2015-05-06
225
Кажется невозможным, что я могу чувствовать больше, но когда он понимает, что я близка, то начинает стонать в меня, поощряя своим голосом, запуская два пальца внутрь и оставляя влажный след от языка, кружа, кружа, кружа...
Головокружение заполняет меня прежде, чем я падаю, расплываюсь, дрожу из-за блаженных спазмов, это чувство настолько замечательное, как ходить по острому лезвию удовольствия. Это оргазм, и притом такой мощный, что мои ноги невольно пытаются сомкнуться, а бёдра выгибаются дугой от стола.
Он держит меня распростёртой, трахая пальцами между ног, пока я не задыхаюсь, расслабленная, пытаясь сесть и притянуть его к себе.
Он поднимается на ноги, вытирая рукой рот.
- Мне нравится этот звук, когда ты кончаешь.
Его волосы выглядят в беспорядке из-за моих рук, губы опухли из-за того, что он так усердно посасывал.
- Я хочу тебя в моей кровати, - говорит он, отодвигая стул в сторону. Ансель подает мне руку, помогая спуститься со стола на мои дрожащие ноги. По пути в комнату, он ослабляет галстук, расстёгивает рубашку, снимая по пути ботинки. К тому времени как мы добираемся до его комнаты, брюки падают вниз, он жестом показывает сесть мне на край кровати.
Он стоит передо мной в двух шагах, держа свой член, произнося только одно:
- Соси.
Наклоняется, и мои зубы сжимаются от того, насколько сильно я хочу попробовать его. Подушка, на которой я сплю каждый день, не имеет ни капельки его настоящего запаха. Он пахнет лёгкой испариной, травой и морской водой. На запах он съедобен, и трудно описать как он чувствуется, когда я сжимаю руки вокруг его члена. Он как сталь в моей ладони - настолько напряжен, и я не знаю сколько ещё сможет прождать.
Я облизываю, потом ещё и снова, вверх и вниз по всей его длине, пока он не становится влажным и скользким и легко не скользит в мой ротик. Я дрожу; дикий земной вкус, так он ощущается во мне. Когда сначала он запускает руку мне в волосы, заботливо руководя, а затем усиливает хватку, чтобы проникнуть глубже, издавая грубый стон освобождения, я понимаю, что никогда раньше Ансель не был столь грубым, даже диким, как сейчас. А потом он молчит, кончики его пальцев прижаты к моей голове, он позволяет мне руководить, только иногда проникая глубже. В моём рту он чувствуется настолько большим, губы так и поглощают его. И я пожираю его. Я никогда не любила делать это так, как я делаю с ним, его толстый член, гладкая кожа и пульсирующая головка. Я оборачиваю язык вокруг его основания, и начинаю сосать быстрее.
Он выпускает хриплый дикий звук перед тем, как отстраниться, сжимая руку вокруг члена.
- Раздевайся.
Я поднимаюсь на свои дрожащие ноги, снимаю чулки, юбку, корсет и, наконец, кружевное бельё. Он наблюдает за мной, глаза тёмные и нетерпеливые, рычит:
- Allonge-toi. – Немного приподнимает мой подбородок и не торопясь повторяет на английском, - Ложись.
Я быстро возвращаюсь на кровать, широко распахнув глаза и удерживая зрительный контакт. Облокачиваюсь на спинку и раздвигаю ноги. Я хочу почувствовать его. Только его. Прямо сейчас - я могу видеть отражение своего желания в его глазах - он знает, что я дам ему всё. Ансель подается вперёд, касается рукой внутренней части бедра и одним долгим движением входит.
Весь воздух покидает меня и в течение нескольких разбитых секунд, я не могу вздохнуть. Пытаюсь вспомнить как правильно дышать, напоминая себе, что это вовсе не его член выбивает из меня весь воздух, так лишь кажется. Я и забыла как он ощущается во мне: уверенный, командующий. Чувствовать его тепло, и больше ничего между нами...он лишает меня воздуха, моих мыслей, я потеряна.
