Часть 3. Флуктуация систем истины и знания

греко-римском мире для II, III и IV вв. соответственно — это была последняя перед долговременной спячкой вспышка греко-римского эмпиризма и науки. После III в. эмпиризм резко по­шел на убыль и в VI в. вовсе исчез. Параллельно и число научных открытий упало всего лишь до четырех в V, VI и VII вв. Чувствен­ные культурная ментальность и система истины пришли в упа­док, и обрели влияние новые, идеациональные ментальность и истина. В течение первых столетий своего роста идеациональ-ная истина приобрела форму мистицизма и фидеизма вследствие особых социокультурных условий и необходимости бороться за свое место в общественном сознании и развитие. После V в. н. э., когда ее победа была обеспечена, мистицизм и фидеизм уступили место идеациональному рационализму как нормаль­ной и надежной системе истины веры.

С учетом предыдущих обстоятельств должно быть ясно, что первые 5-6 веков христианской эры были периодом, когда соверша­лась одна из величайших интеллектуальных революций. В тече­ние этих столетий греко-римское, а затем и западное сознание со­вершили переход от господствовавшей ранее системы истины чувств к системе истины веры. Такой переворот происходил, как и всякая великая интеллектуальная революция, не без яростных столкновений систем истины, радикально отличающихся друг от друга. Сторонники восходящей идеациональной истины (хрис­тиане) отчетливо понимали ее несовместимость с истиной чувств и истиной разума и вполне осознавали смысл своих безжалостных атак на приверженцев былых истин. Сторонники же идущей к упадку истины чувств и разума (интеллектуалы, ученые и филосо­фы), по-видимому, не понимали — особенно в начале борьбы — серьезности ситуации и той смертельной опасности, в какой ока­залась их система истины и знания. Подобно многим современ­ным ученым и мыслителям, они рассматривали христианство (а заодно и прочие идеациональные системы истины) как всего лишь суеверие или невежество.

И все же, вопреки их ожиданиям, абсолютная и, по призна­нию ее же адептов, нелогичная, иррациональная, нечувствен­ная или — если говорить современным языком — «ненаучная и суеверная» — истина веры восторжествовала и овладела мо­нополией почти на девять столетий в форме системы истины христианской веры.

Произошло одно из самых великих и глубочайших преобра­зований сознания в истории человечества — революция в самих

14. Качественная сторона флуктуации систем истины и знания 331

основах истины, знания, мудрости, от которых зависят и кото­рыми обусловливаются все суперструктуры всех теорий и взгля­дов в любой сфере культуры и в любой составной части интеллекту­альной деятельности — научной, художественной, философской, этико-юридической и т. п.

Сущность этой революции заключалась в полной замене истины чувств и истины разума, причуд скептицизма, фидеизма и других систем, порожденных интеллектуальной усталостью и разочарованием, истиной чистой веры — догматической, сверхрациональной, сверхчувственной, возвышающейся над скептицизмом и фидеизмом, открыто отрицающей все другие источники истины и знания и презирающей их — за исключени­ем веры и божественного откровения.

Еще апостолы, которые были абсолютно уверены в истине Евангелия, откровения и пророческого дара, ясно и недвусмыс­ленно выразили негативное отношение к эмпирическим наукам, эмпирической системе истины и логическому разуму.

Так же и само Евангелие, будучи Благой Вестью об Иисусе Христе, стремится к доказательству своих истин не через опыт, а только с помощью веры и убеждения. Апостолы, в том числе и св. Павел, проповедуют не Евангелие эмпирического опыта, а «Евангелие Божие», «слово Господне», «слово веры» или «исти­ну» ¹⁹.

«Мы не себя проповедуем, но Христа Иисуса», — говорит апо­стол Павел²⁰. А в Послании к Галатам он решительно утвержда­ет, что Евангелие, или слово веры, он принял не от человека, а непосредственно через откровение Христа²¹.

Совершенно естественно поэтому, что ранние христианские мыслители недвусмысленно и expressis verbis²² отвергали чув­ственно-эмпирическую и даже рационалистическую системы истины.

«Апостол Павел питает глубокое презрение к философии (можно добавить: и еще большее к эмпирической науке), или "мудрости мира сего", "человеческой мудрости", как он ее назы­вает»".

С его точки зрения, «мудрость мира сего есть безумие пред Бо­гом»²⁴. В таких же, может быть даже более энергичных, выраже­ниях отрицали ранние христианские мыслители и Отцы Церкви роль свидетельств органов чувств или разума (эмпирической и Рационалистической систем истины соответственно) как кри­териев истины.