POV Frank. Стою в полусогнутом виде перед раковиной

Стою в полусогнутом виде перед раковиной. Два пальца в рот, пока никто не видит. Все должно быть быстро, каждая секунда на счету, иначе меня живо “успокоят” очередной дозой морфия. Поворачиваю кран. Единственный приятный звук в этой пещере – ласкающая слух стекающая вода. Умываюсь. По привычке хочется разглядеть себя в зеркале, но загвоздка в том, что здесь нет зеркал. Ни одного. Иначе я давно искромсал бы себя на куски.

Выхожу в коридор. Ноги слегка подкашиваются от слабости, завладевшей всем телом, как инфекция, молниеносно поражающая каждый участок мозга. Перед глазами плывет, но лучше так, чем давиться таблетками, от которых вообще будешь видеть мир в LSD-свете.

По расписанию сейчас свободное время. Подразумевается, что у тебя есть каких-то жалких пару часов до того, как тебе скормят дневную порцию седативных. Вокруг шум. Много шума. Санитары насильно тащат самых неугомонных пациентов на процедуры. Остальные же могут позволить себе толику роскоши – времяпрепровождения в игровой комнате. Это такое просторное помещение в пастельных тонах, чтобы никто особо не раздражался, в котором находится невероятное множество всякой всячины, как в детском саду. Кто-то развлекается в компании с настольными играми или дудит в воображаемую трубу, кто-то стоит у окна и покорно ждет своего родственника, который позабыл о нем уже как года три назад, кто-то качается из стороны в сторону на полу, пуская пузыри или напевая мелодию собственного сочинения.

Я же обычно прихожу сюда ради одного. Когда я попал сюда, бабушка навещала меня каждые выходные, и однажды привезла мою любимую гитару, которая являлась для меня целым миром. Врачи разрешили музыкальному инструменту покоиться в стенах этого мавзолея, за что я был им премного благодарен. Никто больше не смел трогать мою гитару после того, как я напал на одного парня, бездарно перебирающего по ее нежным струнам.

Прохожу в комнату. Пальцы трепетно жаждут прикоснуться к заветному инструменту. И вдруг я замираю. По воздуху разлетаются хриплые нотки. Стискиваю зубы и устремляю взгляд на подоконник – бледное создание с иссиня-черными волосами робко касается струн моей гитары. Почему я не в ярости? Мне приятна его игра. Честная.

Медленными шагами пробираюсь мимо сидящих на полу неизвестных мне лиц к парню.

- Она моя, – отрезаю я и пытаюсь заглянуть под несусветной длины челку черноволосого. Слышу, как позади меня закопошились медсестры, навострив уши. Они уже наготове, с электрошокерами и шприцами за спинами. Предвкушают скандал. Но я спокоен. Не дождетесь.

- Прости, – очень тихо произносит он, виновато уставившись на меня своими зеленовато-золотистыми глазами. Такой…интересный цвет. Давно меня не радовали никакие цвета в этой трупной яме. Парень аккуратно держит в руках гитару, протягивая ее мне. Встает и садится на пол, достает какой-то альбом.

Занимаю свое законное место на подоконнике и начинаю играть, а он сидит и усердно выводит очертания каких-то забавных человечков. Не помню, когда в последний раз я видел такое обилие ярких красок. Мелодия моей песни перемешалась с его цветными рисунками, образуя уникальный союз все еще живых душ. Он не мертв, как и я.

- You’re not in this alone… – напеваю я, от чего художниквопросительно поворачивается ко мне.