Он не двигается целую вечность, просто смотрит вниз, туда, где входит в меня. Он такой твёрдый, что,должно быть, причиняет ему дискомфорт, и я могу чувствовать как его рука сжимает простынь над моей головой.
- Тебе необходимо напомнить? - шепчет он.
Я отчаянно киваю, хватаясь за него, поскольку мои бёдра отодвигаются на кровати, я такая изголодавшаяся. Он выходит так медленно, что мои ногти впиваются в кожу его бедер, прежде чем я понимаю, что делаю. Он шипит, входя в меня обратно с тихим стоном.
И затем он выходит и снова входит, трудно и мучительно, его темп - целое наказание. Наказание за тот отпечаток на окне, за то расстояние, которое появилось между нами. Наказание, за то, что забыла, что секс с ним такой, и нет ничего лучше. Он склоняется надо мной, его кожа трётся о мою, где мне это больше всего нужно, пот блестит на его лбу и ровной поверхности груди. Я извиваюсь вокруг него, облизывая его ключицу, шею, наклоняя его голову к моей, чтобы чувствовать его глубокий стон удовольствия, напротив моих зубов, губ и языка.
Мои бёдра дрожат напротив его, удовольствие нарастает, мне нужно, чтобы он жёстче входил, мои пальцы отчаянно толкают его бёдра, умоляющие слова неразборчивы. Я чувствую, как мой оргазм нарастает всё сильнее и сильнее, пока он не вырывается наружу, принося с собой дрожь, сжимая все ощущения. Я выгибаюсь на кровати, в крике произнося его имя снова и снова.
Он приподнимается на руки, смотря как я извиваюсь под ним, и через замутнение моего оргазма я вижу, что он тоже на подходе. Его движения стали более резкими и сильными, от прикосновения нашей кожи слышен звук, который делает меня более дикой, заставляя задаться вопросом, нахожусь ли я на грани ещё одного оргазма, который пришёл так скоро.
- Ну ещё немного, - кричу. - Я...
- Покажи мне, - рычит он, опуская руку между нами, стимулируя мой клитор.
Я приподнимаюсь на кровати, моё тело пульсирует во втором оргазме, рассудок затуманен.
Шея Анселя напряжена, зубы стиснуты, глаза прищурены и он стонет:
- Чёрт, - бедра Анселя напряжены, и когда он вбивается в меня, слышны громкие шлепки от соприкосновения наших тел. Он падает сверху, я чувствую, как Ансель вздрагивает во мне и под моими руками.
Я испускаю судорожный вздох, обвиваю его бёдра своими ногами, когда чувствую, что он выходит.
- Нет, - произношу ему в шею. - Останься.
Он наклоняется, его рот замирает на моей груди, посасывая, язык бродит по моей шее, к подбородку, пока он медленно двигается во мне вперёд и назад. Он кажется ненасытным, и даже то, что он уже получил оргазм, не даёт ощущения, что мы законченности. Как только его рот находит мой, я снова теряюсь, теряюсь в его языке, который попеременно гладит меня и исчезает. Похоже, его тело только на секунду расслабляется во мне, прежде чем я чувствую, что он снова двигается, медленно удлиняясь, пока не начинает двигаться всерьёз, длинными толчками, проникая в меня.
В этот раз он нетороплив. Глубоко целуя меня каждую секунду, позволяет полностью раствориться в страсти и наслаждении. И я жажду большего.
Он скатывается с меня, издавая стон облегчения. Я прижимаюсь к нему в темноте, моё сердце ещё участвует в гонке, кожа влажная от пота.
- Ох, - шепчет он, целуя меня в макушку. - А вот и она.
Я целую его шею, скольжу языком по коже, где чувствую солёный привкус его и своего пота.
- Спасибо тебе за это, - говорит он. - Мне понравилось то, что мы сделали сегодня вечером.
Моя рука путешествует по его животу, груди, и я закрываю глаза спрашивая:
- Расскажи мне про окна.
На мгновение он замирает, прежде чем выдохнуть и медленно вдохнуть.
- Это сложно, наверное.
