ние проблемы. Оно указывает, во-первых, на односторонность договорно-либеральной формулы свободы, популярной в XIX в. Согласно этой формуле, к любому усилению правительственной активности относились с подозрением как к потенциальному ограничению свободы граждан или членов общества. Аналогична и точка зрения анархистов. Сформулированное выше утверждение означает, однако, что усиление правительственной активности далеко не всегда ведет к ограничению свободы. Если правительство не в состоянии предпринять энергичных действий, которых от него ждут члены общества, особенно в периоды бедствий, это будет квалифицироваться ими просто как бессилие и неспособность отстаивать интересы общества. С другой стороны, правительство, следующее принципу laissez-faire, зачастую служит не делу свободы членов группы, а прямо противоположной цели. Это напоминает ситуацию, когда, видя, как жестокий бандит измывается над ребенком или физически сильный человек принуждает более слабого поступать себе во вред, наблюдатель предпочитает не вмешиваться.
Приведенные соображения объясняют, почему тоталитаризм сам по себе не обязательно означает ограничение свободы членов общества, а принцип laissez-faire сам по себе не обязательно тождествен свободе. Все зависит от разновидности тоталитаризма и laissez-faire. Если тоталитаризм носит характер семейственный, он лучше всего способствует реализации свободы членов группы, если же он носит характер принудительный, то действительно ограничивает их свободы. То же самое справедливо и относительно laissez-faire. Если этот принцип соответствует желанию членов группы, а сами они высоко социальны и относятся друг к другу как «братья», то laissez-faire является режимом свободы. Если же большинство членов общества, страдающих от псевдодоговорных отношений, мечтают о справедливом и сильном правительстве, которое способно помочь им и обуздать тех, кто чинит насилие над другими, то тогда правительство, руководствующееся принципом laissez-faire, должно уступить место режиму принуждения.
Означает ли это, что современный тоталитаризм — то же самое, что и свобода? Если бы по своей сути он был семейственным, то безусловно. Но, как мы уже знаем, он носит семейственный характер лишь в незначительной степени, а в главном и по преимуществу — принудительный. Наличие грубых и жестоких принудительных мер, используемых явно произвольно, без ма-
30. Флуктуация количественных аспектов общественных отношений 657
лейшего ограничения, законов, юридически или фактически устанавливающих военное положение, бесчисленное число жертв и противников, опора на безграничное физическое насилие — эти и другие симптомы вполне надежно свидетельствуют, что тоталитаризм не отвечает чаяниям всего населения современных тоталитарных государств или хотя бы значительной его части. Для них он, несомненно, означает не расширение свободы, а радикальное ее ограничение, даже по сравнению с той призрачной свободой, которой они обладали при псевдодоговорном режиме в начале этого века.
Будучи таковым, нынешний тоталитаризм есть порождение условий переходного периода. Как таковой он не может существовать в своей нынешней форме в течение сколько-нибудь длительного времени; он должен превратиться либо в семейственный тоталитаризм, либо выродиться в режим голого и грубого насилия, который рано или поздно будет свергнут или обуздан.






