Счастье

С самого дня рождения в нашем доме – мы остались в Лондоне, ибо ехать до нашей больницы из Донкастера или Чешира было вовсе не лучшим вариантом – царила атмосфера легкой паники. Ну, как легкой – очень серьезной паники. Все необходимые вещи и документы были упакованы и хранились на видном месте у выхода, чтобы их не забыть, в спешке. Все консультации проведены, все инструктажи прослушаны, курсы пройдены.

Мы коротали время, просматривая различные видеокурсы для будущих мам, которые учили, как дышать, считать время между схватками, и прочему, прочему, прочему. В какой-то момент Гарри откинулся на спинку дивана и сказал:

- Я не буду рожать.

Я удивленно моргнул – более абсурдного заявления я не мог даже представить себе:

- Это как вообще?

Он пожал плечами:

- Ну… вот так.

- Гарри, у нас ведь договорено все, назначено кесарево, а ты что начинаешь? Не забывай, ты парень, тебе иначе не родить, помнишь?

Он кивнул, скорчив мину:

- Я помню. А если мы не будем?.. Ну, это же шрам, прочее…

- И как, ты родишь через жопу? – я не мог понять, что он вообще имеет в виду, к чему он это говорил.

- Не рожу вовсе. Ну, просто вот так…, - он вздохнул.

- Надеюсь, это предродовая депрессия. Хаз, ребенок внутри тебя будет хотеть выйти. И либо умрет внутри, либо что-то сломает-порвет, и все равно умрет. Ты что, совсем с ума сошел? Убить ребенка?

Я посмотрел на него. Его лицо покидала усталость, а вместо нее появлялся ужас:

- Нет, боже мой, нет! Я даже… я не… господи, Лу, о чем я думаю вообще!

Вздохнув, я прижал его к себе, гладя по голове. Истеричка, но любимая, что поделаешь.

- Все будет хорошо, Хаз. Скоро все закончится, и будет все отлично. Только потерпи еще немного. Хорошо? Обещаешь? – он согласно закивал. – Вот и славно.

- Мне просто так… Страшно. Если вдруг что-то не так, понимаешь? Если я… я…

- Молчи, - поцеловал я его в макушку. – Все будет как надо. Совсем скоро нас будет трое.

Видеокурсы кончились, так что мы смотрели какой-то фильм, совершенно ничем не отличавшийся от других, медленно погружаясь в сон, Гарри свернулся на моей груди, пытаясь максимально комфортно разместить свой живот, бездумно водя пальцами по коже и тихо дыша куда-то в шею.

- Хаз, завтра ведь день Святого Валентина, что будем делать? – спросил я, перебирая пряди его волос, что так приятно пахли яблочным шампунем.

- То же, что и всегда, - вздохнул он. – Ты видел меня? Какой я огромный, как быстро я устаю и прочее? Разве со мной можно куда-то ходить?

- Ну, хотя бы где-то посидеть?

- И разнести своим животом стол?

- Не неси чушь, - я легонько сжал его плечо. – Хочешь, сходим? Можем заказать чего-то домой, посидеть, свечи, музыка?

- Угу, и отбивающий любое сексуальное желание я, - хмыкнул Гарри, поднимаясь.

- Что за вздор! Как маленький, ей-богу! Куда ты?

- В туалет, - сверкнул глазами Стайлс. – Или мне нельзя?

- Тебе помочь?

- Член мне подержишь? – вопросительно посмотрел Гарри.

- А что, надо, не держится так? – не удержался я.

- Иди к черту, Лу! Вот рожу – получишь ты у меня за все эти девять месяцев! – шлепнул он меня по бедру, спуская ноги на холодный пол.

- Тапки обуй, - проворчал я.

- Есть, мамочка!

- Мамочка у нас ты, - я показал ему язык и зарылся глубже в одеяло.

- Никакого уважения к беременности! – притворно вздохнул он, но все же обул тапочки и поплелся в ванную комнату.

«Третий раз за последние два часа», отметил я про себя мимоходом, и замер на середине зевка. Неужели это?... Да нет, не может быть пока, срок стоит еще почти через неделю, да и Хаз ничего такого по ощущениям не говорил. Впрочем, кто его знает, может, снова замалчивает, как и все до этого. Я вздохнул – сейчас будем выпытывать.

Но делать ничего не пришлось. Я услышал, как тихо открылась и снова закрылась дверь, и Гарри медленно зашел, стал перед диваном, растерянно моргая своими и так большими, а сейчас – просто огромными от страха глазами.

- Луи… Я… я, кажется, рожаю…

В мгновение я буквально выпрыгнул с дивана, подлетая к нему и хватая за руки:

- Ты… уже? Вот? Чего же мы ждем? – пока парень растерянно стоял и смотрел на меня испуганными глазами, я усадил его на диван и начал метаться по дому, переодеваясь, находя все нужное, что было, благо, на видном месте, и переодевая парня. Сразу же позвонил нашему лечащему врачу – благо, он был на дежурстве – и сказал, что все началось и мы едем.

Когда я начал снимать с Гарри футболку, он вдруг резко согнулся и застонал, больно сжимая пальцами мое плечо. «Схватки!», подумал я, в ужасе.

- Давно они начались? – когда хватка на моей руке ослабла, и парень смог разжать зубы, выравнивая дыхание.

- Кажется, несколько часов назад. Сначала я думал, что это просто толчки, но они становились все сильнее, и вот меня скрутило, первый раз так сильно, когда я отошел… - я смотрел на него, надевая футболку, и мне было страшно, что уж говорить про него. Наконец, все было взято и собрано, и я помог подняться ему, надевая сверху легкую куртку.

- Почему же ты сразу не сказал?

- Я… я не знаю, я не понял… - он был таким маленьким, таким хрупким, в последние недели он выглядел все более истощенным, скулы резко выдавались вперед, а под глазами залегли глубокие тени. Руки и ноги были такими худыми, что мне казалось, будто одно неверное движение – и он просто сломается. Но самым удивительным был его живот. Большой, действительно большой, он был уже ниже, как говорят врачи – «опустился», и Гарри с трудом одевался без моей помощи, а уж обуваться у него и вовсе не выходило.

- Все хорошо, слышишь? – сказал я, когда увидел слезы в его глазах. Он кивнул. – Все будет хорошо.

Я открыл машину, помогая Хазу сесть на переднее сиденье, предварительно откинув его почти в лежачее положение и пристегнув ремень.

- Ты как, нормально? – спросил я, садясь за руль и отмечая, что Гарри снова стиснул зубы и застонал. – Тише, дыши, солнышко, дыши, глубже, вот так, хорошо, мой маленький, водички? – он кивнул. – Вот, держи, - я протянул ему бутылку, не отрывая взгляда от пустой, к счастью, дороги.

- Больно, - прорычал Гарри, пытаясь восстановить дыхание.

Я оторвал одну руку от руля и стиснул мокрую от пота ладонь парня в своей:

- Тише, тише, все хорошо, скоро, совсем скоро, будь умничкой. Слышишь? Я люблю тебя, - Гарри часто-часто задышал, кивая. - Какой интервал между схватками?

- Почти десять минут, чуть меньше, - тихо сказал он, крепко держа мою руку.

- Ну вот, все чудесно, слышишь? Все хорошо. Нас уже ждут, все подготовлено, потерпи, родной.

Он вновь кивнул, немного расслабляясь. Мы успеем, все будет хорошо, ведь он у меня самый лучший и единственный. Пока что единственный. Осознание того, что совсем скоро нас станет трое, в голове никак не укладывалось, но я знал, что думать об этом можно и позже, сейчас другое важно.