- Ну, сейчас мне некуда торопиться, - говорю я, улыбаясь в темноте.
Его губы прижимаются к моему виску, затем он говорит.
- Моя мама, как я уже говорил, американка. - Я смотрю на его лицо, опираясь на грудь, но тяжело что-то разглядеть в темноте. - Она переехала во Францию, как только окончила школу, и работала горничной.
- Ох,- говорю я, улыбаясь. - Может быть, мой выбор костюма был слегка странным для тебя.
Он стонет, щекоча меня.
- Я уверяю тебя, что ты не заставила меня думать о мой матери сегодня ночью.
После того, как я успокаиваюсь, он продолжает:
- Её первым рабочим местом стал дом бизнесмена Чарльза Гийома.
- Твой отец, - говорю я.
Он кивает.
- Моя мама - замечательная женщина. Заботливая, щепетильная. Я представляю, какой она была идеальной домработницей. Полагаю, что эти черты характера мне достались от неё и отца. Он требовал, чтобы дом был идеален. Был одержим этим. Он требовал, чтобы я нигде не оставлял следов. Ни на зеркале, ни на окнах. Чтобы не крошил в кухне. Чтобы детей не было ни видно, ни слышно. - Он делает паузу, но когда продолжает, его голос становится более чётким. - Возможно, наши отцы не очень то милы, но может, поладят друг с другом?
Я задерживаю своё дыхание, стараясь не двигаться или моргать, чтобы не разрушить этот миг. Каждое слово - как дар, и я ненасытна к каждому маленькому кусочку его истории.
- Расскажи мне о них.
Он придвигает меня ближе, запуская руки в волосы на затылке.
- У них стали развиваться отношения, когда моей матери было двадцать, а отцу сорок четыре. Из того, что рассказывала мне мама, он был очень страстным. Уничтожил её. Она никогда не планировала оставаться так надолго во Франции, но влюбилась в Чарльза, и я не знаю, излечится ли она когда-нибудь.
- Излечится?
- Мой отец тот еще мудак, - говорит он, сухо посмеиваясь. - Контролирующий. Одержимый домом, но это я уже говорил. Чем он старше, тем хуже становится. Но я думаю, что у него была некая харизма, которая привлекла её. - Улыбаюсь в темноте, когда он произносит это, зная, что Ансель может стать лучше, однако свою харизму и очарование он получил именно от отца. - В то время, когда они были вместе, он был женат на другой женщине. Она жила в Англии, и мой отец отказался покидать свой дом, чтобы жить с ней, а моя мать не знала, что эта женщина вообще существовала. Когда мама забеременела мной, мой отец хотел, чтобы она осталась среди слуг, и запретил ей говорить, что этот ребенок был от него. - Он немного смеётся. - Все обо всём знали, и когда мне исполнилось три или четыре года, я стал полной его копией. В конце концов, его жена узнала всё. Она развелась с отцом, а тот не женился на моей матери.
Я чувствую напряжение в груди.
- Ох.
- Он любил ее, - говорит он спокойно, и я поражена тем, как Ансель это говорит. Его английский идеален, акцент возвышает слова, склоняя их так, что его " х " почти не слышно, а его " р " всегда гортанна. Ему удается звучать идеально и небрежно. - Он любил её, хотя и странным образом, но он заботился о том, чтобы мы ни в чём не нуждались, даже настоял на оплате, когда моя мама захотела посещать кулинарные курсы. Но он не из тех людей, которые очень щедро любят: он эгоистичен, и не хотел, чтобы моя мать оставляла его, даже при том, что у него было много других женщин в те годы. Они всегда были или дома или на работе. Он был неверен ей, несмотря на то, что сходил с ума от мамы и сам был собственником. Он говорил, что любил её, как никого другого. Он ожидал, что она поймёт, что его интересы к другим женщинам, никак не относятся лично к ней. Но, конечно, она бы никогда не изменила отцу.
- Ого, - говорю я спокойно.
Признаться честно, я не многое знаю о браке моих родителей. Их отношения скучны и однообразны по сравнению с тем, что рассказал Ансель.
