Инициация коммуникативного акта, трактуемого превратно или чрезмерно индивидуально

В комплекс неписаных правил речевой коммуника­ции входит, в частности, наличие в распоряжении коммуникантов некоторых общих для них речевых навыков — их называют представлениями о фреймах (подробнее об (Том см. гл. 2, § 2) и включают в понятие речевой компетенции. А речевая компетенция, как мы договорились, реализуется в речевом опыте как совокупности представлений о том, к какому типу коммуникативного акта в каких случаях чаще всего прибегают.

Таким образом, от лица, берущего на себя ответственность инициировать тот или иной коммуникативный естественно ожидать трезвой оценки характера коммуникативного акта, предлагаемого к осуществле­нию. В нормальных случаях его представления о том, что это за коммуникативный акт, не должны, как мы помним, расходиться с соответствующими представления-партнера. Только при этом условии партнер сможет разделить коммуникативную цель говорящего. Условно говоря, если я намерен поощрить кого-либо посредст­вом оплеухи, моя коммуникативная цель, скорее всего, все-таки не будет разделена моим собеседником.

Особенность коммуникативных актов этого типа заключается в том, что сам говорящий, как правило, придерживается ошибочного представления о назначении соответствующей речевой процедуры. Намерения адресанта просто не могут быть достигнуты с помощью тех средств, к которым он прибегает. Типичная

реакция адресата в таких случаях — отклонение негод­ных, с его точки зрения, средств (например: «так не утешают», или «такие советуют», или «так не призна­ются в любви»).

В принципе «прагматически здоровые» члены языко­вого коллектива застрахованы от инициации подобных коммуникативных актов, так сказать, биологически — нормально люди не предпринимают саморазрушитель­ных речевых акций (что доказано, в частности, лингвис­том 3. Вендлером, продуктивно занимавшимся интерпре­тацией аномальных высказываний). Однако нарушение механизмов самооценки представляет собой, к сожале­нию, не слишком редкое явление. Завышенная самооцен­ка, как правило, провоцирует такие коммуникативные стратегии, как: я могу это себе позволить. Противополож­ные же коммуникативные стратегии (типа: мне лучше опять воздержаться) свидетельствуют, наоборот, о зани­женной самооценке.

Разумеется, готовность скорректировать свои пред­ставления о назначении той или иной речевой процеду­ры уже в процессе самой процедуры способна спасти коммуникативный акт, которому в противном случае грозит провал. Однако спасти его возможно именно только на стадии инициации, иными словами, тогда, ког­да коммуникативный акт еще не стал определенно дан­ным коммуникативным актом. А это фактически означа­ет отказ от данного коммуникативного акта в угоду новому. Таким образом, предложенное средство спасе­ния — из разряда радикальных и напоминает известную анекдотическую ситуацию, когда вместо того, чтобы вы­мыть испачкавшихся детей, муж предлагает жене ро­дить «новых».

Прибегая к еще одной вариации, скажем: спасение коммуникативного акта, трактуемого адресантом пре­вратно или слишком индивидуально, означает на самом деле инициацию другого коммуникативного акта, по по­воду назначения которого у коммуникантов не будет расхождений.

Между тем практика речевого общения показывает, что адресант в подобных речевых ситуациях отнюдь не Склонен к отказу от скомпрометированной уже на первом этапе коммуникативной стратегии, но продолжает и дальнейшем придерживаться именно ее. «Подвох» здесь в том, что судить о неполноценности коммуникативных актов, инициированных таким образом, можно лишь по окончании процедуры взаимодействия на основании негодного результата. Именно по этой причине коммуникативные акты подобного типа полноценно осу­ществиться фактически не могут.

Однако практические следствия все же каким-то чу­дом осуществившихся коммуникативных актов, тракту­емых превратно или слишком индивидуально, отнюдь не однозначны. Иногда высокое положение адресанта в социальной иерархии приводит адресата к проигрыванию

следующей, например, речевой модели: Вы не убедили меня, но мне ничего не остается, как согласиться.

