Тебе, мчатся к тебе

... Если ты действительно открыт им, ты будешь чувствовать их

утешительное присутствие.

Когда мы поймем, что в истории Моники ничего необычного нет, что на

самом деле такое случалось всегда и происходит прямо сейчас с тысячами

людей, -- тогда мы будем готовы тому качественному прыжку, о котором мечтает

все человечество. К прыжку в завтрашний день, когда мы возродимся в облике

Новых Людей.

Уже есть Учителя, достигшие этого уровня, и они сейчас пытаются

пробудить нашу планету. Во многих странах, среди многих народов они --

отверженные, ибо их взгляды нарушают status quo, вынуждают людей

пересмотреть свое отношение к себе, заставляют нас с пугающей ясностью у

деть, что мы сделали друг с другом и как все можно исправить -- достаточно

просто познать и принять себя, Какие Мы Действительно Есть.

Настало время покончить с разобщенностью. Мы до;

ны "пригласить в свой дом" тех, кто раскрывает перед на наше же

величие. В прошлом мы осыпали их насмешка осуждали, избегали -- и даже

распинали. Теперь у нас явилась возможность признать, что проницательность,

мудрость и даже дар пророчества -- штука обычная.

Как и...

17

ДАР ЦЕЛИТЕЛЬСТВА

Мы уже встречались в этой книге с Биллом Такером, живущим неподалеку от

Милуоки, штат Висконсин (глава 2). Это тот самый неверующий менеджер

агентства недвижимости, чья челюсть изумленно отвисала с каждым этапом

осуществления чуда Джонсонов. Билл рассказал мне, что с того дня его жизнь

буквально полна чудес, и когда он поведал мне еще об одном, --

поразительная, яркая история, --я не смог удержаться, чтобы не включить в

этот сборник и ее, ибо она очень выразительно иллюстрирует центральную мысль

всей книги:

Вещи, н которых мы не знаем, есть. Прямая связь между человеком и

Божеством существует. И эта связь используется гораздо шире, чем думает

большинство из нас.

Как "Беседами с Богом" я надеялся наконец рассеять иллюзию о том, что

Бог больше не общается с людьми напрямую, так этой книгой я надеюсь со всей

очевидностью показать, что необычайное обыденно.

Как только до нас "дойдет" это, мы сразу же поймем, что все наши

представления о жизни на Земле были до сих пор в лучшем случае неточными,

искаженными и неполными.

А затем мы искренне попытаемся выяснить, как все обстоит в

действительности.

Тем, кто глубоко укоренились в нашей ограниченной и скудной жизни,

может быть не слишком легко воспринимать новую реальность. Те же, кто уже

готовы к коллективному перерождению в Новых Людей в новом обществе, рады

любым свидетельствам нашей готовности и способности вместе создавать этот

новый для человечества опыт.

Итак, сейчас я передаю слово Биллу Такеру. Послушайте его вторую

историю, на этот раз от первого лица:

* * *

Холодным февральским днем 1990 года мать позвонила мне из милуокской

больницы святой Марии.

--Немедленно приезжай в больницу! --взмолилась она.

--В чем дело? -- спросил я.

--Твоему папе стало плохо, и я вызвала скорую помощь, -- плакала она в

трубку, -- а теперь они отказываются говорить мне, в чем дело.

Я вскочил в машину и помчался в больницу святой Марии. Меня отправили в

онкологическое отделение. В то время я не знал, что онкология имеет какое-то

отношение к раку. Мать отвела меня к врачу, и я спросил, почему он не хочет

с ней разговаривать.

-- Потому, что у меня очень плохие новости, и я хотел, чтобы рядом с

ней был кто-то из родных.

-- Ладно, -- сказал я, -- в чем дело?

-- Обнимите-ка маму за плечи и держите покрепче, -- велел врач, и я его

послушался. -- Ваш отец умирает от рака... и мы уже ничего не можем сделать.

--О, Боже, не-е-е-ет! --закричала мать и обмякла в моих руках.

-- Но вы же можете сделать хоть что-нибудь, доктор? -- взмолилась она.