- Ага. Поэтому когда моя бабушка заболела, у мамы выдался шанс покинуть Францию, вернуться в Коннектикут, и побыть с ней, пока та не умерла.
- Сколько тебе было, когда она уехала?
Он сглотнул, говоря.
- Шестнадцать. Я жил с отцом, пока не поступил в университет.
- Твоя мама вернулась?
Я могу чувствовать, как он покачал головой.
- Нет. Я думаю, ей было тяжело уезжать, но когда она это сделала, то поняла, что так было правильно. Она открыла пекарню, купила дом. Она хотела, чтобы я закончил здесь школу, с моими друзьями, и будучи так далеко, это угнетало её. Вот почему я поехал в Штаты в школу права. Может быть, она вернулась бы сюда, если бы я попросил, но я не стал.
Когда я киваю, он продолжает:
- Я поступил в университет Вандербильд, который, конечно, расположен не так близко к ней, но гораздо ближе, чем Франция. - Он поворачивает голову, немного отстраняясь, чтобы посмотреть на меня. - Я всё ещё намереваюсь переехать туда. В Штаты. У неё никого больше нет.
Я киваю, пряча своё лицо в его шее, чувствуя облегчение.
- Ты останешься со мной? - спрашивает он тихо. - Пока тебе не нужно будет поехать в Бостон?
- Да. Если ты этого хочешь.
Он отвечает поцелуем, который углубляется, и запускает свои руки в мои волосы, его стон, немного отчаянный, заполняет мою голову. В мгновение ока, меня пробирает ужас от реальности, от интенсивности чувств к нему, что рано или поздно нам необходимо будет закончить эту игру в супругов, и придётся вернуться в реальную жизнь. Я задвигаю это чувство подальше, потому что я чувствую себя слишком хорошо на данный момент. Его поцелуи медленные и податливые, пока улыбаясь, он не прижимается ко мне.
- Хорошо, - говорит он.
Этого на сегодня достаточно. Я чувствую, как сон поглощает мои глаза и мысли. Моё тело ноет и чувствуется приятно использованным. В течении нескольких секунд я слушаю медленный, размеренный ритм его сонного дыхания.
ГЛАВА.
В первые секунды, я смутно осознаю, что происходит, слыша, как тарабанят в дверь. Вздрагиваю в кровати, полностью дезориентированная, не понимая происходящего. Около меня, широко распахнув глаза, подскакивает Ансель. Отбрасывая в сторону покрывало, он натягивает боксеры и выходит из комнаты. Я слышу разговор. Как Ансель обращается к гостю, голосом все еще затуманенным от глубокого сна. Я никогда не слышала от него подобной строгости раньше. Должно быть, Ансель вышел на лестничную клетку, потому что его голос пропал после щелчка двери. Я стараюсь поскорее прогнать сонное состояние. Хочется дождаться его и убедиться, что всё в порядке, и сообщить, как сильно мне нравится его голос. Но должно быть, я устала сильнее,чем думала, и после этой мысли, мои глаза закрываются.
Я чувствую, как воздух проникает под простыни и прикасается к моей коже, когда Ансель возвращается в кровать. Он пахнет травой, солью и специями. Я перекатываюсь на его сторону, мой разум всё ещё затуманен, и в нём царят пикантные мысли...и как только его прохладное тело касается меня, тепло вспыхивает внизу живота. Я уже непроизвольно хочу его. Часы возле кровати подсказывают, что сейчас почти четыре утра.
Его сердце колотится под моей ладонью, грудь гладкая, крепкая, и обнажённая, но он захватывает мою блуждающую руку в свою, и я не могу спуститься к его животу и ещё дальше.
- Мия, - говорит он тихо.
Постепенно я вспоминаю, что он ходил открывать дверь.
- Всё хорошо?
Он медленно выдыхает, видно пытаясь успокоиться, и я скорее ощущаю, чем могу различить его кивок в темноте. Лунный свет, который проникает в комнату, освещает только самый край кровати.