Или в экстремальной речевой ситуации, когда доводы рассудка не принимаются во внимание, адресат может пойти на поводу негодной коммуникативной стратегии адресанта просто в силу усталости и/или нежелания выполнять свою коммуникативную роль далее (модель: делай что хочешь — только оставь меня в покое). Однако понятно, что обольщаться «коммуника­тивной победой» адресанту в такого рода ситуациях не стоит — коммуникативный провал уже состоялся, только он еще об этом не знает.

Заметим, что по сравнению с другими рассмотрен­ными выше случаями данный случай оказывается наи­более «безнадежным» и, в силу психологических меха­ми 1мов речевого поведения, принадлежит к разряду фактически не корректируемых речевых ситуаций.

При анализе одной из групп в составе этого типа коммуникативных актов (читателю предлагается само­му представить себе их характер) необходимо обратиться к критерию искренности, речь о котором впереди (см. гл. 3, § 2).

§ 4.4. Инициация неадекватно сигнализируемого коммуникативного акта

Данный случай также реферирует к неучету адре­сантом объективного «положения дел на старте». Одна­ко на сей раз неправильно выбранная им коммуникатив­ная стратегия не есть следствие коммуникативного произвола говорящего, но лишь результат ошибочного использования им «рабочего инструментария».

От предшествующего случая, когда предлагаемая ад­ресантом коммуникативная стратегия неприемлема в принципе, случай 4 отличается тем, что он охватывает ситуации приемлемых вообще, но непригодных для дан­ного акта взаимодействия коммуникативных страте­гий. Наглядно представить себе соответствующий рече­вой механизм может помочь, например, фрагмент из «Охоты на Снарка» Льюиса Кэрролла:

Все умолкли. Никто не рычал в этот час —

Только вздохи и стоны кругом...

«Ну!» — толкнули беднягу.— Он начал рассказ

Допотопным своим языком:

«Отец мой и Матерь честны, но бедны...»

«Пропустите их! — Боцман вскричал. —

Скоро спустится мрак — и прощай тогда Смарк:

Он не станет гулять по ночам!»

«Пропущу сорок лет, — всхлипнул пекарь в ответ, —

И позволю себе без прикрас

Рассказать о том памятном дне, когда мне

Оказаться пришлось среди вас.

М-да... мой дядюшка (я его имя ношу),

Прощаясь, сказал мне о том...»

«Пропустите! Не то я тут всех порешу!» —

Рявкнул Боцман и сделал бом-бом.

Перед нами пример «злоупотребления подробностя­ми» (модель: я начну издалека) — причем в ситуации, ког-

да слушатели определенно ожидают от инициатора ком­муникативного акта краткой и точной информации. При подобном старте адресант сильно рискует потерять адресата, обычно рано или поздно распознающего «подлог» и стремление протащить неудобную для него комму­никативную стратегию. Адресант может начать без необ­ходимости говорить притчами, когда от него ждут пря­мого текста, или, напротив — без необходимости же, — прибегнуть к жестким формулировкам вместо ожидае­мых от него «версатильных» (гибких) конструкций.

Дело, разумеется, не в том, что избранный адресантом инструментарий вообще неприемлем: он приемлем, но необходим конкретно в данном случае, хотя в других случа­ях может оказаться именно тем, что требуется (так, подроб­ности по поводу жизни персонажа из «Охоты на Снарка» аудитория, может быть, с удовольствием выслушала бы каким-нибудь «долгим зимним вечером у камина»).

Обычно инициация коммуникативного акта, сигнализируемого неадекватно, свидетельствует о неумении (или неготовности) адресанта именно в данном случае взять на себя речевую инициативу. Интересно, что «исправить» начатый таким образом коммуникативный акт не так уж трудно: адресата, скажем, может вполне успокоить демонстративное обозначение приема — хотя бы и на уров­не речевых клише. Например: «Мне придется начать из­далека, но у меня нет другого выхода» или «Чтобы Вы лучше поняли, что я имею в виду, приведу одну притчу».

