Флуктуация основных категорий мышления. визма, агностицизма, критицизма, эмпиризма, вопрос о том, что лежит в основе количественного единообразия

визма, агностицизма, критицизма, эмпиризма, вопрос о том, что лежит в основе количественного единообразия, все чаще рассматривался как «метафизический», а чисто математичес­кое описание вероятностной взаимосвязи мыслилось как един­ственная задача науки и единственный аспект, обладающий на­учной ценностью.

Эта и некоторые другие тенденции, о которых будет сказано ниже, привели к тому, что в настоящее время причинность све­дена к вероятности, к ее математическому вычислению. Расплыв­чатые «корреляционные связи»¹⁷ с низкими коэффициентами корреляций, превратились в формулы с высоким коэффициен­том вероятности. Тем самым установлена более совершенная связь переменных. Почему связь носит неопределенный или, на­оборот, четко выраженный характер — такой вопрос не ставит­ся, и, следовательно, попыток ответить на него не предпринима­ется, поскольку он считается «метафизическим».

Чувственные концепции причинности различны также в плане принятия или неприятия категории необходимости как элемен­та причинной взаимосвязи. Для многих, начиная с Декарта, Ньютона, Лейбница и большинства мыслителей XVII — первой половины XIX вв. (в том числе и для таких «окказионалистов, солипсистов и ассоцианистов» ¹⁸, как Мальбранш, Юм, Кант, и для сторонников кантианского критицизма), простая «связь» или «корреляция» — или, используя превосходные термины Юма, «смежность и последовательность» ¹⁹ — А и В еще не дос­таточны, чтобы возвести такую связь на уровень причинности. Кроме того, такая связь должна быть необходимой. Иначе лю­бое post hoc означало бы и propter hoc и причинные отношения ничем не отличались бы от случайных связей.

Другие ученые — к их числу относятся многие сторонники функционально-математической интерпретации и, конечно же, большинство современных статистиков, а также чистых «эмпи­риков» и «позитивистов» — не настаивают на том, что катего­рия необходимости является элементом причинного отноше­ния. Для них сама эта категория тоже относится к разряду «дурной метафизики», поскольку она не дана нам в чувствен­ном опыте, не может быть наблюдаема и является всего лишь возведением спекулятивной сущности в ранг «научных поня­тий». Предпочитая говорить о вероятности, они различают толь­ко единообразие с высокой или низкой степенью вероятности, которую, соответственно, измеряют с помощью коэффициен-

та вероятности по шкале от нуля до единицы. Единица — выс­шая вероятность, а нуль фиксирует отсутствие какой бы то ни было связи между переменными. Такая позиция характерна для большинства сторонников этого направления, хотя она обосно­вывается ими по-разному. И в самом деле, по мере того как мы продвигаемся из XVII в. в XX столетие, эта вторая концепция причинности, отрицающая понятие необходимости и сводящая ее к связи высокой степени вероятности, все больше вытесняет первую, особенно начиная со второй половины XIX в.

В главе о флуктуации детерминизма и индетерминизма было указано на резкий контраст между пониманием причинности в XVIII и в конце XIX вв. В XVIII столетии, как это следует из фор­мулировки Монтескье, даже гражданские законы рассматрива­лись как «необходимые отношения, вытекающие из природы вещей», а теперь даже законы природы считаются всего лишь ассоциациями. Существует громадная разница между каузаль­ным взаимоотношением и законом причинности, понимаемы­ми как необходимость, и тем же взаимоотношением и тем же законом, понимаемыми как простая связь с высокой или низ­кой степенью вероятности. Последняя определяется математи­чески, и при этом избегается какое бы то ни было упоминание об идее необходимости. На уровне субатомного мира даже слу­чайные единообразия объявлены сомнительными и заменены фантастическими «прыжками квантов». По этим причинам наш век провозгласили в современной физике веком «каузальной ка­тастрофы». Аналогична и точка зрения, согласно которой в об­ласти «ego»²⁰ и психосоциальных явлений объявлен законом волюнтаристский принцип самоуправления, свободного от слу­чайности и необходимости.

Все это означает, что в настоящее время мы наблюдаем ус­пешный мятеж против классической теории чувственной при­чинности и первые симптомы появления новой идеациональной или идеалистической концепции. Здесь мы еще раз сталкиваемся ^с бунтом против чувственного порядка, который наблюдали и прежде, в сфере других обсуждаемых нами проблем.

Итак, представленный выше краткий очерк основных транс-Формаций концепции причинности, усиления и ослабления вли­ятельности ее идеациональных и чувственных форм показыва-^ет, что такая флуктуация, действительно, имеет место. Кроме ^т°го, именно доминирующие идеациональные культуры и пе­риоды создают идеациональные концепции причинности; в пре-