Я прижимаюсь к нему телом, скользя своей ногой по его. Его мышцы, крепкие под тёплой, мягкой кожей, я останавливаюсь, когда достигаю бедра, немного задыхаясь, когда он выгибается и стонет. Он всё ещё в боксерах, но ниже моего бедра он уже твёрд. Под моей ладонью, его сердце восстанавливает свой ритм.
Я не могу находиться так близко к нему - даже в полудрёме - и не желать большего. Я хочу откинуть одеяло и спустить с него боксеры. Хочу чувствовать тепло его бёдер на моей коже, и чтобы он, наконец, разделся. Я мурлычу напротив его кожи и дрожу - наполовину осознавая, наполовину нет - несколько длинных мгновений, прежде чем чувствую отзывчивость его тела.
Наконец, это срабатывает, и он поворачивается ко мне, спуская боксёры вниз, отодвигая их достаточно далеко, чтобы освободить свою эрекцию.
- J’ai envie de toi [Хочу тебя], - шепчет он в мои волосы, когда я скольжу по его длине, пробуя, прежде чем войти в меня с глухим звуком вожделения. - Я всегда тебя хочу.
Секс без слов, без игр и притворства. Мы просто оба хотим достичь одной и той же вершины блаженства. Мои движения полны ленивой сонливости и-та-полуночная-храбрость, с помощью которой я оказываюсь сверху него, держа свою голову на его плече, скользя по его члену. Движения Анселя нарочито медленные, он преднамеренно такой нежный и осторожный со мной.
Он как правило, более разговорчив. Может, это связано с тем, что уже поздно, но я не могу избавиться от чувства, словно он вовсе не хотел покидать прихожую и возвращаться в спальню.
Но затем его руки жадно гладят моё тело, сжимая мои бёдра, и любое беспокойство сменяется на удовольствие.
- Ты так чертовски хороша, - рычит он, двигаясь во мне, встречая мои движения на полпути. Это больше не выглядит сонным или расслабленным. Я вот-вот кончу, как и Ансель, преследуемая звуками его приближающегося оргазма и желания, что поднимается вверх по моей спине. Я наполнена им, переполнена чувствами, который едва ли могу держать в себе: чистоты и теплоты, жажды и дикости.
Он толкает меня, и я сажусь прямо. Руками подталкивает и опускает мои бедра, позволяя объездить его, врываясь в меня глубже и жестче.
- Оттрахай меня, - рычит он, поднимая одну руку, чтобы дотронуться до моей груди. - Трахни меня жёстче.
И я исполняю его желание. Опираюсь руками о его грудь и опускаюсь, скользя вниз и вверх на нём снова и снова. Я никогда не была такой дикой и никогда так быстро не двигалась. Трение между нами удивительное, тонкое и грубое, резкий вдох и я уже на грани, мои ногти впиваются в его кожу, отчаянные звуки срываются с моих губ.
Я хочу
Так сильно
Так близко
Так жёстко, ох
Божечки мой
Он рычит, замечая мои непрошеные слезы, садится, пальцы впиваются в мои бёдра, зубы прижимаются к моей ключице, и он вонзается в меня, сопровождаясь хриплым криком, после заключительного, зверского толчка.
Его руки плотно сжимаются вокруг моей талии, вжимаясь лицом в мою шею, он хватает воздух. Я чувствую, что голова кружится, а мышцы ног начинают болеть. Он, кажется, не хочет меня отпускать, но я должна поменять положение, и осторожно опускаюсь рядом с ним на кровать. Без слов он поворачивается ко мне лицом, запрокидывая мою ногу себе на бедро, медленно дотрагиваясь всё ещё своим твердым членом моего клитора, он целует мой подбородок, щёчки, губы.
- Я хочу ещё, - признается он в сумраке комнаты. – Не могу насытиться тобой.
Я слегка двигаюсь вниз, а он снова входит в меня. Это не продлится долго, но это чувство - медленные движения, никакого пространства между нами, чёрная ночь, растёкшаяся по кровати как бархатное покрывало - приносит боль моим костям, из-за того, что происходит между нами.