Я почти залетел на парковку госпиталя, отмечая, что нас уже ждет у входа каталка. Когда медперсонал переложил моего мальчика на нее и быстро повез в здание, я смог немного расслабиться. Вот теперь точно все будет хорошо. Иначе просто не может быть. Правда ведь?

Я следовал за ними, мы уже подходили к операционной, когда рядом, возле меня, оказался врач.

- Доброй ночи, Луи, - поздоровался он. Я посмотрел на часы – и правда, уже была половина первого ночи. – Все протекает нормально, по времени и прочему – все прекрасно. Не волнуйтесь. Вы могли бы присутствовать, но, поскольку это кесарево сечение, вам…

Я прервал его:

- Нет, я… я не хочу, мы договорились, что этого лучше не делать. Однако я бы хотел быть с ним, пока не начнется действие наркоза. Это ведь возможно?

- Конечно. Переоденьте стерильную пижаму и шапочку с бахилами, вам выдадут их медсестры, - он сделал знак девушке, и та поманила меня за собой. – Только не задерживайтесь.

Гарри посмотрел на меня, беззвучно прогибаясь в спине, сжав зубы, и только слезы беззвучно катились по его щекам. Я аккуратно вытер их пальцами, тихо говоря:

- Я скоро, малыш.

И не соврал – через несколько минут, стерильный до кончиков пальцев, я был пропущен в операционную. Обстановка была не из слишком приятных, хотя и все было белым, блестящим, но едкий больничный запах безгранично пугал. Меня провели к столу, на котором лежал Гарри, и я взял его руку в свои, сплетая пальцы и прижимая к губам:

- Как ты себя чувствуешь?

- Ужасно, - ответил он. – Словно меня стискивают в тисках.

- Зато ты познаешь все радости материнства, мой маленький мальчик.

- Заткнись, Лу, я уже почти отец, а вовсе не маленький мальчик.

- Нет, - вздохнул я. – Теперь на мне будет два ребенка. Какой кошмар, - притворно ужаснулся я.

- Какой ты ужасный, Луи! – измученно улыбнулся он.

- И я тебя люблю. Ты даже не представляешь, как сильно я тебя люблю. И Эву. Вы самые… прекрасные люди в моей жизни. Все будет хорошо, - я поцеловал его в лоб.

Громкий голос анестезиолога прервал нас:

- Сейчас я наложу маску и начну обратный отсчет, с десяти. На счет один вы заснете, а проснетесь уже с крохой вне вас. Готовы?

Гарри шепнул мне «Я тоже тебя люблю», и кивнул. Я тоже мотнул головой, крепче сжимая его руку.

На лицо Гарри опустилась маска, врач повернул какой-то клапан и начал считать:

- Десять, девять, восемь, семь, шесть, - Гарри погладил большим пальцем тыльную сторону моей ладони, глядя мне в глаза, и я почувствовал, как они наполняются слезами – комната плыла. – Пять, четыре, три, два… один.

Рука Хаза ослабла, и теперь держал ее только я.

- Вам пора, мистер Томлинсон. Ожидайте в палате, или в кафетерии. Впрочем, все равно, еще часов 12, после операции, к нему нельзя будет – мы будем наблюдать, нет ли заражения и прочего. Сами понимаете, - пожал плечами доктор.

- Конечно, но… мне можно будет хотя бы посмотреть на него? И ребенок..?

- Когда операция будет окончена, малыш будет в специальном отделении, а на вашего парня вы сможете посмотреть лишь сквозь стеклянные двери палаты. Впрочем, как и на ребенка.

- Сообщите мне? Хотя, я буду тут.

Он кивнул, а я вернулся в сестринскую, чтобы вновь переодеться в свою одежду, взять телефон и деньги. Все вещи уже были отнесены в будущую палату Гарри, где он будет находиться после перевода из спецпалаты и до выписки.

Я спустился в кафетерий, чтобы взять себе стакан кофе, весьма неплохого, и по пути позвонил сначала маме Гарри, а потом и своей. Обе были взволнованы, прыгали от счастья, рыдали и беспорядочно истерили, собираясь приехать. Когда я успокоил их и сказал, что ближайшие двенадцать часов доступа к Гарри не будет, они клятвенно пообещали приехать завтра, уже сегодня, днем и пообщаться с молодой… папой.

Ожидание было мучительным и ужасным, я успел поговорить с парнями, пообщаться со Стэном, трижды ответить Джемме «Нет, еще не закончилась», и только спустя два часа после того, как я отпустил руку Гарри, двери операционной открылись, и оттуда вышел наш врач.

- Шесть фунтов, фут и восемь дюймов*, поздравляю вас, мистер Томлинсон, у вас с мистером Стайлсом абсолютно здоровая и прекрасная девочка.

И именно в этот момент я понял, что значит – быть абсолютно и безгранично счастливым. Неужели это правда произошло с нами?

Девочка. Девочка. Наша дочь. Наша великолепная дочь!

_______________________________________________________________________________________

*3200 грамм, 50 сантиметров.

Счастье "1"

Наверное, одним из самых прекрасных знаков для нас было то, что наша кроха появилась на свет в чудесный и романтичный день – четырнадцатого февраля. Мы не были ярыми поклонниками этой даты, но это определенно да что-то значило. Плод нашей любви… Мне все еще тяжело в это поверить.

Остаток ночи я провел в палате, в которую должны были перевести Гарри днем. На удивление, спал я спокойно, разве что иногда вздрагивал – от того, что под боком не было теплого тела, никто не прижимался ко мне, закидывая холодные ноги на мои, локтями иногда заезжая то в нос, то в ребра. Я даже не думал, что спать без моего парня будет так тяжело.

Впрочем, выспаться мне все же удалось – что даже странно, учитывая все время звонивший телефон, постоянные сообщения и сигналы которого я успешно игнорировал. Отстаньте от меня, я сегодня стал отцом, можно мне поспать?

Но когда солнечный свет начал нещадно заливать мое лицо, я понял, что пора просыпаться. После быстрого душа, куда меня любезно отвела медсестра, я спустился в кафетерий, заказывая себе сэндвич и чай. Правда, не то чтобы чай был вкусным, но он хотя бы был. Без него с утра было бы вовсе туго.

На часах было за полдень, до перевода Гарри в обычную палату оставалось еще около двух часов, и мне было совершенно нечем заняться.

Вернее, мне нужно было сделать слишком многое. Сначала я поднялся на этаж вновь, найдя нашего врача. Он убедил меня в том, что у меня есть еще время, которое я могу потратить с пользой, и предложил провести, посмотреть на малышку. На нашу малышку.

Недолго раздумывая, я ответил «да», и направился за мужчиной, чувствуя, как гулко бьется сердце – до физической боли. Я нервничал, волновался, и сжимал руки в кулаки – так я не чувствовал, что они холодны от страха и волнения, а ноги слегка подкашивались – это слишком нереально, чтобы быть правдой.

Но это было. И, черт меня побери, если это было хотя бы на долю секунды менее прекрасно, чем могло бы быть. Я глубоко вдохнул, успокаиваясь.

- Смотрите, - улыбнулся доктор. – Вторая, слева, ваша девочка.

Я подошел, все еще не решаясь оторвать взгляд от своих кед. Почему-то было невозможно страшно – я не мог объяснить, чего я боюсь. Возможно, все потому, что с первым взглядом я пойму, что это реальность. Тогда чего мне страшиться, если это – самое прекрасное, чего я мог ждать в жизни.

И тогда я поднял голову, встречая свое будущее. Немного выдохнул – за одеялами, пеленками и чепчиком практически ничего не было видно. Тем более что я был даже без очков.

Видя мое удивленно-разочарованное лицо, доктор широко улыбнулся:

- Когда наш молодой отец будет переведен в обычную палату, девочку принесут к вам, рассмотрите. Пока же – только так. Не волнуйтесь, с ней все в порядке.

