Все остальное – Никогда»

Довольно интенсивный опыт в психотерапии научил меня улавливать то, что обычно ускользает на традиционных сеансах - не личность, но сущность.

Личность накапливает стандартные описания и устойчивые определения. Сущность вовремя от них избавляется.

Человек, не способный в определенный момент отказаться от устойчивых определений, не может быть аутентичным и, стало быть, спонтанным.

Таким образом, акцент переносится на автономность, аутентичность и спонтанность сущности – того, что существует, а не личности – того, что лицедействует.

Переставая быть кем-то, мы становится тем, что мы есть.

С другой стороны, быть – можно только собой. Быть кем-то – значит, лицедействовать

Понимание - это форма непонимания, где обе стороны делают вид, что понимают там, где ничего не понимают. Просто этот договор в какой-то мере необходим, чтобы стимулировать свое сознание.

Сознание построило рациональные мосты, чтобы связать и подвергнуть учету те или иные явления.

Мосты существуют, но никто не ходит по ним.

Понимание вместо контакта предлагает контракт.

Поэтому, если я что-то говорю пациенту, я прошу его не стремиться к пониманию того, что я говорю и, по возможности, даже не придавать значения моим словам.

"Тогда зачем вы говорите?" - спрашивают меня.

"Чтобы вы быстрее забыли о смысле того, что здесь происходит и вообще забыли о самом понятии смысла".

"И какой в этом смысл"?

"Никакого".

"Но если я отказываюсь от смысла, что мне делать, как себя вести"?

"Откажитесь от понятия вести в пользу понятия жить. И сразу после этого откажитесь от жить как от понятия. Ибо любое понятие есть продукт понимания".

Таким образом, любой подобный отказ снимает с нас обязательства перед фикциями и выбрасывает нас в беспредельность внутренней свободы.

№3. Пробка от пластиковой бутылки.

Пришла ко мне побеседовать одна барышня. Она сильно волновалась и то и дело прихлебывала из пластьковой бутылки с водой.

Предметом ее сетований оказалась и жалоба на то, что она никак не может найти себе жизненного применения, призвания. Удерживая слезы, молодая женщина сильно печалилась по поводу того, что ей не удается самореализоваться. И с надеждой, а промежутками даже и с требовательностью, взирала на меня - что подскажу я, какой рецепт порекомендую?

А какие рекомендации могу я ей дать? Она и так прочитала множество умных и полезных книжек и выслушала изрядное количество душепопечительных советов. Дама добросовестно «чистила свою ауру», «корректировала каналы», а чакрами разве что не жонглировала. Старательная барышня. Только теперь вот плакалась и горевала, съежившись в кресле, бедняжка.

Но что же мне ей сказать, как подбодрить, какие утешения отыскать?

Пока я размышлял над поиском «верного» психотерапевтического ответа, взгляд мой коснулся ее тонких, слегка вибрирующих пальчиков, которые в тот момент уж не в первый раз отвинчивали крышечку с бутылки. Меня поразила точная выверенность ее жеста. Я на секунду, потрясенный красотой и изяществом увиденного, испытал нечто вроде легкого трансового состояния.

Она это делал мастерски! И наверняка, как никто другой. И сквозь меня прпонеслось мгновенное осознание, яркое и отчетливое, как моментальная вспышка.

- Браво! – Восторжено воскликнул я.

Барышня слегка оторопела – видимо, теперь настала ее очередь перейти в транс. Она даже слегка вздрогнула.

- Что… вы имеете в виду… почему… браво?

- Если бы в мире существовал чемпионат по отвинчиванию и завинчиванию крышечек от пластиковых бутылок, вам не было бы равных! Уверяю вас, что вам был бы обеспечен титул абсолютного чемпиона! – Радостно выкрикивал я.

- Чтоооо? – Широко раскрывая и без того обширные глаза и, учащенно моргая, протянула дама. – Какие крышечки?! – Ее взгляд чуточку, кажется, потемнел. – Вы что… смеетесь? – Не ровен час, она еще запустит в меня той самой бутылкой.

