Выявление роли подчиняющих доминирующих дискурсов

Мы можем выявить подчиняющие доминирующие дискурсы, задавая вопросы о контекстуальных влияниях на проблему. Что “подпитывает” проблему? Что заставляет ее “голодать”? Кому это выгодно? В какой обстановке проблемная установка может быть полезной? Какие люди будут честно защищать проблему? Какие группы людей будут определенно противостоять ей и ее намерениям? Вопросы подобного рода побуждают людей задуматься над тем, как общий контекст их жизни воздействует на проблему, и наоборот.

Деконструкция такого рода часто разоблачает политически деспотичные истории. Как указывает Дэвид Райсс (1985, стр. 257), семейное конструирование реальности требует некоторой поддержки извне. “Действительно, семья поддерживается (и вносит свой вклад в них) конструкциями сообщества, в котором она живет”. Большая часть неустойчивости в сфере власти в семье вызвана и поддерживается неустойчивостью власти в более обширной культуре. Эти более общие аспекты неустойчивости поддерживаются доминирующими историями о классе, сексуальной ориентации, расе, поле и пр. Когда люди, через “разоблачающий” процесс сопряжения проблем с общественными дискурсами, видят в своих локальных проблемах особые случаи политических проблем в более обширном обществе, это может побудить их относиться к ним по-другому. Когда люди перестают жить под диктатом политической проблемы на локальном уровне, они помогают деконструировать проблему на общественном уровне.

Работая с Рут Энн, мне (Дж. Ф) не пришлось задавать много вопросов о контекстуальных влияниях, чтобы разоблачить дискурс, который поддерживал депрессию в ее жизни. Спустя год после того, как она консультировалась со мной, Рут Энн позвонила мне и сообщила, что продвинулась с иском о расовой дискриминации, которому она дала ход. В связи с этим иском, она попросила меня написать краткое резюме нашей совместной работы. Вот это резюме, которое я написала:

Я встречалась с Рут Энн Уилсон в течение трех терапевтических сеансов в апреле 1993 и последующего приема в январе 1994.

Стремление мисс Уилсон к терапии объяснялось депрессией и раздражительностью. У нее не было работы, и поиски работы были затруднительными для нее, что объяснялось депрессией и сомнением в собственных силах. Эти затруднения перед лицом поиска работы привели к крайнему стрессу, поскольку на мисс Уилсон лежала ответственность за своих детей. Раздражительность, в особенности вызываемая нежелательными и назойливыми воспоминаниями об особых случаях, когда ее унижали как сотрудницу _______________, и сопутствующие ей ощущения разочарования и безнадежности, казалось, стали доминирующими в ее жизни.

В эти времена чувства облегчения и умиротворенности исходили для мисс Уилсон исключительно от ее церкви и друзей, которые ее поддерживали.

В курсе терапии стало очевидно, что депрессия и чувства раздражения, разочарования и безнадежности были вызваны дурным обращением со стороны ее бывшего работодателя в течение всей последовательности событий, приведших (и включая) ее увольнение. Вполне реальные последствия потери этой работы включали финансовую угрозу, потерю дома и проблемы с обучением и безопасностью для детей мисс Уилсон. Кроме того, переживания, перенесенные мисс Уилсон, вызвали у нее утерю доверия и чувства безопасности, что чрезвычайно осложняло собеседования при приеме на работу и социальные связи.

Расизм и расовая дискриминация практически разрушили жизнь Рут Энн Уилсон. Тем не менее, ее личная сила, ресурсы и связи в сообществе, в особенности, осуществляемые через церковь, позволили ей проявить упорство в возвращении к жизни.

Терапия служила тому, чтобы поддержать ее возвращение к жизни, несмотря на весьма неблагоприятные условия.

Получив этот отчет, Рут Энн прислала мне записку. Эти размышления о нашей совместной работе были весьма важны для меня.

Дорогая Джилл!

Ваш отчет напомнил мне о том, что это была за терапия. Не знаю, говорила ли вам, что я не хотела приходить. Навалились все старые несчастья, я знала это, но я ненавидела саму мысль об обращении к профессионалу за помощью, когда я знала (я надеялась), что со мной все в порядке. Это была огромная дилемма: я знала, что страдаю от депрессии и нуждаюсь в помощи, но я все время думала, что моя потребность в помощи несправедлива. Я думала, что помощь отвлечет мое внимание от того, что было действительно не в порядке — от того, как со мной обращались в ______________. Но, как бы то ни было, мучения усилились настолько, что я решилась встретиться с вами.

Я никогда не могла представить, что в данных обстоятельствах мы могли бы назвать проблему расизмом. Если бы я не полагалась на ЕАР (?), я бы никогда не встретилась с белым терапевтом и, по правде сказать, я не ожидала, что белый терапевт может меня понять. Вы сказали, что, возможно, не поймете, и потом пошли дальше и действительно поняли (по крайней мере, большую часть проблемы!). Я не могла себе представить, что могла бы знать, что это расизм, и все же держаться за свою депрессию. По сути дела, поименование этого расизмом здорово помогло. Депрессия была реальной, и она действительно имела отношение к расизму.

Я не знаю, подала бы я иск о расовой дискриминации без терапии. Я весьма рада, что подала его, и надеюсь, что эта организация больше никогда не сможет сотворить подобное с кем-то еще!

Терапия действительно помогла.