- Спасибо вам, доктор. Мы вам так благодарны, - я крепко сжал руку мужчины в своей.

- Не стоит благодарностей – в конце концов, это моя работа. Да и работать с таким случаем, - он развел руками. – Настоящее удовольствие. Девочка знала, когда появиться на свет – все же день Святого Валентина – прекрасная дата для рождения плода любви.

- Она не могла родиться более вовремя, - улыбнулся я в ответ, быстро соображая, что я могу и хочу успеть для того, чтобы этот день был как можно более идеальным.

Он посмотрел на меня, кивая, и, глянув на часы, сказал:

- Прошу извинить меня, меня ждут пациенты.

- Конечно. Спасибо вам еще раз, - кивнул я, разворачиваясь и направляясь к выходу из клиники. Два часа – это много, не так ли?

На улице было удивительно солнечно и тепло – не слишком привычная погода для середины февраля, но это только к лучшему. Я завел машину, тарабаня по рулю пальцами, ожидая, пока выезжавшая впереди меня легковушка освободит проезд.

Лондон был довольно пуст, что показалось мне странным, но потом я понял, что это был полдень рабочего дня, так что все, в основном, были на работе. К моему счастью.

Когда спешишь, кажется, будто время летит так быстро, что ты даже не успеваешь его заметить. Так и было в этот раз – только я расправился с почти всем, что требовалось, как оказалось, что у меня осталось всего десять минут на то, чтобы доехать до больницы и успеть все. Это казалось невероятным, радовало только то, что я был уже на полпути к ней, оставалось совсем немного.

***

- Не могли бы вы принести ребенка чуть позже, минут буквально на десять? – я очаровательно улыбался, хлопая ресницами и используя всю свою привлекательность.

- Конечно, я понимаю, - хмыкнула она, впрочем, очень польщенная.

- Спасибо! – проникновенно сказал я, возвращаясь в коридор. Все было готово – Гарри вот-вот должны были привезти. Точнее, я должен был забрать его и привезти к нам.

Мой парень был прекрасен. Несмотря на мешки под глазами, общую изможденность и усталость – он был прекрасен. Я подошел к двери палаты, возле которой стояла медсестра, а перед ней стояла коляска, на которой сидел мой Гарри. Недолго думая, я подхватил его на руки, удивляясь тому, каким легким он стал, каким хрупким.

- Ты невозможен, не мог не делать этого тут? – прошептал он, обнимая руками мою шею и утыкаясь носом в нее, тепло дыша и щекоча ее.

- Я могу делать это везде, где захочу и когда захочу. Или ты против? – ответил я, ногой открывая дверь.

- Я не… - он повернул голову и застыл на половине фразы. Его руки сжались крепче, обхватывая мою шею. – Это что… это ты? Это мне?

Связности его речи явно не хватало, даже больше, чем обычно, это уже пугало немного, но вовсе не удивляло – в конце концов, это же Гарри, а он…

- Да, это ты и это – тебе, - улыбнулся я, опуская парня на кровать и накрывая его нижнюю часть мягким пледом.

- Ты великолепен и восхитителен, прошептал он мне в ухо, когда я опустился на матрац рядом с ним.

Надеюсь, его похвала была и правда заслуженной. Во всяком случае, огромное количество букетов, всевозможных цветов и видов, воздушные шары, которые он так любил – то ли ребенок, то ли девочка – большой плюшевый медведь и две коробки, перевязанные бантиками.

В одной – набор его любимых кексов из нашей кондитерской. В другой – набор шоколадных конфет ручной работы, опять таки – его любимых. Все, что он так любил – все было в этой комнате. Кроме одного человечка – но все будет.

- Ты рад? – неуклюже спросил я, когда он проверил коробочки, разодрав банты и упаковку.

- Я счастлив, - зажмурившись, словно кот на солнышке, он откусил от одного из кексов и чмокнул меня сладкими от крема губами. – ты самый лучший у меня, просто – самый самый. Я люблю тебя.

- И я тебя, Хаз.

Он заметил легкое изменение моей интонации – несмотря на показную легкость, что-то было не так – я и сам слышал эти нотки нервозности в голосе.

- Лу? Что-то не так? – он мгновенно подобрался, начиная паниковать.

- Нет, не так. Вернее, все так, но не в том смысле.

- Томлинсон, - угрожающе зашипел он. – Скажи мне правду, немедленно! Что?

Я вздохнул, соскальзывая с кровати на пол и становясь на одно колено.

- Видишь ли, практически год назад я подарил тебе кольцо-обещание. Помнишь? Мы поклялись друг другу, что вместе навеки. Но сейчас этого мало. Гарри, я счастлив, что встретил тебя. Каждая секунда, каждое мгновение моей жизни теперь наполнено смыслом. Я не вижу жизни без тебя. Я не представляю этого и не хочу представлять. И теперь у нас есть наше маленькое чудо. Я сделаю ради вас все, слышишь? Поэтому я хочу сделать тебе предложение, - из кармана своей толстовки я вытащил коробочку, которая лежала в глубине моего комода уже несколько месяцев. Открыв крышечку, я произнес: - Гарри Эдвард Стайлс, согласен ли ты стать моим мужем?

Он смотрел на меня так, словно боялся, что я исчезну. И целого мира вдруг стало слишком много для нас двоих, потому что он тихо протянул левую руку ко мне и сказал:

- Да. Я согласен.

Вы слышали когда-нибудь пение ангелов? А я, кажется, услышал его в этот момент. Правда, возможно, это были звуки счастья, что издавала наша Эва, которую в этот момент внесли в палату.

Мы оба приподнялись, а я встал, забирая малышку из рук медсестры.

- Хаз, - тихо сказал я. – Это наша дочь. Наша Эва Джейн.

Он тихо улыбнулся, когда я переложил ее на руки к нему:

- Привет, Эва. Мы заждались тебя.

Девочка вновь радостно заагукала, и я понял, что именно эта картинка навечно станет моим самым счастливым воспоминанием. Обнимать их двоих было слишком прекрасным чувством, чтобы с ним смириться.

Гарри вновь дал мне малышку на руки, и в этот момент она открыла глаза. Разрез их был таким же, как у моего парня, но цвет – серый – мой. Золотисто-коричневые, уже начинавшие виться волосы, пухленькие щечки и пальчики – это вызывало такое невероятное умиление, что хотелось спросить – откуда это прекрасное чудо взялось?

- Это ты выносил. Ты привел это чудо в мир, - улыбнулся я, нежно целуя Гарри.

- Знаешь ли, без тебя бы точно ничего не было, - он вернул мне улыбку, отвечая на поцелуй.

Наша дочь снова произнесла какой-то звук, а потом крохотный ротик растянулся в улыбке.

Разве возможно любить кого-то так сильно?

Разве возможно любить двоих так сильно?

***

Через некоторое время приехали бабушки, тети, дядюшки – как называли все членов группы – и все были в восторге от нашей красавицы. Всем хотелось подержать на руках это чудное создание, а мы с Хазом даже ревновали – настолько все полюбили ее.

- Это ведь хорошо? – тихо прошептал я ему в ухо.

- Во всяком случае, ее точно будет на кого оставить, - он улыбнулся мне.

- Корыстный, Стайлс.

Он не успел ничего ответить, как к нам подошли наши мамы.

- Луи? Гарри? Что насчет фамилии? – спросила Энн.

Мы переглянулись:

- Томлинсон-Стайлс, - улыбнулся я, когда понял, что мы произнесли это вместе.

- Но?..

- Мы поженимся, - Гарри сжал мою руку, счастливо светясь.