Разумеется, адресат остается вправе оценить прием как неудачный, однако у него уже нет оснований счесть его неосознанным, а адресанта — неподходящей на роль инициатора коммуникативного акта кандидатурой. Кроме- того, в «острых случаях», когда относиться к ошибоч­ной «технике взаимодействия» с уважением просто нет Времени или сил, адресат может и попросить адресанта применить «систему сигналов».

«Непопадание» в стилистику речевой ситуации (а послать неадекватный сигнал и есть непопадание в стилистику) — одна из наиболее частотных ошибок коммуни-

кантов. В принципе Случаи 1 —3 можно квалифициро­вать как — по сравнению со Случаем 4 — гораздо менее распространенные типы ошибочной инициации комму­никативных актов в речевой практике.

Случай 4, однако, почти всегда незримо «присутству­ет где-то поблизости» как некая потенциальная угроза срыва коммуникативной стратегии. Чаще всего угроза такая возникает из-за непродуманности адресатом структуры коммуникативного акта в целом (разумеется, если он по каким-то причинам сознательно не предпочи­тает Случай 4 как прием): если адресант «стартует» как и с чего попало, он рискует оказаться на неверном пути, поскольку спонтанные решения обыкновенно ведут к непредвиденным следствиям.

Однако избежать столкновения со Случаем 4 отнюдь не так просто, как иногда кажется даже опытным рече­вым стратегам, например, таким, как признанный мастер коммуникативных стратегий Дейл Карнеги. Он, в част­ности, полагает, что «взять аудиторию» лектору проще всего тогда, когда тот «с порога» погружает ее в предель­но конкретную житейскую ситуацию, соотнесенную с темой будущей лекции. Такой тип инициации коммуни­кативного акта в настоящее время можно уже, пожалуй, считать американским стереотипом речевого поведе­ния, нередко вызывающим раздражение аудитории еще до момента начала «разговора по существу».

Например, на языке журналистов этот прием полу­чил полупрезрительное название «завлекалочки», и лю­бой уважающий себя речевой стратег постарается сего­дня избежать такого приема как слишком дешевого. Тем не менее, американские «рекламные продукты» презентируются чаще всего именно в соответствии с этой ком­муникативной стратегией: некая, никому не известная миссис Смит, появившись на экране, начинает расска­зывать о своей тяжелой жизни до того момента, пока в поле ее зрения не попало новое моющее средство. Адре­сат же все это время с нетерпением ждет, куда же, в кон­це концов, приведет его словоохотливая миссис Смит,

и часто оказывается, что конечная цель ее коммуника­тивной стратегии ему отнюдь не интересна. Подобного рода «завлекалочки» на сегодняшний день оборачиваются желанием адресата приглушить телевизор на вре­мя всего монолога миссис Смит и прибавить громкость лишь тогда, когда она исчезнет с экрана.

Таким образом, иногда даже общепризнанные (или, но крайней мере, социально одобренные) способы ини­циации коммуникативного акта не приносят желаемых Результатов. Применительно к нашему случаю (Случай 4) вопрос заключается, как мы понимаем, не в конвенциях,.1 и параметрах речевой ситуации, которые должны быть оценены с точки зрения соответствия речевой ситуации

самой себе. Например: не впадаю ли я в ошибку, квали­фицируя данную речевую ситуацию как ситуацию, в ко­торой от меня требуется защита моих убеждений (может быть, на мои убеждения в действительности никто и не досягает!)?

Оценка речевой ситуации как именно и определенно успешной, вне всякого сомнения, застрахует меня от посыл­ки неадекватного ситуации сигнала. Ибо нет ничего более бесполезного, как убеждать собеседника в своей правоте, когда он в этом не сомневается, отклонять точку зрения, которую никто не защищает, мыслить широкими катего­риями, когда от тебя ждут конкретного совета, и, наоборот, давать конкретные советы, когда обсуждается гене­ральный вопрос. Между тем именно подобные речевые стратегии и оказываются типичными, когда речь идет об инициации коммуникативных актов, сигнализируемых Неадекватно.