- Я просто хочу заниматься любовью с тобой весь день, - он говорит напротив моих губ, касаясь их. - Я не хочу думать о работе, друзьях или даже о еде. Я хочу существовать только для тебя одной.
От этого я хочу спросить его, что произошло возле входной двери.
- Ты в порядке?
- Да. Я просто хочу погрузиться в тебя и уснуть. Может быть, наши тела будут заниматься любовью, пока наши мозги будут спать.
- Нет, я не о том, - осторожно произношу я, - кто приходил?
Он спокойно произносит:
- Пэрри.
Пэрри. Это тот друг, которого не было в Вегасе с остальными.
- Что он хотел?
Он медлит с ответом, а затем, целуя мою шею, наконец произносит:
- Я не знаю. Посреди ночи? Я действительно не знаю.
ГЛАВА.
Мне не обязательно открывать глаза, чтобы понять, что ещё темно. Кровать всё ещё тёплая; простынь гладкая и пахнет Анселем и стиральным порошком. Я так устала, разрываясь между явью и сном, что слова, которые он шепчет мне на ушко, похожи на пузырьки, которые поднимаются вверх из воды.
- Ты хмуришься во сне? - Теплые губы прижимаются к моему лбу, кончики пальцев разглаживают морщинки. Он целует одну щёчку, затем другую, проводит носом вдоль моей скулы к ушку.
- Видел твою обувь возле двери, - шепчет он. - Ты что, обошла весь Париж? Она полностью изношена.
Не так уж он и далек от истины. Париж - это бесконечная карта, которая всё дальше раскрывается передо мной. Возле каждого угла расположена ещё одна улица, ещё один памятник, другое, более старое здание еще прекраснее того, что я видела прежде. Когда я дохожу до одного места, мне интересно что находится дальше, и так далее. Я никогда прежде не хотела потеряться в городе.
- Мне нравится то, что ты познаешь мой город. И, да поможет Бог парням, которые видели тебя в этом сарафане, который висит в ванной. У тебя появятся поклонники и будут преследовать тебя до дома, и я буду вынужден их проучить.
Я чувствую, как он улыбается возле моего лица. Кровать немного прогибается, и я ощущаю его дыхание в моих волосах. Расслабляю мышцы лица, а так же дыхание, потому что совсем не хочу просыпаться. И не хочу, чтобы он прекращал говорить.
- Сегодня суббота...я постараюсь пораньше вернуться домой, - говорит он, и я слышу усталость в его словах. Не уверена, что полностью осознаю, как ему тяжело быть ответственным передо мной и своей работой. Я думаю, что ему тяжело разрываться между нами.
- Попросил тебя сюда приехать, а сам постоянно пропадаю. Не хотел я, чтобы так случилось. Я просто... Я не обдумал всё это. - Он улыбается в мою шею. - Все, кого я знаю, закатили бы глаза. Оливер, Финн...особенно моя мама, - говорит он с любовью. - Сказали бы, что я импульсивный. Но я хочу быть лучше. Хочу быть лучше для тебя.
Я почти всхлипываю.
- Ты не проснешься, Cerise? Не поцелуешь меня на прощание своим ротиком? Этими губками, из-за которых я попал в беду? Я вчера был на собрании, и когда меня вызвали, никак не мог понять о чём они говорят. Всё о чём мог думать, так это о твоих вишнёвых губках вокруг моего члена, и потом, прошлой ночью...ох. Вещи, о которых я буду думать сегодня. Ты добьёшься того, что меня уволят, и когда мы окажемся на улице без гроша в кармане, и ты никого не сможешь обвинить, кроме своего ротика.
Я не могу больше сдержать свой смех и хохочу.
- Наконец-то. - Говорит он, мурлыча в мою шею. - Я уже начал беспокоиться, и подумал о пожарной сигнализации.