- Твою мать, маленький Стайлс, я ненавижу тебя! – с громким смехом крикнула из дальнего угла палаты Джемма. – Мало того, что матерью раньше меня стал, так еще и женится.

- Ваша речь, леди, - цокнула языком Энн.

- Прости, мам, - улыбнулась она, и все вновь засмеялись.

- Ваша девочка – самое удивительное создание в мире. Она прекрасна, - тихо произнесла Джей, и все согласно закивали, а мы лишь крепче обнялись – я лежал возле Гарри, обнимая его, а Эва – на нем.

В этот момент я знал, что это – слишком нереально для того, чтобы быть правдой. Но это было.

Счастье "2". Свадьба

Поскольку пожениться мы хотели как можно скорее – чтобы наша малышка не была слишком долго вне брака, мы максимально быстро старались все организовать. Что, кстати, было бы гораздо проще, если бы свадьбой занимался не Гарри Великий и Ужасный Будущий Мой Муж Стайлс, а, хотя бы, наши родители с сестрами.

Я предлагал и свою кандидатуру, но она была решительно отвергнута, приблизительно такой репликой:

- Ты хочешь, чтобы это была клоунада?! Нет, даже не думай.

Я даже подумывал обидеться, но вовремя понял, что это избавляет меня от ответственности за что бы то ни было – в выборе и подгоне все в идеальные рамки стайловского представления о свадьбе я бы не преуспел все равно.

Так что мне оставалось лишь сопровождать его, изредка что-то ему «советовать» - когда он точно знал, чего хочет, вернее, понимал это в тот момент, когда задавал мне вопрос. Впрочем, иногда мне все же удавалось повлиять на что-то, в нашем общем празднике. Ну, когда наши мнения совпадали.

Иногда я думал, что мой муж будет совершенным тираном. В домашних делах, в смысле. Ведь уже сейчас он очень любил командовать мной дома, как… ну, женой я назвать его не мог, но подходящего иного слова все не находилось.

Так что он был моей будущей женой. Когда я ласково так называл его, он кусал меня за шею и, утыкаясь в нее лицом, расплывался в улыбке. В конце концов, он-то и правда, был отчасти девочкой. Той, что подарила нам прекрасную дочь.

Эва радовала нас каждый день, ночь и час. Не то чтобы она была беспокойным ребенком, но иногда ночью хотелось поспать все время, что было отведено на отдых, не поднимаясь. К сожалению, это было практически невозможно. Но мы не расстраивались – в конце концов, это было нашим счастьем, лучшим, что случилось с нами и происходило вновь и вновь.

Не было прекраснее зрелища, когда Гарри брал ее на руки, и кормил, аккуратно поддерживая головку, из бутылочки. Молока, к счастью, у него так и не было, так что грудного вскармливания организовать он не мог – ну, только то, что мы покупали у прекрасной женщины, у которой его было более чем предостаточно. Так что возни с бутылочками у нас было предостаточно каждый день.

Когда я зашел в комнату, где Гарри держал на руках Эву и кормил ее в очередной раз, я подумал, что совершенно сошел с ума. В длинной белой футболке, больше похожей на платье, с серебристым ободком в волосах и нашей дочерью на правой руке, а в левой – бутылочку с молоком. Малышка двигала губами, глотая молоко и причмокивая, а Гарри забавно гримасничал, повторяя выражение лица девочки. Никогда я не чувствовал такого умиления и счастья.

- Гарри? – позвал я, тихо, чтобы не спугнуть. Он поднял на меня свои большие зеленые глаза, и в тот же момент Эва повернула головку ко мне, распахивая свои маленькие глазки. Это было так странно – видеть две пары глаз, абсолютно одинаковых, только лишь цвет отличал их.

- Что? – он улыбнулся, когда я подошел к ним, садясь рядом с Гарри и беря малышку на руки. – Картина моего счастливого будущего – мой ребенок и самый любимый в мире человек, в гармонии. Что может быть восхитительнее?

- Если этого человека не убьет его и твоя мать, - пожал плечами я, однако, улыбнувшись и дотянувшись до своего любимого, чтобы поцеловать его.

- Ты о чем? – приподнял брови он.

- О том, что наши многоуважаемые родительницы ждут нас на кухне и клятвенно умоляют собраться, наконец.

Гарри испуганно всплеснул руками и подскочил на месте:

- Точно! Мы ведь должны были сегодня ехать за кольцами! Нас ведь уже ждут! – он быстро направился в спальню, на ходу переодеваясь, натягивая на себя джинсы и пытаясь причесаться – хотя бы сделать вид, что постарался, все равно ничего не вышло.

- Не спеши ты так, я уже позвонил и сказал, что мы приедем на час позже. Успокойся, - я отставил бутылочку на столик, взял малышку поудобнее и поднялся, подходя ближе к Гарри. Девочка, как только увидела его длинные кудрявые волосы, мгновенно запустила в них пальчики, начиная дергать и перебирать.

- Ты решила сделать папочке прическу? – ласково протянул Гарри. – Папочке потом придется стричься налысо, да, мое солнышко?

- Нет-нет, я против, так я не смогу видеть тебя в обручах, - улыбнулся я, держа на руках Эву.

- А тебе только дай из меня девчонку сделать.

- А тебе только не дай из себя сделать девочку, - я чмокнул его в нос, не в силах подавить улыбку.

Он знал, что я прав. Несмотря на то, что я очень любил, когда Гарри переодевался в девочку, я равноценно любил его и мальчиком – в конце концов, именно ему это можно – неизвестно кем он мог бы стать. Так что… А вот сам Стайлс очень любил все рюшики, платьица, бантики – хорошо, что у нас дочка, не сын.

Он уже и так начал активно баловать нашу кроху, скупая целые детские магазины с одеждой, игрушками, питанием, и прочим, прочим, прочим.

Правда, сказать, что он делает это сам – слишком слабо. Я всегда нагребаю больше, чем он. Впрочем, это все потому, что когда это очаровательное дитя сидит у него на руках, то он лишь указывает, что нужно взять, а я еще добавляю к этому списку то, чего, как я думаю, девочке захочется, да плюс еще иногда то, что хочу сам. Так что игрушек для ее текущего возраста у нас было поменьше, чем «на вырост».

- Почему ты мне сразу не сказал, что перенес примерку колец? – забирая Эву с моих рук, чтобы я мог переодеться, спросил Гарри.

- Вдруг мне нравится, как ты бегаешь и мечешься?

- Тогда ты нарываешься, - улыбнулся он.

Я мечтательно закрыл глаза – не то чтобы у нас часто появлялось свободное время, после рождения дочери, чтобы его уделять чему-то, кроме сна, так что сексуальная жизнь наша страдала, и была не такая уж и сексуальная, к огорчению.

- Ты так и будешь стоять посреди комнаты и спать? – хмыкнул он. – Приляг, поспи. Только кольца сами по себе не померяются и не подберутся.

- Точно? – огорченно вздохнул я, уже натягивая футболку.

- Томлинсон, - скривился тот в ответ.

- Тебе так не нравится моя фамилия?

Гарри задумчиво потер подбородок:

- Ну, даже и не знаю… а у меня есть варианты ответов? – он посмотрел на меня, хитро прищурившись.

Не будь Эвы на руках и наших матерей на кухне, я бы напал на него сзади и…

Но все, что я сделал – обнял его за плечи, зарываясь носом в волосы на затылке.

- Скоро моя фамилия будет твоей, - напомнил я.

- А моя – твоей, и что? – он потерся головой о мое плечо.

- Но твоя-то мне нравится, а тебе моя…

- Больше жизни. Мечта моя, - я уже ожидал увидеть сарказм, но понял, что он абсолютно серьезно.

