В связи с первостепенной важностью, придаваемой выведению макроструктур при обработке сложной информации, пользователям языка крайне необходимо сделать правильные предположения относительно того, о чем повествует фрагмент дискурса. Для вывода макропропозиции ими используются эффективные стратегии. В отличие от макроправил, радиус действия которых распространяется на целые последовательности пропозиций, для подобных стратегий достаточно всего нескольких „ключей", чтобы выработать гипотезы с большей силой предсказуемости. Это становится возможным только тогда, когда для выработки таких гипотез используется вся значимая информация — не только текстовая, но и контекстуальная, а также большое количество знаний о мире. Как только в результате анализа, направленного „снизу вверх", эта гипотеза — макропропозиция — выведена, она может использоваться при понимании последующих предложений „сверху вниз", что, конечно, позволяет проверить ее правильность.
|
|
Построить гипотезы относительно дальнейшего хода событий с одинаковой точностью для всех дискурсов невозможно. Но даже если отдельные предложения нельзя предсказать детально, темы многих дискурсов более или
менее стереотипны. Поскольку в событиях и действиях очень много повторяющихся черт, то этими чертами на макроструктурном уровне будут наделены и сообщающие о них дискурсы. Таким образом, в новостях мы можем ожидать, что если русские поступают таким-то и таким-то образом, то американцы будут действовать так-то и так-то (С а г b о п е 11, 1978). Иначе говоря, при наличии информации на определенную тему мы можем предсказать, что случится дальше. Это справедливо и для ненаучной литературы (романтических историй, детективов и т. д.) и даже для сообщений по психологии. Другими словами, наше знание об условиях и следствиях в реальном мире часто служит для нас базой формирования контекстных ожиданий относительно дальнейшего хода повествования в дискурсе. Понятно, что некоторые типы дискурсов могут изображать свой особый мир, не всегда подобный реальному миру: в повествовании мы можем ожидать счастливый конец, даже если в жизни мы думаем иначе.
С другой стороны, не все типы дискурсов можно предсказать таким образом. По понятным прагматическим причинам большая часть сообщаемой информации должна по крайней мере быть новой, то есть дискурс часто повествует о непредсказуемом или неожиданном. В бытовых рассказах и новостях обычно говорится о смешном, опасном или интересных в каких-либо еще отношениях действиях или событиях. Статья по психологии или учебник должны содержать информацию, которую мы прежде не знали и не можем сразу предсказать. Конечно, бывают и промежуточные случаи: при наличии сообщения о неожиданном событии или действии мы можем на основании нашего знания о мире сформировать контекстные ожидания о вероятном ходе событий.
|
|
Таким образом, один тип макростратегии основывается на нашем знании о мире. Поскольку дискурс повествует о реальных или вымышленных мирах, относительно которых мы уже обладаем большим количеством знаний и убеждений, то мы знаем, что ожидать дальше.
Другой набор стратегий касается наших знаний отно-ятельно определенных типов дискурса. Мы имеем пред-давление о том, какие действия или события описыва-гся обычно в дискурсах разных жанров: в новостях мы *идаем сообщений о политических событиях и действиях или еще каких-либо важных событиях, например еДствиях, но Hfe о банальных, неинтересных повседнев-действиях или событиях. Поэтому, как представля-
ется, большая часть типов дискурса имеет ограничения на диапазон возможных тем, который мы можем назвать тематическим репертуаром определенного типа дискурса. Понятно, что границы этого репертуара четко не определены, они зависят от интересов, ценностей и социокультурных норм. Что интересно и заслуживает внимания сегодня и здесь, не всегда будет таким завтра и в других местах.
Тематические репертуары ограничиваются не только типом дискурса. Они также могут быть связаны с определенной культурой или подкультурой, коммуникативным контекстом или ситуацией, с ролями, функциями или положением членов общества и, наконец, с возрастными, половыми и личностными особенностями говорящих. У каждой культуры свои значимые события и действия: мы и жители какой-либо африканской деревни говорим и пишем о разных вещах. Таким же образом, в зависимости от того, где мы находимся — за завтраком, в ресторане, в трамвае, суде или учебной аудитории среди лингвистов,— мы, как правило, говорим на разные темы. О разном мы говорим с друзьями и с незнакомцами, с врагами и полицейскими, с детьми и взрослыми, с мужчинами и женщинами.
Все это достаточно очевидно. Но по непонятным причинам в систематических исследованиях по лингвистике, социологии или антропологии все еще существует пробел относительно этих тематических репертуаров. У нас, конечно, есть правильные интуитивные представления относительно различных тем, которые могут быть затронуты во время вечеринки или в разговоре с незнакомцем в автобусе, но мало известно об ограничениях и правилах отбора, ввода, сохранения или смены темы, о подробностях их деталей, протяженности и т. д. В классической поэтике и риторике уделялось внимание loci communes, т. е. стереотипным темам — как в литературе, так и в публичных речах (Curtius, 1948). Мы также знаем, что существует много тем — как универсальных (смерть, любовь и т.д.), так и специфических, характерных для литературы данной культуры (Фауст, Дон Жуан). Но о повседневных темах, используемых в различных ситуациях с разными людьми, мы знаем недостаточно. Существует, например, стереотипное представление, что в неформальном общении некоторые мужчины обычно говорят о женщинах, спортивных машинах, делах, налогообложении и т. д. Также хорошо известно, что в каждой культуре есть свои табу на
определенные темы: в нашей культуре основным из таких табу является секс, по крайней мере в ситуациях с малознакомыми людьми.