Даже после того, как я проснулась в одиночестве спустя несколько часов, я помню, что он прошептал мне в шею и на ушко. Перевернувшись на спину, всё ещё с закрытыми глазами, сонно обернулась вокруг него, ткань его костюма груба, шёлк его галстука щекотал мою грудь. Будь я более бодрой, то заставила бы его хорошенько попотеть, наблюдая, как Ансель сверяет свои отпечатки пальцев с маленькими синячками, которые оставил на моей коже.
Ансель оставил мне завтрак. Кофе и круассан ожидали меня на столешнице, а так же кружевной чепчик, который шёл в комплекте с моим костюмом, и новый список фраз под моей тарелкой.
Сколько сейчас времени? Quelle heure est-il?
В котором часу вы закрываетесь? A quelle heure fermez-vous?
Разденься, пожалуйста. Déshabille-toi, s’il te plaÎt.
Трахни меня. Жестко. Baise-moi. Plus fort.
Мне нужен большой вибратор, такого же размера, как у моего мужа. Je voudrais le gros gode, celui qui se rapproche le plus de mon mari.
Это был самый лучший оргазм в моей жизни. C’était le meilleur orgasme de ma vie.
Я собираюсь излиться в твой ротик, красотка. Je vais jouir dans ta bouche, beauté.
Я всё ещё улыбаюсь, когда захожу в душ, вспоминая события прошлой ночи, которые постоянно всплывают в моей голове. В квартире Анселя давление воды ужасное и она еле тёплая. Я еще раз напоминаю себе, что это далеко не Сан-Диего, где единственным человеком, который боролся за горячую воду по утрам была моя мама, возвращаясь с занятий по йоге. На минуточку стоит учесть, что здесь же семь этажей жильцов. И я напоминаю себе, что завтра нужно будет пожертвовать часом сна, чтобы принять горячий душ. Но это не единственная вещь, которой я себя лишила. Те немногие интимные моменты, которые были сегодня утром, когда Ансель всё ещё думал, что я сплю, стоили этого холодного душа. Многие из них.
Когда я прохожу мимо кондитерской к метро, УстрашающаяСимон стоит и курит.
- Не день, а черти что, - говорит она, выдыхая дым. - Мы распродали все самые популярные булочки, и я пролила на себя кофе. ЧМЖ.
Я не знаю, почему сижу с ней во время её перерыва и слушаю жалобы на то, что она уже двадцать лет без копейки в кармане, что ее бойфренд всегда забывает закрыть кафе перед уходом и что между сигаретой и убийством покупателя – она долго не задумываясь, выберет покупателя, поэтому и не может бросить курить. В действительности, она не слишком милая особа. Может быть, я сижу здесь из-за того, что она американка и так приятно поболтать с кем-то, кроме Анселя, на языке, который я понимаю. Или может быть, я просто изголодалась по человеческому общению. В итоге… такое общение выглядит действительно удручающе.
Когда она докуривает последнюю сигарету, а мой кофе уже остыл, попрощавшись, я иду в сторону метро и прогуливаюсь по кварталу Маре, пока не приходит время возвращаться домой.
Здесь много старых зданий наряду с множеством картинных галерей, маленьких кафе и дорогостоящих бутиков отчего район и стал популярным. То, что я больше всего люблю в кварталах - это извилистые улочки, а также маленькие дворики, которые так и манят узнать об их истории или же просто для таких, как я - посидеть с романчиком в руке, окунувшись в любовную историю героев.
В тот самый момент, когда у меня урчит живот, и я готова к обеду, вибрирует телефон в сумке. Я все еще удивлена приятной тяжести в груди при взгляде на фото Анселя, высветившееся на экране телефона - селфи с розовыми щеками и дерзкой усмешкой.
Это нежность или любовь? Так что же я чувствую? Святой Иисус, мне определенно нравится, когда он находится рядом, и я постоянно хочу касаться его. Дело не только в том, что он великолепен и очарователен. Помимо этого, Ансель добрый и вдумчивый. И ему никогда не придет в голову осудить кого-то за его поступки. Присущая ему легкость обезоруживает, и я не сомневаюсь - куда бы он не пошел и чтобы не делал - никто не останется к Анселю равнодушным. Будь он мужчиной или женщиной.