- Я люблю тебя, - прошептал я.

- И я тебя. И ее. Вас.

Нас. Какое емкое слово,сколь многое оно означает…

***

Конечно же мы успели на примерку колец. Они, кстати, были абсолютно обыкновенные, из белого золота, с аккуратной гравировкой внутри – together forever. Что было нужно еще?

Чем ближе был день свадьбы, назначенный на 14 мая, день, когда нашей малышке исполнялось три месяца, тем больше паниковал Гарри. Он панически ходил вокруг меня – бегал и наматывал круги – отчаянно жалуясь на то, что толстый, что я больше никогда в жизни его не захочу, и на своей свадьбе он будет ужасным уродом. А все потому, что портной, что шил нам костюмы, забыл вытащить нитку из простроченного шва, так что штаны оказались малы.

Он бессчётное количество раз звонил распорядителю – сам бы он ни за что не организовал такое масштабное мероприятие, поэтому доверял женщине, которая руководила всем этим. Впрочем, когда Гарри устроил скандал из-за того, что скатерти были не того оттенка фиолетового, та явно пожалела, что связалась с молодым именитым клиентом.

Шутка ли – быстро найти нужного оттенка ткань, да пошить из нее около тридцати скатертей.

- Неужели принципиален тон, что на два светлее. Никто и не заметит, - улыбнулся я, пытаясь остудить его, чтобы он пришел в себя и перестал издеваться над женщиной.

- Конечно! Как ты не понимаешь – это все должно подходить! – клянусь, он топнул ножкой! И тогда я понял, что все равно бессмысленно что-либо говорить.

В следующий раз скандал был из-за того, что наш торт украсили фигурками очень слабо похожими на наши. Кондитерам пришлось потратить всю ночь, чтобы изготовить точные копии нас из марципанов.

Я долго стыдился ходить туда даже перекусить.

Музыканты, флористы, официанты и повара – все были вымуштрованы так, словно это будет свадьба английской королевы, а не всего лишь нас.

***

В день свадьбы он выпроводил меня из нашей спальни рано утром, сказал, что нам нельзя видеть друг друга до церемонии. Я был не против – так я мог доспать в гостевой, на кровати, не слыша фена, воды и прочих громких звуков. С дочерью сегодня нянчились все, но, в основном, бабушки.

Осмотрев, спустя час, себя в зеркале, я остался вполне доволен – костюм сидел великолепно, прическа чудесна, свежее лицо… Сам бы на себе женился. Но шутки шутками, а вечное копание Гарри чуть не привело нас к краху всего.

Наш загородный дом, недалеко от черты города, был невероятно красивым и уютным, что и стало основной причиной тому, что свадьбу играть решили тут. Когда я подошел, то увидел огромные белые шатры, внутри которых было все завешано цветами и шариками, столы уставлены едой, а официанты то и дело сновали куда-то, не допуская даже возможности, что их могут спросить или тронуть. Казалось, они фарфоровые.

Однако все красоты этого дня, мира, обстановки - все теряло свое значение, когда у белой, увитой фиолетово-белыми цветами, появился Гарри. Он был великолепен, строгий и… совсем взрослый. Родители сидели в первых рядах, а друзья – по бокам. Это было так важно – поддержка группы, тех, кто был с ними и в бури, и в грозы.

Когда женщина, что должна была регистрировать брак, начала говорить, я увидел, как на глаза моего мальчика наворачиваются слезы. Слегка погладив его костяшки, я сжал ладонь, чтобы он не понял, что такая же беда настигла и меня.

- Берете ли вы, Луи Уильям Томлинсон Гарри Эдварда Стайлса в законные мужья?

- Да, - я громко сказал, и Гарри немного отпустило.

- Берете ли вы, Гарри Эдвард Стайлс Луи Уилльяма Томлинсона в законные мужья.

- Да, - не менее громко сказал Гарри.

- Властью, данной мне, я объявляю вас мужьями, - кольца красовались на наших пальцах, совсем непривычно их обхватывая. У нас будет целая жизнь, чтобы привыкнуть к ним. – Можете поцеловать друг друга.

И я сладко коснулся любимых губ, что теперь принадлежали одному лишь мне.

- Я люблю тебя, Гарри.

- Я люблю тебя, Луи.

__________________________________________________________
https://ollygrace.tumblr.com/post/45940829409#_=_

Счастье "3". Первая брачная ночь

- Многие, слишком многие, годами, десятилетиями ищут свою любовь, половинку, того, с кем им суждено провести всю жизнь – и так и не находят, либо находят слишком поздно. Мне же повезло. Мне повезло так, как многим и не снилось. Я нашел того человека, который идеально меня дополняет, идеально подходит в совсем юном возрасте. И я точно знаю, что в моей жизни все будет хорошо. Хотя нет, не так. Я не имею права говорить «моя жизнь». Ведь у нас все теперь на двоих. На троих.

Мне никогда не забыть тот день, когда я увидел его, когда я случайно столкнулся с ним в туалете. Мне никогда не перестать благодарить судьбу за то, что она сделала. За то, что судьи решили оставить нас в проекте и соединить в группу. За то, что за нас голосовали, поддерживали, и мы не вылетели в самом начале. Что с нами подписали контракт. Каким бы он ни был, строгим, странным, душащим – именно благодаря всему этому мы вместе оказались, в итоге. Именно благодаря этим всем обстоятельствам у меня теперь есть муж. Лучшее, что случилось в моей жизни. Человек, ради которого я готов на все. И наша дочь, которая все еще кажется… нереальной, это чудо, что так невозможно – и так материально.

Я люблю тебя, Гарри, за каждый твой вдох и выдох, взмах ресниц и трогательную неуклюжесть движений. За то, что ты такой ребенок – и такой взрослый, за твои непонятные шутки и искрящуюся в глазах наивность. За то, как ты смотришь на меня, как сияют твои глаза, как появляются ямочки на твоих щеках. Я люблю каждое мгновение с тобой, всего тебя, без остатка, полностью. И я счастлив, счастлив, что у меня есть ты – теперь официально и навсегда. Теперь у меня есть собственная семья. Теперь мы - Луи, Гарри и Эва Томлинсон-Стайлс, - я улыбнулся и крепче прижал к себе своего мужа.

Когда я закончил говорить, реакция гостей была разной, но одинаковой. Кто-то улыбался, кто-то смеялся, кто-то плакал – в основном, наши родители – но все, абсолютно все были счастливы за нас. Может потому, что присутствовали только самые близкие и необходимые люди, а может – потому что мы заражали их своей любовью, но на лицах играли только самые искренние и положительные эмоции.

Я улыбался, наблюдая за эффектом, который произвела моя речь. Наверное, это был первый раз, когда я произнес все эти слова вслух, поделился с людьми, что я чувствую. Казалось бы, после этого я должен чувствовать себя опустошенным, на деле же, я чувствовал себя настолько полноценным, как никогда раньше. Словно бы теперь все было на своих местах, так, как нужно.

Впрочем, именно так все и было.

Когда все провозгласили тост в нашу честь, после моих слов, я все не мог отвести глаз от моего прекрасного мужа. Зелень его глаз была такой яркой, влажной – он не мог не растрогаться – губы розовыми и такими… моими, что я не мог удержаться и не поцеловать его. С упоением, с восторгом, с чувством, что пульсировало в голове – моемоемое. Все это, он весь, от макушки, до кончиков пальцев – мой. Как и я его, и только наша дочь может стоять выше наших отношений.