- Никоим образом! Какой там смех? Не до смеху! О если бы вы только видели, как искусно вы отвинчиваете и завинчиваете крышечку от бутылки! Вы – Мастер!

- Вы… вы… что… издеваетесь? – Первые слезинки просочились на уголки век.

- Да какое там! Я же вам сказал – никто не сможет отвинтить крышечку от бутылки с таким изяществом, артистизмом, блеском и выверенным жестом, как это делаете вы! Браво! Бис! Поздравляю. Выкиньте из головы все свои скомканные сомнения и смятения по поводу своего мифического призвания в мусорную корзину. Вы нашли свое призвание. Нечаянно и негаданно для себя. Это несомненный успех. Не только вы нашли призвание, но и призвание нашло вас. Вы отыскали друг друга. Чудо свершилось.

В следующую секунду бутылка метнулась в одну сторону, а барышня в другую. Только и отозвалась выстрелом хлопнувшая дверь. Выходит, что доктор оконфузился. Что ж, всякое бывает.

Через неделю барышня зашла ко мне в студию и, мило смущаясь, извинилась:

- Вы простите меня, что я так, без предварительного звонка. Я просто хочу вам рассказать, что со мной случилось потом. Когда я выбежала от вас, я была на вас ужасно рассержена. Я подумала тогда – вот, пришла на прием, за помощью, а получила порцию насмешки. Часа два я бродила по улицам, словно в тумане каком-то, и только злилась на вас. Ух, как же я ненавидела вас тогда! Потом я здорово захотела есть и зашла в кафе. Там я, вдруг, поймала себя на том, что с интресом наблюдаю за руками официантов, открывающих бутылки и наливающих напитки. Я неотвязно смотрела на их руки. Занятие поначалу показалось мне совершенно абсурдным, а я в своих собственных глазах представилась себе полной дурой. С другой стороны, я с удивлением обнаружила, что совершенно успокоилась. От моего возбужденного раздражения не осталось и следа. Затем я переключила внимание на свои руки. Просто так, безо всякой цели. И знаете что? Я поняла, что они мне нравятся! Мои руки, я полюбила их!

Возвратившись домой, я как бы заново увидела себя. Раньше я постоянно находила в себе какие-то изъяны, вечно ворчала на себя и была собой недовольна. А тогда, в тот момент я почувствовала, что принимаю себя. Мне вспомнились ваши слова про чемпионат по откручиванию и закручиванию крышечек. И тогда же, забавы ради я подумала, когда одевала домашние тапочки – ведь в том, как я их одевала, мне нет равных! А если бы состоялся мировой чемпионат по одеванию домашних тапочек, я бы непременно удостоилась в нем высшей награды. В течение нескольких дней я развлекалась подобной игрой, и я постоянно убеждалась в том, что все делаю идеально – отвинчиваю и завинчиваю крышечки, одеваю домашние тапочки, идеально засыпаю и идеально просыпаюсь, даже… идеально нервничаю. Впрочем, когда я заметила, что идеально нервничаю, то нервничать совсем перестала. Я поняла, что значит – жить. И я начала жить. И если каждый момент моего существования идеален, то, стало быть, все прекрасно! Я наполнилась бытием. Но… - Слегка затрепетала барышня. – Но… мне было бы интересно узнать, а что же все-таки произошло?

Что мог я ей ответить? Она итак прочитала великое множество умных книжек и получила изрядное количество душепопечительных наставлений. Мне просто вспомнилась давняя и незатейливая история:

- Как-то к одному великому Мастеру чудес обратились: широко известны твои деяния, сила твоя прославилась на весь свет. Тебе подчиняются стихии, ты можешь повелевать ветрами и громами, по мановению твоего жеста запросто передвигаются горы. Однако ты сам, какое из всех совершенных тобою чудес считаешь наиболее значителеьным, самым великим? Мастер чудес коротко ответил: я сплю тогда, когда мне хочется спать и ем тогда, когда мне хочется есть.