-- Очень жаль, но он курил в течение пятидесяти лет, и восемьдесят

процентов его легких разрушены. Мы не можем облучать, поскольку в этом

случае понадобилась бы слишком большая доза на слишком большую площадь: мы

бы просто разрушили все остальные органы. Опять же, мы не можем использовать

и химиотерапию, ибо требуемое количество препаратов его просто искалечит и

усугубит страдания в последние дни его жизни. И мы не можем его оперировать,

потому что в этом случае пришлось бы полностью удалить оба легких и ему было

бы нечем дышать.

Мать изо всех сил пыталась отыскать хоть какой-то проблеск надежды:

-- Сколько ему еще осталось? Доктор помолчал и ответил медленно:

-- Полгода он не протянет... -- и кивнул мне, чтобы я снова поддержал

мать. Я понял, что плохие новости еще нe закончились.

--Доктор, -- снова взмолилась мать, -- в июле мы собирались отдохнуть

во Флориде. Он сможет поехать?

-- Думаю, вы не поняли, ваш муж едва ли доживет до июля.

Мать посмотрела на меня расширившимися глазами, словно доктор сказал

что-то неприличное.

--Что он говорит, Билл?

--Доктор пытается как можно мягче объяснить тебе, мама, что папа умрет

гораздо раньше, чем через шесть месяцев, --мать снова застонала и упала мне

па руки. Мы привели ее в чувство при помощи нашатыря.

Вся дрожа, она попросила:

-- Пожалуйста, доктор, скажите прямо, сколько ему осталось?

Я кивнул врачу, и он ответил:

-- Ну... наверняка сказать, конечно же, нельзя... -- тут я нетерпеливо

закатил глаза, -- но не думаю, что он протянет более трех недель, -- сказал

доктор и торопливо добавил: -- Однако мы можем выписать ему обезболивающие.

Можно сделать ему и облучение, но это не особенно продлит его жизнь. Просто

в последние дни ему будет не так тяжело.

Тут мать обернулась ко мне и сказала:

-- Я знаю, что у тебя особые отношения с Богом. Сынок, ты должен спасти

отца!

-- Мама! Но я же не Иисус Христос! Что я могу сделать?

-- Думаешь, я не знаю о чудесах, которые ты творил? Я знаю, что твоя

дочь удивительно быстро излечилась от паралича. И я знаю, как тебе удалось

добыть кучу денег --молитвами! А теперь, -- настаивала она, -- ты должен

исцелить своего отца!

И я решился. Конечно, мать права по поводу дочки. Она действительно

излечилась от почти полного паралича, -- и именно я сказал, что так оно и

будет. По поводу денег она тоже права. Однажды я, не мудрствуя лукаво,

попросил Бога дать мне в течение четырнадцати дней миллион долларов. И

действительно, на четырнадцатый день один банк инвестировал в мое дело

миллион. И тут я тоже был заранее уверен в исходе. "Бог не подведет",

--говорил я всем.

И вот теперь, в больнице, я понял, что в очередной раз настало время

(надеюсь, вы простите мне это выражение) "отвечать за базар". Я обернулся к

врачу и сказал:

--Ладно. Мой отец исцелен. Он не умрет. У него уже нет рака.

Знаю, что это прозвучало очень легкомысленно, но сам я к этому

легкомысленно не относился. Я говорил совершенно искренне. Доктор смотрел на

меня разинув рот, как на идиота.

-- Сынок, закрывая глаза на правду, делу не поможешь, -- сказал он

ровно. -- Ваш отец не протянет и месяца.

-- Доктор, Вы, вероятно, не имеете ни малейшего представления, с чем

столкнулись. Я повторяю: мой отец исцелен от рака.

И мы с мамой ушли из больницы.

Я тут же выбросил эту историю из головы. Поскольку "дело сделано", что

толку об этом думать, задавать вопросы или "волноваться" по поводу того,

сбудется предсказанное или нет. Я знал, что чудо уже произошло, независимо

от того, видит ли кто-то зримые подтверждения этому.