Празднование продолжалось, гости подходили к нам, поздравляли, желали успехов и благополучия молодой семье, а мы все еще не могли осознать, что это – мы, что наша мечта, самая заветная – исполнилась. Что вот он, мой красивый кудрявый муж, вот она, моя прелестная сероглазая дочь – и они мои. Самые близкие люди, семья, наравне с мамой и сестрами, но это немного другое, потому что это то, что я создал и построил сам. Упоительное, кружащее голову чувство.

Когда подошло время разрезать торт, все были довольно уставшими, особенно мы с Гарри. Многодневные метания, подготовка – все начало сказываться, но мы с честью выдержали все – в конце концов, это был наш праздник, и он был настолько идеален, что жаловаться было не на что – скатерти были именно того оттенка фиолетового, как добился Гарри.

Рука мужа немного дрожала, но я крепко обхватил ее своей, безмолвно говоря, что я тут, я всегда рядом, помогу, поддержу и не брошу. И, судя по блеску глаз и безумной улыбке, в невербальных разговорах мы с ним давно преуспели.

Последний бокал шампанского был выпит, последние пожелания сказаны, и слова благодарности произнесены. Эва целый день была на попечении бабушек – Энн и Джей должны были ночевать у нас, в квартире, а мы с Гарри оставались тут, в загородном доме, и были торжественно проведены в нашу спальню. Странно и волнительно было заходить в нее уже в статусе… женатой пары. Все казалось таким невероятным – ведь ничего не изменилось, ровным счетом, но это ощущение кружило голову.

Гарри посмотрел на меня, хитро прищурившись, и сказал:

- Я в душ. Постарайся не заснуть, не обещаю, что я быстро. Но если ты заснешь в нашу брачную ночь, то очень сильно об этом пожалеешь.

Я хмыкнул:

- И не надейся. Я устал, но не настолько, - подтолкнув его к двери ванной комнаты, я, в свою очередь, направился в другую, дальше по коридору – оставаться без душа я даже не собирался, а совместного сегодня не предвиделось.

Дом был погружен в тишину – абсолютно непривычную, в последнее время. Редко когда так спокойно бывало за эти несколько месяцев – Эва была тихим ребенком, но все же ребенком, а, значит, плач и проблемы с укладыванием, кормлением – всегда были. Так что спокойствие – именно то, чего не хватало нашей молодой семье.

Ну и еще времени для себя было маловато. У нас редко получалось остаться наедине надолго, а если и удавалось, мы были очень уставшими. Да и мысль о том, что за стеной спит дочь, отрезвляла – хотя она и не понимала ничего, но это было… странно.

С улыбкой я включил воду в душе, разглядывая себя в зеркале. Оттуда на меня смотрел молодой парень, гладко выбритый, с зачесанными волосами и все еще в рубашке и галстуке. Глаза сверкали металлическим блеском, но были удивительно теплыми, от того счастья, что было внутри. Я облокотился на раковину и улыбнулся своему отражению:

- Ты теперь женат, Томлинсон. Томлинсон-Стайлс, вернее. Молодой отец, муж. Мог ли ты представить себе такое? Сказал бы тебе кто-то лет пять назад, что ты будешь участником одной из самых популярных групп в мире, счастливым мужем прекрасного мальчика – и невероятно удачливым отцом восхитительной малышки. Поверил ли бы ты?

Я провел подушечками пальцев по щекам, словно пытаясь осознать, что вот этот вот я – это и есть воплощение всех моих мыслей, мечтаний и желаний. Верилось с огромным трудом.

Но негоже заставлять свою вторую половинку ждать, так что стоило поторопиться. Свадебный костюм и вся одежда была снята мгновенно, и я посмотрел было на себя в последний раз, но зеркало уже затянуло паром. Что я там не видел, в любом случае. Но все же в реальности происходящего я не мог не усомниться – так похоже было на сказку, так нереально. Видимо, иногда жизнь преподносит восхитительные, невероятные сюрпризы.

В голове проносились картинки сегодняшнего идеального дня, пока я медленно и тщательно смывал с себя все тревоги и волнения. Все прошло, все было идеально, точно так, как задумывалось. Я не мог поверить, что это событие, которое мы – Гарри – готовили столько месяцев, наконец произошло, причем так, как задумывалось, без проблем и заминок.

Впрочем, я мог не спешить – когда я вернулся в нашу спальню, Гарри еще не было, хотя шума воды уже не было слышно. Я нахмурился – он все еще не закончил? Почему так долго?

- Гарри, солнышко, могу я войти? – я прижался ухом к двери, пытаясь расслышать, все ли в порядке.

- Нет! – крик был почти истерическим, и я прилично испугался, вспомнив первые месяцы беременности, и то, как он реагировал на свое отражение в зеркале. Но ведь сейчас это не имело никакого смысла. Совершенно никакого, так что и бояться нечего.

- У тебя все в порядке? – настороженно спросил я.

- Да! Прошу, дай мне еще пару минут, я почти готов. Я скажу, когда можно будет зайти.

Все еще недоверчиво, я пожал плечами и отошел от двери, садясь на кровать. Я был в одних синих боксерах, так что постепенно кожа покрывалась мурашками от холода. Но залезть под одеяло я не мог – слишком велик был шанс, что я свернусь там в клубочек, согреюсь и засну. Это будет такой позор, хотя и он может не быть оглашен, какого никогда в моей жизни не было.

Закусив губу, я посмотрел в окно. В комнате было темно, ни один из источников света не горел, так что очертания мебели освещала только луна, серебристый свет окрашивал спальню в уютно-утонченные тона. Что же он там так долго?

Наконец я услышал голос из ванной:

- Ты не спишь?

- Даже не надейся, - фыркнул я. – Ты готов почтить меня своим присутствием?

В ответ я не услышал ни слова, но дверь в ванную комнату медленно бесшумно открылась. Судя по свету, что проник в комнату, там было включено лишь освещение над зеркалом, что само по себе удивляло. Но еще больше привел меня в смятение тот факт, что Гарри не выходил из комнаты.

Я медленно обошел дверь и осторожно стал в дверном проеме. Все слова, которые я хотел было сказать, остались на языке. Он стоял лицом ко мне, приглушенный свет сзади подсвечивал его пушистые шоколадные кудри, словно бы в них запуталось солнце. Он не был раздет – на нем была одна из рубашек, которые мы покупали на двоих. С этой, впрочем, мы очень не угадали с размером, так что она была очень длинной и большой – ну, относительно. Она доставала Гарри до середины бедра. Мятный цвет очень ему шел. Этот единственный предмет одежды открывал великолепный обзор на его длинные стройные ноги и…

- Черт, Гарри, - внезапно охрипшим голосом я поднял глаза на его лицо. – Это… это?

- Это подвязка, - спокойно кивнул он. – Ну, почему бы и нет? Свадьба у нас или что?

Во рту пересохло – этот чертенок и правда должен был быть девочкой, мама выбрала не тот пол – от такого простого, казалось, бесхитростного заявления, от мысли о том, что меня ждет в скором времени, я с трудом сохранял способность соображать.

И не помогал, совсем не помогал тот факт, что на ножках, этих длинных, бесконечных ножках не было ни волосинки. Совсем не помогал.

- Мы… пойдем в комнату? – я не хотел набрасываться на него, но и терпеть становилось все сложнее – с вынужденным воздержанием, постоянными легкими дразнилками…

Он же, не говоря ни слова, отвернулся от меня, подходя к раковине и упираясь в нее руками, глядя на себя в зеркало.

- Гарри? – вопросительно посмотрел я.

- Подойди, чего ты боишься?

Я закусил губу и сократил расстояние между нами двумя большими шагами на чуть дрожащих ногах. Он не шевельнулся, все так же глядя в зеркало, когда я стал сзади. Все же, без лишней скромности, нужно признать, что мы невероятно красивая пара.