Я почти уверена, что старушка, которая управляет магазинчиком на углу нашего дома, влюблена в него. По правде говоря, я уверена, что все, кто знает Анселя, очарованы им. И в самом деле, кто может винить её? Однажды вечером, я видела как она что-то не переставая щебетала на французском, а затем последовала пауза, после которой она прижала свои морщинистые ладони к лицу, словно то, что ответил милый мальчик, огорчило её. Позже, когда мы шли по тротуару и ели мороженое, он объяснил мне, что она рассказала, как сильно он напоминает ей парня, в которого она влюбилась в университете и как вспоминает об этом каждое утро, когда Ансель заходит за кофе.
- Она поблагодарила меня за то, что ненадолго окунулась в студенческие времена,- рассказывает немного неохотно Ансель, а затем поворачивается ко мне с кокетливой улыбкой. - И была рада видеть меня женатым на красивой девушке.
- Да уж, всё потому, что ты превращаешь пожилых бабулек в резвых молодок.
- На самом деле я переживаю только за эту даму. - Он поцеловал меня в щечку. - И я не хочу превратить тебя в резвую девицу. Я хочу тебя обнажённую и молящую кончить на мой рот.
Я прежде не знала никого, кто бы обладал такой смесью сексуальности и притворной невинности. Так что, читая его сообщение и пересекая оживленную улицу, я испытываю смесь страха и непонятного азарта.
«ПРОШЛОЙ НОЧЬЮ БЫЛО ВЕСЕЛО», там написано.
Я кусаю губы, придумывая, что ответить. Факт в том, что он понял, что я делала, поэтому согласился на игру, и даже предложил сыграть ещё раз, хорошо...
Я делаю глубокий вдох. «ОЧЕНЬ ВЕСЕЛО,» отправляю я.
«БЫЛО ПРИЯТНО ОТБРОСИТЬ ВСЕ СВОИ МЫСЛИ?»
Солнце находится высоко над головой, и на улице примерно около 30 градусов жары, но благодаря только одному предложению, ему удается сделать так, что по моим рукам и ногам пробежали мурашки, а соски стали твёрдыми. Если уж затронули эту тему, сознаюсь, подтверждение того, что мы сделали, чувствуется как что-то развратное, если посмотреть на крошечный костюм, висящий сегодня утром в его шкафу, среди его одежды, которую он носит на работу каждый день.
«ДА», я печатаю, и если текст сможет прийти с придыханием, то именно так это будет звучать.
Затем следует длинная пауза, прежде чем он снова начинает набирать сообщение и мне интересно, ему сейчас так же тяжело ответить, как и мне? «Думаю, мы сможем снова позабавиться?»
Я даже не задумываюсь. «ДА.»
Его ответ приходит погодя; чувство как будто он набирает сообщение целую вечность. «ИДИ К СТАНЦИИ МАДЛЕН, НА 14 ПЛАТФОРМУ И СОЙДИ НА ШАТЛ. ПРОГУЛЯЙСЯ ДО ЦЕНТРА ЖОРЖА ПОМПИДУ, ДОМ 19, УЛИЦА БОБУР, (БОЛЬШОЙ МУЗЕЙ, ТЫ ЕГО НЕ ПРОПУСТИШЬ). НА ЭСКАЛАТОРЕ ПОДНИМИСЬ НА ВЕРХНИЙ ЭТАЖ. ПОДОЖДИ В БАРЕ РЕСТОРАНА ЖОРЖ 19:00 (7:00pm). ЛУЧШИЙ ВИД ВО ВСЕЙ ОКРУГЕ»
Я достаточно близко, чтобы дойти пешком. У меня уже кружится голова от предвкушения, что ползет по позвонкам и окутывает кожу, словно я погружаюсь в теплую ванну. Мои конечности вдруг тяжелеют, а всё тело ноет, я должна зайти под навес перед книжным магазином, чтобы взять себя в руки. Думаю, это чувство подобно тому, которое испытывает бегун на короткой дистанции, услышав выстрел в воздух на старте.