Отцу назначили облучение: на удивление малые дозы: по одному сеансу в

шесть недель в продолжение нескольких месяцев. Он кое-как тянул. Или, может

быть, лучше сказать "ковылял помаленьку". Вопреки всем прогнозам, в июле

мама с отцом, которого еще считали очень больным, все-таки поехала отдыхать

во Флориду.

В октябре меня, как офицера запаса ВМФ, призвали на действительную

службу в связи с проведением операции "Щит в пустыне", предшествовавшей

"Буре в пустыне". Меня направили в Чикаго заменять другого офицера, которого

послали в Саудовскую Аравию.

В конце февраля 1991, как раз после окончания пятидневной наземной

операции, к нам в часть позвонили и пригласили к телефону меня. Это был

онколог отца.

-- Офицер Такер... из Милуоки? -- спросил он неуверенно.

-- Да, Билл Такер слушает.

--Слава Богу! Разыскивая Вас, я, по-моему, пообщался со всем личным

составом ВМС США! -- сказал врач. -- Вы не поверите, но...

-- Отчего, же, доктор, поверю, --перебил я.

-- Нет, нет, послушайте! Вы не поверите, но Ваш отец... рак закончился!

-- Это естественно, -- ответил я.

-- Нет, нет, я имею в виду, что он вылечился! Это чудо! -- торопливо

проговорил доктор.

-- Где вы были до сих пор? -- спросил я. -- Это произошло год назад, в

больнице.

--Что? --удивился врач. --Я не совсем понима...

-- Доктор, то, с чем вы столкнулись, -- действительно чудо. Вы только

что употребили это слово в переносном смысле, а надо бы в прямом. Разве вы

не помните, как я сказал, что мои отец исцелен?

-- Ну да, вот я и говорю, что это -- чудо: иначе и не назовешь! --

воскликнул он, явно так и не сумев ухватить суть.

После этого отец проработал еще семь лет. Затем однажды он заболел

снова. Мы опять отвезли его в больницу (теперь в больницу Колумбии, ибо

папин онколог работал в обеих больницах, и на этот раз направил нас именно

сюда).

Когда мы вошли в клинику, врач сразу же бросился к нам, поздоровался, а

потом, обняв отца за плечи, произнес громко, на все приемное отделение:

--Эй! Смотрите! Это и есть тот самый Человек-Чудо!

Работники больницы, очевидно наслышанные о чудесном исцелении моего

отца, зааплодировали. Я был рад, что профессиональные медики готовы признать

возможность чудес, но мне не очень нравилось, что они, очевидно, считали это

чудо моей заслугой. "Их еще учить пучить", -- сказал я себе.

Проведя необходимые анализы, врач пригласил меня в кабинет.

-- Боюсь, на этот раз все гораздо хуже, -- сказал он удрученно. -- В

этот раз у него рак другого типа, так называемый "мелкоклеточный рак" --

наихудшая его разновидность. Растет очень быстро и трудно поддается лечению.

-- Все в порядке, доктор, -- сказал я. -- Он уже исцелен и от этого.

Доктор воззрился на меня сердито и несколько секунд помолчал, взвешивая

мои слова. Затем с расстановкой произнес:

-- На -- этот -- раз -- я -- так -- не -- думаю.

-- Вы и в прошлый раз так не думали, доктор, -- усмехнулся я. --Или вы

полагаете, что Бог уже не тот, что прежде?

-- Послушайте! -- воскликнул он. -- Я не против религии. Мой лозунг:

"хорошо все, что действенно". Но верят многие люди, однако Бог не исцеляет

их всех от рака.

-- Может быть, они просто не просят Бога, доктор. Вы когда-нибудь об

этом задумывались? Может быть, они просто "фаталисты" и не тревожат Бога

подобными просьбами потому, что верят в "судьбу". Или, возможно, они просят,

но в сердце своем сомневаются, что Бог придет к ним на помощь. Тогда в их

молитвах нет никакого толку. Но посмотрите мне в глаза, доктор. Разве я

сомневаюсь в себе или в своей вере?

--Ладно, поживем --увидим... --уступил врач.