Спасибо Вам,

Рут Энн

Мы также можем вскрыть доминирующие дискурсы, спрашивая людей об истории их взаимоотношений с проблемой. Особенно полезно в этом отношении спрашивать, как люди были втянуты в то, чтобы действовать или веровать согласно диктату проблемы: “Где вы обучились этому способу мышления о взаимоотношениях?” “Какие модели были характерны для установок такого типа?” “Каким образом страх так легко заставляет вас поверить в это?” Такой метод опроса часто побуждает людей задуматься над дискурсами власти, которые формируют идеи и действия.

Эти вопросы не имеют ничего общего с поучением или навязыванием мнений. По мере того, как люди начинают размышлять над влиянием политики на их собственную жизнь, они почти неизменно хотят продолжать беседу. *[См. Freedman & Combs (в печати), где содержится отчет о такой работе с патриархальными историями.]

Например, Райан пришел ко мне (Дж. Ф) один, спустя несколько лет после того, как я работала с ним и Дарлен в терапии для пар. Он рассказал мне, что в течение последней пары лет случались периоды времени, когда Дарлен его не привлекала. Они могли длиться дни, недели и даже месяцы. Его объяснение отсутствия влечения состояло в том, Дарлен набрала значительный вес. Его дилемма заключалась в том, как подойти к Дарлен с этим вопросом. До сих пор его попытки заканчивались тем, что Дарлен давала понять, что ему “не позволено говорить об этом”. Хотя в других отношениях их взаимоотношения были весьма удовлетворительными, эта проблема беспокоила Райана все больше и больше.

После того, как мы с Райаном отметили некоторые аспекты влияния отсутствия влечения на него, на Дарлен и на их взаимоотношения, я спросила о той тактике, при помощи которой отсутствие влечения вклинивалось между Дарлен и Райаном. Поразмышляв немного, он сказал, что время от времени его разум посещают “совершенные образы женщины”.

После этого я начала задавать вопросы о том, как образы такого рода так сильно захватили его разум — “Откуда они приходят? Кто запускает их в обращение?”

“Ох, — сказал он, — я не имею об этом ни малейшего понятия”. Далее он продолжал беседу, рассказывая, как в детстве он подрабатывал в аптеке. В магазине продавалось несколько порнографических журналов, которые он внимательно изучал, когда предоставлялась такая возможность. Повзрослев, он стал покупать журналы такого рода. “Что же, выходит, все дело в порнографии?” — спросил он меня.

“Хорошо, как вы думаете, какое влияние имела порнография на вашу жизнь?” — спросила я.

Райан начал с того, что сказал, что он слишком часто откладывал в сторону порнографические журналы. Поэтому он думает, что она не имела на него никакого влияния.

Затем я поинтересовалась насчет образов. Когда он снова поразмышлял над образами, он заключил: “Я думаю, что влияние порнографии затмило мой разум. Эти совершенные образы определенно затмевают мой разум.”

Когда мы разговорились, Райан сказал, что порнография видит женщину по-другому. Он охарактеризовал этот другой способ видения как “не людей”. Когда он понял, что влияние порнографии и связанные с ней понятия, определяющие женщин как не-людей, закрепились в его взаимоотношениях с Дарлен, он со всей ясностью заявил, что намерен противостоять этому положению дел. Когда я спросила о том, как эти идеи могут повлиять на его дочерей, он выразил еще большую приверженность к противостоянию порнографии и ее эффектам.

Он сказал, что осознал две вещи. Одна состояла в том, что он способен отстранить идею о женщинах как “не-людях или менее людях” от своей жизни в других контекстах. Теперь он, однако, увидел, что порнография приводила его в замешательство в сексуальной сфере. Его второй вывод состоял в том, что он позволил физической внешности диктовать условия его чувствам. Это не соответствовало тому, как он хотел действовать. В ходе разговора об этом Райан решил, что он может охранять себя от фокусирования на физической внешности, навязываемого порнографией, говоря себе: “Это не касается секса. Это касается любви. Я хочу, чтобы секс касался любви, и я люблю Дарлен”.

“Знаете, что? — спросил Райан. — Я думаю, что порнография сыграла главную роль в кончине моего первого брака, и я не позволю, чтобы это случилось опять”.

В ходе дальнейшей беседы стало ясно, что Райан ушел от фактического рассмотрения порнографии в процессе восстановления своей жизни после развода. Он со страхом обнаружил, что некоторые идеи, связанные с порнографией, постоянно обнаруживаются вокруг.

Из терапии для пар, которую я проводила с Райаном и Дарлен, я знала, что для него весьма важна религия. Воодушевленная работой Мелиссы и Джеймса Гриффитов (Griffith, J.L., 1986; Griffith, M.E., 1995), я спросила Райана, интересно ли ему было побеседовать об этом с Богом. Он сказал, что сделал бы это по собственной инициативе. В нашей беседе он сказал, что он чувствует, что Бог уже направил его к тому, чтобы убрать эти образы и идеи о женщинах из своей жизни. Он верил, что через молитву он обретет силу для борьбы с любыми проявлениями этих идей. Однако он также сказал, что вполне уверен, что эти образы и идеи больше не будут для него проблемой. На самом деле, он не верил в них. Он просто не знал, что они там присутствовали. Теперь, когда он проявлял бдительность по отношению к ним, он полагал, что сможет уберечься от их влияния.

Мы договорились встретится снова с Дарлен, чтобы убедиться в том, что идеи о женщинах как не-людях не проникли в их взаимоотношения какими-то другими путями.