Изучать и смотреть было приятно, но держать себя в руках не было никаких сил. Я наклонился к его шее, прижимаясь вплотную, стараясь спокойно дышать, но с каждым глубоким вдохом его восхитительно-упоительный запах проникал в легкие, кружил голову и в глазах темнело.

- Гарри… - прошептал я, в зеркале замечая, как он прикрыл веки и склонил голову набок. – Какой ты красивый, боже мой… - зеленая рубашка оттеняла зеленые глаза, которые периодически приоткрывались, мягко оттеняла белую кожу, и все вместе это отчаянно сводило с ума.

Скользнув губами по теплой, одним моим мальчиком пахнущей коже, я руками обхватил его за талию:

- Не отдам, никому не отдам тебя.

Гарри издал какой-то тихий смешок, который я скорее почувствовал – он отдался вибрацией в моей груди:

- Кому я еще нужен? Кроме того, даже не надейся, что я подумаю к кому-то уйти, теперь я – твоя ноша до конца жизни.

- Восхитительная ноша, - пробормотал я, запуская руки под рубашку, снизу, оглаживая узкие худые бедра и… - Гарри?!

В зеркале было видно, как он чуть улыбнулся и взглянул на меня сквозь опущенные ресницы:

- Да?

- Скажи мне, что это не то, о чем я…

- Убедись сам, - шепнул он.

Медленно, очень медленно, практически не дыша, я начал расстегивать рубашку, снизу, пуговицу за пуговицей, оставляя лишь пару-тройку вверху. Скользнул руками по теплым бокам, оглаживая нежную и гладкую кожу, поднялся выше и обмер.

- Скажи мне, что руки меня обманывают? – во рту было невозможно сухо.

- Нет, - закусив губу, улыбнулся этот чертенок.

- Ненавижу тебя, - пробормотал я и развернул к себе лицом, расстегивая рубашку доверху и снимая ее. – Боже, да ты издеваешься, - сглотнул я и отступил на пару шагов, чтобы открыть себе обзор на… мужа и то, что он учудил с собой.

Вы спросите, почему я так отреагировал? Знаете, ко многому можно привыкнуть, смириться и принять. Но только не этого человека. Каждый раз, когда я думаю, что знаю его и все, что он может сделать, досконально, он удивляет меня словно впервые.

И в этот раз, в этот гребанный раз, в нашу ночь, в нашу брачную ночь, я смотрел на него, и не мог понять, как женился на этом… на этом… идеале.

Все дело в том, что он стоял в нашей ванной, с абсолютно спокойным выражением лица и голый. Практически. Кроме уже упомянутой подвязки, крошечного кусочка кружев и лент, на нем было… белое кружевное белье. Маленькие аккуратные трусики сидели на гладких ягодичках, облегая их и снося голову. Но хуже всего было не это – хотя, казалось бы, куда уж. Хуже всего было то, что когда взгляд поднялся вверх, я все же увидел то, до чего чуть раньше дотрагивался.

Безумие. Из небольших чашечек белого кружевного бюстгальтера виднелась небольшая, даже маленькая грудь. Настоящая, гребанный ты Гарри Стайлс, грудь. Дело в том, что с тех пор, как на последних месяцах беременности она увеличилась, так до этого момента она и не изменялась в размерах. Сначала мы переживали, но врач успокоил нас и сказал, что это все пройдет.

И, черт же возьми, как это нравилось моему мальчику-девочке – грудь была именно тем, чего он хотел так сильно, много лет. И вот, пожалуйста, этот засранец стоит передо мной в кружеве, кокетливо отставив бедро, а я понимаю, что я не то, что адекватно мыслить, я вообще думать не способен.

- Ну, и долго ты будешь просто меня рассматривать? – он чуть улыбнулся, закусывая губу.

- Господи, ты сумасшедший… Не думаю, что я когда-нибудь смогу стереть эту картинку из своей головы.

- А это так необходимо? – он снова посмотрел из-под ресниц.

- Ста-айлс, - рыкнул я.

Он подошел вплотную и выдохнул мне в губы:

- Томлинсон-Стайлс, милый…

Не нужно говорить о том, что мне сорвало крышу окончательно?

- Неужели это все, - я вновь приблизился, и теперь кончиками пальцев касался бархатной кожи спины. – Это все – мое?...

- Да, родной, - шепот в ухе завораживал, отправляя по спине электрический разряд. – И это, - я судорожно вдохнул, когда длинные пальцы цепко сжали член сквозь тонкую ткань боксеров, - тоже мое. Все мое, сейчас и всегда.

- Понял, - сжав его бедра, я поднял его и усадил на стиральную машину. Получилось смешно, неудобно – он возвышался надо мной, но мне было все равно. Ведя руками вверх по его изгибающейся под прикосновениями спине, я дошел до такой непривычной полоски лифчика. Двигаться дальше получалось все сложнее, поэтому, когда трясущимися руками я вцепился в его шею и нагнул к себе, жадно, сразу глубоко целуя, я почувствовал хоть какое-то облегчение.

Впрочем, от него быстро не осталось и следа, когда я снова ощутил теплую ладонь в паху. То, как он это делал, можно было охарактеризовать разве что… ласково. Он оглаживал яички, проводил по длине, то чуть сжимая, то вновь уменьшая давление до поглаживания.

- Что ж ты дразнишься, задница… - возмутился я, но дыхание перехватило, когда он двум руками сжал мою задницу и грубо толкнул свой язык в мой рот, цокаясь зубами о мои, но не отстраняясь.

Но грубо начатый, поцелуй перерос во что-то нежно-тягучее, словно ириска, такое же сладкое и невозможное. Оторваться не было никаких шансов, но я совсем забыл, что просто перестал дышать, так что все же отпустить губы Гарри из захвата пришлось.

- Я хочу тебя, - прошептал он. – С первого дня, с первого момента, с первого слова, и каждый день. Каждую минуту. Я хочу тебя во всех смыслах. Я хочу, чтобы ты всегда был рядом, чтобы любил меня, чтобы был и никогда, никуда не уходил. Хочу, чтобы ты целовал меня, кружил голову одним присутствием. Хочу, чтобы ты хотел меня, чтобы с трудом сдерживался. Чтобы все, чего в этом мире может хотеться, сосредотачивалось на мне. Потому что у меня это так и есть. Потому что ты – моя жизнь.

Теперь поцеловал его я. Мягко, нежно, невесомо двигая губами, я хотел показать ему, что все, что он сказал – есть истинная правда. Так и есть. Он – то, что мне нужно. Он подарил мне себя. Он подарил мне дочь. Он подарил мне жизнь, о которой я мечтал.

- Я пойду за тобой на край света, если понадобится. И даже дальше. Я останусь тут, на холодном полу, если ты прикажешь, и умру, если тебе будет так лучше. Я сделаю ради тебя что угодно, - в горле стоял комок, и в глазах мужа вновь сияли слезы. – Что угодно.

- Тогда люби меня. Сейчас. Давай же, займись со мной любовью.

И большего приглашения мне не требовалось. Не то чтобы оно мне вообще было нужно.

Подхватив его под бедра и стащив с машинки, трижды проклял те самые кружевные трусики, что так заманчиво ощущались под пальцами, я увлек его за собой в спальню, стараясь не наткнуться ни на что спиной – плачевная ситуация для романтики получится.

К счастью, у меня все же получилось довести нас двоих в целости и, в общем-то, сохранности. Гарри мгновенно перевернул меня и себя, так что я оказался на нем. Ощущая до последней ниточки материи кружев на нем. Тепло и… можно ощущать любовь? Кажется, именно она меня и ошеломляла.

Я вновь начал целовать его, медленно, словно впереди у нас вечность. Хотя, ведь так и было. Его длинные пальцы скользили по моей спине, он проводил по позвоночкам, словно пересчитывая их, а потом прижимал меня к себе, словно в последний раз.