--Яне слышу в ваших словах убежденности, доктор. Тут, видите ли, нужно

знать -- твердо знать -- заранее, что чудо уже случилось, иначе чуда не

будет.

Врач снисходительно улыбнулся.

-- Как скажете, -- ответил он спокойно.

--Именно, --улыбнулся я в ответ. --Теперь вы наконец ухватили суть!

На следующей неделе врач сказал нам, что мелкоклеточный рак прошел. Он

с благоговением смотрел, как мы покидаем больницу.

Через неделю папа снова пришел в клинику, и оказалось, что болезнь

возобновилась. Я еще раз вознес молитву, и на следующую неделю отцу снова

сказали, что он здоров.

Через несколько недель недуг опять вернулся. Мы стали в больнице

Колумбии завсегдатаями.

С каждым разом рак набрасывался на отца все более жадно. Его ноги

распухли, и он едва передвигался. Дышал натужно. Я видел, что он несчастен.

В течение следующих семи месяцев недуг всякий раз уходил по моему

слову, но затем возвращался вновь. Я уже чувствовал себя виноватым, --

словно вмешивался в некий высший небесный замысел.

И мне подумалось: "Не могу же я заниматься этим. вечно. Я же вижу уже,

что ни к чему ему так страдать".

И тогда ко мне пришло понимание. Все так очевидно, я даже смутился, что

не видел этого прежде.

Это --не мое призвание. Это -- не моя жизнь.

Это --не мое дело. Это папино дело... и Божье.

И я сказал Богу: "Пожалуйста, пусть он будет с нами, сколько возможно,

но, когда придет Твое время и его время, пожалуйста, пусть он уйдет легко".

Во время последнего визита в больницу отец спросил врача, может ли тот

помочь ему прожить еще несколько недель.

-- У нас будет золотая свадьба, доктор. Я так хотел бы отпраздновать ее

со своей любимой.

Врач посмотрел через папино плечо на меня, затем сказал:

-- Я сделаю все, что смогу, -- и улыбнулся. Через три недели мы все

вместе гуляли на золотой свадьбе родителей.

Отец уже больше не выходил из дому и почти не вставал с постели.

Распухшие ноги ужасно болели. Однажды, вскоре после золотой свадьбы, пытаясь

добраться до ванной, он упал и разбил очки. Я помог ему встать и усадил на

кровать. Он посмотрел на меня глазами, полными печали, заплакал и сказал:

-- Сынок, пришло мое время. Я больше не хочу жить с болью. Дай мне

умереть. Пожалуйста.

Я поднял взгляд к небесам и подумал: "Мы очень любим этого человека, но

не хотим держать тут помимо его воли. Боже, да свершится Воля Твоя".

Затем пришлось отвести его в больницу. Через несколько часов он

скончался.

* * *

Как и все собранные тут удивительные истории, этот рассказ -- красивое

свидетельство Божьей любви и совершенства жизни, которое проявляется во всем

Божьем творении.

Всему свое время и всякой вещи под небом. Время рождаться и время

умирать. Время насаждать и время вырывать посаженное. Время плакать и время

смеяться.

Жизнь -- вечная. У нее нет ни начала, ни конца. Она лишь обретает

разные выражения в разных точках бесконечного круга. Смерть -- фикция и ее

на самом деле нет, хотя уход из тела есть.

Время, когда каждый из нас уходит из тела, всегда подобрано идеально.

Когда отцу Билла в первый раз поставили диагноз, время уходить для него еще

не настало. Иногда ограниченность восприятия не позволяет нам понять это.

Может казаться, что жизнь человека в этом теле почти закончилась, а на самом

деле ему предстоит еще многое сделать.

"Чудотворец" -- это просто человек, который отчетливо видит и абсолютно

точно знает, что уместно в данный момент времени, и, основываясь на этом,

выбирает устраивающий его исход.

В каждый момент у нас есть много вариантов выбора.

Это трудно объяснить без глубокого обсуждения природы времени. Однако

объем данной книги не позволяет мне это сделать. Я лишь скажу, что времени,

как мы его знаем, на самом деле не существует. То есть время -- это не

что-то, что проходит. Это что-то, через что проходим мы.