Дискурс—это существенная составляющая социокультурного взаимодействия, характерные черты которого— интересы, цели и стили. Изменения и ограничения находят свое проявление в дискурсе в виде определенных тематических репертуаров. Для нашего обсуждения это значит, что-пользователи языка могут формировать гипотезы относительно того, что будет или может быть сказано, кем и в какой ситуации, по крайней мере в общем, то есть на уровне макроструктур. Действие этих ограничений настолько сильно, что нас редко удивляет выбор тем в соответствующих ситуациях. И если незнакомец в автобусе начнет нам неожиданно рассказывать о своей интимной жизни или проблемах, связанных с подоходным налогом, мы почувствуем себя крайне неловко. Если в подобной ситуации вообще возможен разговор, он должен затрагивать в основном темы, связанные с поездкой в автобусе, и, возможно, стереотипные вопросы (погода), важные события (убийство в городе) или другие темы общественной значимости, и только затем разговор может быть обращен к личным темам — главным образом к поведению и внешности. Как видно из этого примера, репертуар тем упорядочен, существует определенная иерархия тем, определяемая в терминах вероятности или приемлемости. Степень вероятности оказывает влияние на наши ожидания относительно возможных тем в каком-либо дискурсе и, следовательно, на вывод гипотетической макропропозиции еще до начала дискурса или его фрагмента.
|
|
Рассмотренные нами неформально стратегии или этапы стратегий, базирующиеся на различных типах информации, могут быть названы контекстуальными. Это значит, что даже при отсутствии конкретной информации, получаемой из самого дискурса, пользователи языка устанавливают по крайней мере репертуары тем для каждой коммуникативной ситуации. Эти тематические репертуа-ры в свою очередь ограничиваются культурными нормами, социальной ситуацией, спецификой коммуникативного события или речевого акта, различными социальными параметрами (ролями, положением, статусом, половыми, ;озрастными) и другими особенностями говорящего и, "наконец, личностными характеристиками — целями, интересами, планами и самой личностью говорящего.
Имея четкие представления о типах информации,
используемой контекстуальными макростратегиями, мы до сих пор еще не располагаем сведениями об их точных формах, упорядоченности и других когнитивных ограничениях. Хотя мы не можем здесь это рассматривать, очевидно, что в самом широком смысле выбор возможных тем дискурса зависит от организации наших общекультурных знаний. У нас, возможно, также нет и готовых списков тем разговоров в автобусе, на вечеринке или за завтраком, поскольку количество таких списков и их большой объем сделали бы невозможным их практическое и, следовательно, стратегическое применение в большинстве ситуаций. Неясно также, каким образом мы узнаем о том, что та или иная тема неприемлема в определенной коммуникативной ситуации. Не представляется также возможным составить список тем, не употребляемых в тех или иных ситуациях, за исключением краткого списка табу.
|
|
Поэтому при рассмотрении контекстуальных стратегий нам следует начать с более конкретного уровня— социокультурной и коммуникативной ситуации. Эти ситуации довольно хорошо детерминируются типами социального контекста и типами действующих лиц, их возможным взаимодействием, а также местом и совокупностью объектов. Следовательно, наиболее вероятные темы для таких ситуаций — те, которые относятся к типичным событиям и характерным взаимодействиям. В некоторых случаях такие темы обязательны: в учебной аудитории, в суде или при посещении врача нам приходится говорить об одних вещах и запрещается говорить о других. Чтение лекции или дача свидетельских показаний уже по своей сути ограничивают репертуары возможных тем. Кроме типичных объектов или событий, которые могут характеризовать эти ситуации и потому фигурировать в качестве возможных тем, на выбор тех или иных тем влияют также цели, интересы, мнения или установки участников коммуникативного взаимодействия.
В свете вышесказанного попытаемся систематизировать различные блоки контекстуальной информации, используемой для определения возможных тем дискурса или его фрагментов (см. табл. 1). Этот список будет более или менее упорядоченным, но в зависимости от коммуникативного контекста пользователь языка может попросту перескочить через наиболее общие культурные уровни. Информация, представленная в таблице 1, предопределяет возможные или невозможные темы для говорящих.
Таблица 1. Контекстуальная информация для макростратегий.
1. Общекультурные знания
а) обычные для данной группы виды деятельности и цели
б) характерные события или действия (напр., ритуалы)
в) специфические биофизические обстоятельства (напр., климат,
ландшафт, животные, растения)
г) конкретные объекты (напр., промышленные инструменты)
2. Социокультурная ситуация (компонент 1)
а) типы ситуаций (напр., завтрак, поездка в автобусе, визит, судебное
разбирательство, бракосочетание)
б) категории участников
(i) функции (водитель автобуса, судья, врач) (ii) роли (мать, друг)
(Ш) социальные характеристики (половые, возрастные и т.д.) (iv) индивидуальные характеристики (характер, интересы, цели)
в) типичные события и взаимодействия (помогать, консультировать,
платить)
г) конвенции (законы, правила, привычки)
3. Коммуникативные ситуации (компонент 2)
а) общие цели коммуникативного взаимодействия
б) глобальные и локальные речевые акты
в) актуальный референциальный контекст (присутствие людей, объ
ектов).
Чтобы понять дискурс, слушающий или читающий должен быть способен вычленять на базе или общих знаний о мире — как в (1) и(2)—или анализа текущего контекста,—как в (3) — такие ориентированные на говорящего контексты или ситуации. Если говорящий и слушающий не обладают общими знаниями о мире, понимание не может быть полным. На глобальном уровне это означает, что, хотя могут быть поняты отдельные предложения, слушающий может не понять, о чем повествует весь дискурс в целом: без привлечения общего, более высокого уровня не могут быть образованы макропропозиции. Аналогичный случай возникает, когда какое-либо событие, действие или ситуация социокультурного уровня, пресуппо-зируемые говорящим, неизвестны слушающему.