Чувствуя, как он тянет меня за волосы, я отстранился:

- Что?

- Пожалуйста, не заставляй меня кончить только от твоих легких движений на моем члене?

Я хотел было чуть усмехнуться, но в горле застрял смешок, когда он вцепился зубами в мою шею. Он не вгрызался, нет, лишь царапал, оглаживал языком, проходился губами, и снова царапал, легко прикусывал и влажно, слишком пошло облизывал.

Оторвав его лицо от себя, я сел на нем, ведя руками от волос по шее, останавливаясь на груди. Завороженно глядя на то, что делаю, я запустил сначала одну, а потом вторую руки под белое кружево. Гарри судорожно выдохнул, а мое дыхание, казалось, вовсе забыло о своем существовании.

Осторожно массируя нежные полукружия, я склонился к его шее, целуя за ушком, и ниже, ниже, постепенно движения становились чуть сильнее, а тихие звуки Гарри – вполне слышимыми постанываниями. Впрочем, когда я запустил руки ему под спину, в поисках застежки, и он выгнулся, я не смог удержаться, и лицом зарылся в грудь. Нет, она не была большой, она даже не была женской. Она просто… была. И трогать ее было так же приятно, как и все остальные части моего мужа.

Он чуть громче выдохнул и закусил губу, глядя на меня. А я, в свою очередь, не отрывая от его лица взгляда, аккуратно снял верхнюю часть белья и провел языком по затвердевшему соску. Руки мужа сжались в кулаки на простынях, когда я большим пальцем огладил этот сосочек, а второй чуть всосал, аккуратно лаская языком и все сильнее засасывая. Когда в моих волосах появились его длинные пальцы, я чуть прикусил его, и почувствовал, как хватка усиливается. Не в силах сдерживаться, я лег на него, так что его бедро было между расставленных моих, и я мог тереться о него членом, хоть немного облегчая невыносимое напряжение.

- Луи-и, - захныкал он, когда второй сосок подвергся таким же пыткам. Кажется, я укусил чуть сильнее, чем хотел, но что теперь. Он схватил меня за волосы и подтянул к себе, жадно целуя, а затем так же быстро отстраняясь. – Пожалуйста?

- Хорошо, любовь моя, хорошо.

Я сполз по нему дальше, оказываясь на одном уровне с его пахом. Не знаю, какие возбуждающие средства могут давать такой же эффект, как этот парень и его невероятные выдумки. Легко накрыв губами влажные от смазки трусики, где была головка его члена, я начал медленно водить ими по ней, спускаться поцелуями по длине, чуть облизывать, где кружево было особенно тонким.

- Хва-а-тит! – я понимал, что надолго его не хватит, так что быстро встал с кровати, чудом не запутавшись в собственных трусах, которые пытался снять, схватил смазку и презерватив, и вернулся обратно. Гарри лежал, закусив губу, и не знал, за что хвататься.

Но с мучениями еще не было окончено. Когда я нагнулся к Гарри, он всхлипнул, словно не в силах терпеть, но получать было еще рано.

Носом проведя по его бедрам, тазовым косточкам и зацепив легкое кружево, я спустился к середине его бедра.

- Как жаль, что тут никого нет. Я бы с удовольствием сделал это еще при всех, чтобы все… нет. Никому нельзя видеть чудесные ножки моего мужа. Зависть они могут оставить при себе – потому что ни у кого, нет, - я зубами взялся за подвязку, убийственно медленно таща ее вниз, аккуратно приподнимая согнутую в колене ногу Гарри. – Ни у кого, - я остановился, - нет такого сокровища. Только у меня.

Он тихо застонал, когда я повторил путь, что с подвязкой, но наоборот, к бедру, языком.

Дотащив ткань до щиколотки, я легко поцеловал косточки, провел носом по подъему, глядя на то, как реагирует парень. Бесподобно. Наконец, лента полетела в угол, и я поднялся выше, целуя плоский животик и едва заметный шрам на нем.

От любования меня отвлек хриплый голос:

- Если ты так же будешь снимать трусики, можешь даже не снимать их, - он и, правда, не шутил. Кажется, я довел его до совсем плачевного состояния. Как и себя, что я неожиданно обнаружил, когда членом задел простыни. Это было слишком ярко.

Сцепив зубы, я выдавил на пальцы смазку и чуть потер ее, согревая.

- Не спрашивай, готов ли я, - услышал я откуда-то сбоку, и улыбнулся. Один палец плавно и без препятствий проник вовнутрь. – О-ох. Боже. Наконец-то, - под аккомпанемент этих сладких звуков, я начал растягивать его, двигая внутри, чуть сгибая, костяшкой оглаживая колечко мышц. Стоны становились все чаще, и я добавил второй палец, чувствуя, как тело Гарри расслабляется, когда подушечками двух пальцев я проехался по простате. – Ненавижу-у, не-на-вижу-у тебя, - простонал он, когда я добавил третий палец.

Подготавливать его дальше не было ни смысла, ни возможности – от очаровательных звуков сносило крышу напрочь.

Быстро разорвав зубами фольгу и раскатав презерватив на члене, я смазал и его, чуть растер, стиснув зубы от стимуляции, и приставил головку ко входу:

- Готов?

- Да, давай же? – Гарри просил. И кто я такой, чтобы отказать.

Закинув его ноги на плечи к себе, я медленным и плавным движением вошел до конца, глядя, как его рот открывается в беззвучном стоне.

- Вслух, господи, Хаз, хочу слышать тебя.

- Не… не могу, - прошептал он. – Это слишком… потрясающе.

В его глазах тонуло небо и звезды – маленькие искорки сверкали в темноте. В этот миг – да и всегда, в любое другое время, он был и будет самым красивым для меня, самым важным. Эта прекрасная развратность, влажный лоб, прилипшие волосы, светлая, бледная кожа – все это сводило с ума.

Сколько времени мы так провели – минуты, часы, дни – мы не знали. Только медленные, глубокие толчки, только всхлипы и стоны. Только крепкая хватка его рук на моих. Только мы вдвоем.

Когда по телу мужа пробежали спазмы, и он сильнее вцепился меня, я поцеловал его. И так, одним целым, всегда и навсегда, все еще двигаясь, нас унесло, накрыло белой волной, ослепительной нежностью света. Мы были вдвоем, мы принадлежали друг другу. Сил хватило на то, чтобы салфетками, что благоразумно стояли на тумбочке, вытереть себя и Гарри.

Пальцем покрутив обручальное кольцо, я переплел свою руку с рукой Гарри, и, притянув его к себе, прошептал:

- Я люблю тебя, Гарри.

- А я – люблю тебя, Луи.

***

Солнце мягко освещало комнату, заливая утренним светом все поверхности, заставляя Гарри периодически фыркать и переворачиваться. Это было первое утро в качестве женатой пары. Первое из множества множеств, что мы проживем вместе.

Где-то во дворе, как было слышно из открытого окна, хлопнула дверь, и явственно послышался детский плач. Приехали наши мамы и Эва. Наша дочь.

Я точно знаю, что если бы мне предложили выбрать какую угодно жизнь, я бы выбрал повторение этой.

- Доброе утро, Хаз. Приехала наша принцесса, - тихо прошептал я ему на ухо.

- Мы еще спим, - не открывая глаз пробормотал он. – Нам можно. Еще десять минут, - я начал целовать его шею. – Или двадцать, - рука скользнула под одеяло, - а может и час…

И точно – всю жизнь.

We'll never fight, we'll never fade
I'll promise you forever and my soul today
No matter what until the bitter end
We're gonna be the last ones standing