POV Gerard. Я в ступоре смотрел на то, как его с силой тащат в небезызвестную “комнату пыток”

Я в ступоре смотрел на то, как его с силой тащат в небезызвестную “комнату пыток”. Мне хотелось броситься к нему и потянуть за собой. Но у меня бы попросту не хватило сил. Тогда бы санитарам пришлось усмирять двух сумасшедших.

Слезы солеными каплями попадали на обветренные губы. Я плакал. Плакал от того, что эта картина напомнила мне о том, как увели от меня мою жизнь. Помните же, я собирался поведать о самом главном, о том, что упекло меня сюда, вырвав из меня душу окончательно?

***

Второй день, как мы не виделись с Кимберли. Моя Ким. Кимми. Мы вместе вот уже 3 года. Она спасла меня, вытащила из грязи, в которой я застрял по уши из-за “образцово-показательной семьи”. У меня было две сильнейших зависимости – алкогольная и наркотическая. Многочисленные стычки с законом, мелкие хулиганства и несерьезные аресты. Я совсем отключил функцию контроля в своем некогда здравом уме – как следствие, в 22 года я попал в реабилитационный центр на полгода. Там я встретил ее. Она тоже была наркоманкой. “Спасибо” отцу за это. Он ненавидел ее. Мы моментально вскружили друг другу голову, а когда вышли из центра – зажили трезвой и спокойной жизнью. Вместе открыли небольшой магазинчик комиксов. Никогда раньше не встречал девушку, так сходящую с ума по комиксам. Мы с ней сроднились.

К слову об отце Ким. Ей так же, как и мне, не повезло с папой. Он не принимал наших отношений, избивая ее до потери пульса каждый раз, когда она задерживалась на каких-то пять минут на прогулке, хотя была уже взрослой. Я не мог и слова ему вымолвить. Я хотел забрать ее к себе в квартиру, которую приобрел непосильным трудом, но отец ее пригрозил, что убьет нас обоих, если я посмею украсть Кимми у него. Он просто не пускал меня на порог их дома. Я пытался спасти ее. Мы вместе боролись. Но вспоротое сердце никогда не зашить.

- Кимми? – зову ее. Она все-таки пришла. Дрожащими ладонями обхватываю ее лицо. Такое чистое, невинное и светлое. Она улыбается сквозь пелену слез.

- У нас будет малыш, – шепчет, давясь воздухом вперемешку со слезами.

Я ничего не произношу вслух, чтобы не спугнуть мгновение. Просто поднимаю ее на руки и кружу в воздухе. Она лишь продолжает нестерпимо рыдать.

- Прости, мне пора. Отец скоро вернется, – отчаянно прикасается к моим губам, после чего скрывается за дверью. Я не иду за ней. Негласное правило. Иначе отец…

На следующий день она забралась на тридцатый этаж высотки и стрелой бросилась вниз. С нашим малышом. Отец не желал ее видеть в доме, узнав о том, что она беременна от меня. Она умолчала об этом, скрыла от меня. Он избил ее, проклиная нас обоих и зарождающийся плод нашей любви. Она не выдержала. Она умерла…

Когда отец ее хладнокровно сообщил мне о ее гибели, я в буквальном смысле слова перестал дышать, словно кто-то перекрыл клапаны, через которые просачивается кислород, поступая в клетки мозга и легкие.

На глазах не блестели слезы. Нет. Все тело напряглось, вены вздулись. Внутри вспыхнул пожар боли, вызвав асфиксию, как если бы я выпил кувшин цианида. Все внутренности мои скрутили ловкие бечевки агонии. Хлесткий стон предсмертной тенью сорвался с губ.

Я упал на колени посреди рабочего дня в нашем магазине комиксов. Вопль, душераздирающий вопль. Мне казалось, время замедлилось, а вокруг все трещит по швам от моих криков.

Вскакиваю, не обращая внимания на ужасающие взгляды людей. Удар. Кидаюсь к окнам и толкаю один из стендов с коллекцией комиксов – он сокрушительно летит в стекло. Звенящий звук осколков, мозаикой бьющихся об пол.

Подлетаю ко второму окну и целюсь в него кулаком. Блестящие острые ледышки впиваются под кожу. Люди ринулись прочь. Я раскидываю все по сторонам, хватаюсь за голову и падаю навзничь, содрогаясь в истеричных рыданиях. Агония. Я чувствую, как дух жизни покидает меня. Конец всему.

Очнулся я через два дня уже в психушке с перебинтованными руками. Боль в груди с такой силой сдавливала мою умершую душу, что мне с трудом удалось шевельнуться, чтобы понять, что я лежу на твердой кровати, а ноги прикованы крепкими лентами, врезающимися в кожу. Лицо саднит – видимо, осколки попали и сюда.

Не хочу вспоминать. Не хочу жить. Не хочу думать. Закрываю глаза. Агония…

***

Скатываюсь по стене. Черноволосого музыканта уже мучают там, наверняка. Я буду ждать его. Буду ждать. С его появлением я словно выпал из перманентного агонического состояния. Буду ждать…

- Джи, что стряслось? – Пеппер появляется как-то резко и садится передо мной на пол. В руках у нее успокоительное, которое мне необходимо сейчас, верно.

- Его увезли…