может ощущать «приподнятость» и без этой резвой карусели, захваченной этой центробежной силой. И благодаря этому чувству жить лучше — независимо от норм, системы ценностей и порядка, устойчивости, образующих основы жизни человека, находящегося во власти силы принуждения.

То, что в физике называется центробежной силой, в психологии является силой истерической. Она стоит за всеми превращениями, изменениями, за всем новым, направленным против наскучившего постоянства, старого, традиционного, связывающего по рукам и ногам, удерживающего на земле. Она борется со всем навязываемым, жестким, неподвижным, вечно повторяющимся, расценивает силу порядка как угрозу.

Понятие «истерия», производное от греческого hystera (матка), было введено как категория психологии в то время, когда медицину, психологию, короче говоря, гуманитарные науки, за малым исключением представляли только мужчины.

Поведение женщин, выказавших мужчинам определенное сопротивление — обычно в виде истерики, — они были склонны рассматривать как болезненное, а значит, нуждающееся в исследовании. Формирование подобного взгляда на вещи было отражением беспомощности мужчин перед кажущейся им необъяснимой реакцией, которая уженщин (по крайней мере, так казалось) проявлялась интенсивней, чем у них самих. Так что сегодня возникла потребность «наверстать упущенное» в изучении мужской истерии. Потому что — и это является нашим спасением — оказалось, что сила, подталкивающая к изменениям, переменам, сопротивлению, действует в мужчинах точно так же, как и в женщинах.

И тем не менее к категории истерии я отношу и нечто, достойное всяческого удивления, восхищения, причем по следующей причине: hystera женщин, их матка, является нашей малой родиной, предусматривает возникновение нового, изменений, смены (человека и поколения) пространства.

Таким образом, у истерии, как и у прочих сил, есть светлые и темные стороны. Без этой силы мы бы не тянулись ко всему «новому» в партнерстве, идеях, темах, ситуациях, — нашу личность сковал бы навязанный нам «бесконечный порядок».

Таким образом, истерия является сопротивлением принуждению; она влечет нас к новым берегам, в любом из мыслимых направлений воспоминаний, космоса и познания самого себя. Также как «нормальное принуждение» в нас, «нормальная истерия» является положительной силой развития, гарантирующей нововведения в области искусства, науки, и в частности исследований человека. Эго макроизменения.

Ачто же мы видим в малом, в повседневности? Постоянство чувств по отношению к человеку, с которым прожили много лет, оказывается мыльным пузырем, когда на сцене появляется пресловутый «третий». Такая ситуация мгновенно выводит из оцепенения оба звена, доселе составляв ши х прочную сцепку.

Этот «третий» упоминается швейцарско-американским психотерапевтом Паоло Й. Книллом, ощутившим его присутствие в Библии («Там, где двое едины в имени Моем, там хочу Я быть среди них...») и перенесшим данный образ на психотерапевтические взаимосвязи, где между пациентом и терапевтом возникает «нечто третье», нечто собственное, новое, даже если терапевт входит в роль матери или отца...

Книлл исследует функции «третьего» в художественной терапии и особенно пристально — в музыкальной: пока терапевт работает только с образным материалом типа глины и вместе с пациентом что-то свободно моделирует, между ними обязательно начнется нечто новое, еще никогда не существовавшее. Комок глины в четырех руках обретает образ. И этот образ в ходе лепки все очевидней начинает затягивать их в свое силовое поле. Часто художники и пациенты рассказывают о том, что у обрабатываемых кусков глины возникала собственная динамика, она — вернее, создаваемый образ — руководила и направляла руку творца. Действительно, появлялся некто «третий».

Также обстоит дело и в музыкальной терапии. Терапевт и пациент находятся в состоянии свободной импровизации, во время которой поначалу просто ищут свои первые звуки при помощи инструментов или вокала... И вскоре начинает

зарождаться некто «третий», сам по себе рождающийся в музыке. И это звучание означает напряжение и переживание состояния напряжения, захватывающее как музыкального терапевта, так и пациента.

Импровизаторы способны создавать из «комков музыкальной глины» или из глины настоящей нечто новое и эмоционально воспринимать результаты своего творчества, и происходит это благодаря истерической внутренней силе. Без нее не было бы художников и искусства, не было бы «мира сцены» как «сцены мира», не было бы большой и малой музыки.

Не было бы ничего нового. Вообще.