Великая аналогия

Существовала или нет Лаура в действительности, но это женское имя, как никакое другое, поразительно удачно. Оно становится для Петрарки средоточием метафори­ческой переклички смыслов. Лаура, как утверждает поэт, - его возлюбленная, реальная женщина и воплощение любви. Одновременно это лавр - дерево славы, а в то же время - это l'aura, что по-итальянски значит "ветерок". А еще в этом слове слышится звук золота - aurum и порой даже бег времени - l'ora, что значит "час".

Многие из этих понятий сошлись в диалоге с Августином - "Моя тайна", упрекавшим Петрарку за то, что он жертвует вечным спасе­нием в погоне за земными Любовью и Славой, которая есть лишь "дуновение, переменчивый ветерок, и - что покажется тебе еще более досадным - дуновение многих людей". То, что Августин не приемлет, Петрарка соединяет в имени своей возлюбленной и делает пово­дом для поэтического вдохновения.

Метафоризм - способ видения мира. Так, в одном из ранних сонетов - "Пустился в путь седой как лунь старик..." - поэт уподобляет себя пилигриму, отправив­шемуся в Рим:

И вот он созерцает образ в Риме

Того, пред кем предстать на небесах

Мечтает, обретя успокоенье.

Так я, не сравнивая вас с другими,

Насколько это можно - в их чертах

Найти стараюсь ваше отраженье.

Сонет XVI; пер. Е.Солоновича

Именно Петрарка перешел от аллегории к мета­форе. Изложением программы метафорического мыш­ления звучит канцона СХХVII "Когда меня торопит бог любви..." (пер. Е.Солоновича). Томясь вдали от своей донны, поэт повсюду различает ее присутствие:

Задумал я на небе звезды счесть,

Должно быть, или все на свете воды

В одном сосуде захотел собрать,

Решив, что все явления природы,

Которым я оказываю честь

Сравненьем с милой, я смогу назвать.

На всем вокруг лежит ее печать...

Мышление Петрарки метафорично не в отдель­ных приемах, а по самой его сути, что вполне отвечает тому, как понимают метафору сегодня. Метафора не мо­жет рассматриваться лишь как частное уподобление од­ного явления или предмета другому. В самом имени Лауры земная любовь соседствует с земной славой (лавр), земным представлением о высшей ценности (зо­лото) и природной прелестью (ветерок), а одновремен­но и самой жизнью, заключенной в движении воздуха -дыхании... Вся дальнейшая образность возникает как производное от этого взаимопроникновения первоначаль­ных смыслов. Ветерок налетает напоминанием о любви:

Я шаг шагну - и оглянусь назад.

И ветерок из милого предела

Напутственный ловлю..

Сонет XV; пер. Вяч. Иванова

Ветерок - природное. В нем вначале - земное, близ­кое. Но природное может служить и напоминанием о вечном. И вот ветер (уже не ветерок!) не привязывает к родным местам, а возносит над миром:

Амур в ответ: "Коль души влюблены,

Им нет пространств; земные перемены

Что значат им? Они, как ветр, вольны".

Как бы далеко ни уводила метафора, она рождает­ся в поле чувственного восприятия. Задействованы все органы чувств: обоняние, осязание, слух... Поэти­ческий слух обостряется не только к звукам мира, но и к звучанию слова, предполагая в родстве звуков бли­зость понятий:

Коль не любовь сей жар, какой недуг

Меня знобит? Коль он любовь, то что же

Любовь? Добро ль?.. Но эти муки, Боже!..

Так злой огонь?.. А сладость этих мук!..

На что ропщу, коль сам вступил в сей круг?

Коль им пленен, напрасны стоны. То же,

Что в жизни смерть, - любовь. На боль похоже

Блаженство. "Страсть", "страданье" - тот же звук.

Сонет СХХХII; пер. Вяч. Иванова

"Боль" по своему корневому звучанию рифмуется с "блаженством", "страсть" со "страданьем", и в их созвучии - определение любви, вырастающее из звуко­вой метафоры.

Однако едва ли не самым надежным источником информации о внешнем мире признается зрение. Взгляд - это мера зримой красоты мира, хотя одновременно и мера краткости человеческой жизни, как подчеркива­ет в переводах сонета СССХIХ О. Мандельштам:

Промчались дни мои, как бы оленей

Косящий бег, поймав немного блага

На взмах ресницы...

В другом варианте: "Срок счастья был короче, / Чем взмах ресницы..." А весь сонет о том, как в зри­мых очертаньях неба угадывается Божественное при­сутствие Лауры:

Но то, что в ней едва существовало,

Днесь вырвавшись наверх, в очаг лазури,

Пленять и ранить может, как бывало.

И я догадываюсь, брови хмуря:

Как хороша? К какой толпе пристала?

Как там клубится легких складок буря?

У Петрарки слово по своей природе настроено на сравнение. Оно чутко вглядывается в глубину мира. И земной цвет, краски природы, и небесный свет нрав­ственного смысла равно значимы для поэтического зрения Петрарки. Сказанное верно для всей поэзии Пет­рарки, но в первую очередь - для жанра сонета, где метафора стала жанрообразующей чертой, без нее ренессансный сонет просто невозможен.