Общетеоретическая философия (метафизика) П. Чаадаева

Метафизические идеи мыслителя находятся в органической связи с его философской антропологией, гносеологией, философией исто­рии: метафизика соединяет воедино все части его философской сис­темы. П. Чаадаев исходит из основных идей христианского миропони­мания. Среди них: идея творения и связанное с ней разделение на мир божественный и мир сотворенный, учение о поврежденное™ тварно-го мира как следствие первородного греха, идея о свободе тварных существ. Положив в основу своей метафизики идеи, восходящие к Евангелию и творениям святых Отцов церкви, П. Чаадаев, конечно, не может построить идиллистически-оптимистическое мировоззрение. Однако его метафизика не дает повода, чтобы характеризовать ее в качестве пессимистической. В ней сложно сочетаются настроения тра­гизма и надежды. Последняя придает всему учению окраску оптимиз­ма. Таким образом, тонус метафизических оснований системы П. Ча­адаева отличается от общего тонуса философии западноевропейского Просвещения, из которой исчезло ощущение трагизма бытия.

Особое место в метафизических построениях мыслителя занимает понятие высшего сознания. Оно есть духовная сущность вселенной. Выс­шее сознание не есть субъект, т.е. оно не обладает самостоятельной активностью. В этом пункте понятие, введенное П. Чаадаевым, отли­чается от гегелевского понятия мирового духа, в котором немецкий мыслитель стремился соединить субстанциальность (т.е. устойчивость, неизменность, сущностность) с субъективностью (т.е. активностью). Высшее сознание не есть Бог, а божественная сущность мира. Это совокупность идей. Говоря современным языком, оно есть идеальный план мира, упорядоченность мира, не погруженная в сам мир, а сто­ящая над ним. Таким образом, в некоторой мере близким этому поня­тию метафизики П. Чаадаева является понятие Души мира и Нус нео­платоников. Высшее сознание несамостоятельно в том смысле, что подчинено Богу, зависит от него, действует согласно его воле. Выс­шее сознание в философии П. Чаадаева весьма напоминает то, что

295

впоследствии Вл. Соловьев будет называть Софией горней или миро­вой душой. Как Вл. Соловьев через софийность, так П. Чаадаев через высшее сознание, оба утверждают метафизический монизм. Концеп­ция П. Чаадаева не допускает изначальной множественности — мета­физического плюрализма, но, конечно, не отрицает фактической множественности и многообразия мира. Однако фактическое множе­ство подчинено изначальному, т.е. субстанциальному, единству. Пос­леднее и определяется высшим сознанием.

Высшее сознание действует не только в рамках Всей вселенной, но — специфическим образом — в истории человечества. Оно придает единство мировой истории, слагающейся из истории многих народов. Непосредственное действие мирового сознания в истории общества для христианских народов осуществляется через христианскую веру, учение и церковь. Под единством истории П. Чаадаев понимает осоз­нанное христианством, поддерживаемое и освящаемое им единство человеческого рода. Каждый народ имеет свою историю, отличную от истории других, с особыми этапами исторического пути, движущими мотивами, формами экономической жизни и др. Единство же обнару­живается в общих для всех нравственных ценностях, едином для всех людей и всего тварного мира божественном законе. Божественный за­кон есть важнейшая сторона высшего сознания.

В тварном мире наряду с божественным законом заложена воз­можность отпадения от него. Возможность отпадения есть проявление свободы тварных существ. Свобода превращается в «страшную силу», если это самочинная свобода. Самочинная свобода грозит разрушить божественную гармонию мира, определяемую высшим сознанием. Тогда мир постигла бы катастрофа, вследствие которой на месте час­тичного (всегда неполного, вследствие грехопадения) порядка воца­рился бы всеобщий хаос. Опасность катастрофы не исключается мыс­лителем ни при каких условиях, что и придает его мировоззрению трагический оттенок. Однако всегда остается возможность для иного пути. Он открывается в том случае, если свобода будет использована не в целях ложного обособления отдельных особей тварного мира, а в целях обретения ими единства. Согласно П. Чаадаеву, следует допус­тить наличие особого всемирного существа. Всемирное существо — это мир, взятый как целое. Соединение со всемирным существом не озна­чает отречения от индивидуальности, а предполагает установление внутренней связи всего отдельного с целым, обретение подлинной индивидуальности. Сфера целостности — это сфера надвременного и надпространственного, это сфера вечности.

Таким образом, учение о бытии П. Чаадаева выглядит следующим образом. Вселенная заключает в себя духовную сущность, основу ее единства, ее единый «план» — мировое сознание. Для общества это — «всечеловеческое сознание». Духовная сущность мира подчинена Богу, или Абсолюту, из которого исходят творческие излучения в мир. Все-

человеческое сознание приемлет эти излучения. Сознание, отдельного человека тяготеет к отъединению от всечеловеческого сознания. Но одновременно оно заключает в себе элементы всечеловеческого со­знания, поэтому способно воспринимать воздействия Абсолюта, т.е. импульсы к единству. Ниже лежит дочеловеческая природа, лишен­ная универсального сознания, подобного всечеловеческому, поэтому испытывающая воздействия Абсолюта на досознательном, бессозна­тельном или околосознательном уровне. Заметим, что сознание в под­линном смысле, по П. Чаадаеву, есть всечеловеческое, а не сознание отдельного человека, взятого в своей изолированности. Такое пони­мание сближает концепцию П. Чаадаева с кантовским трансцендента­лизмом, поскольку всечеловеческое сознание помещается им «меж­ду» индивидуально-эмпирическим и божественным. С другой сторо­ны, дочеловеческий мир, лишенный сознания всечеловеческого (т.е. подлинного), не лишен элементов мирового сознания. В противном случае он вообще бы выпал из сферы божественного провидения, ибо оказался неспособным воспринимать божественные энергии, ос­тался погруженным в безысходный хаос. Из метафизической онтоло­гии П. Чаадаева вытекает ряд интересных следствий, в частности, для понимания пространства и времени.

Время и пространство суть характеристики не божественные и не тварные. Это сфера всечеловеческого сознания. Время и пространство -условия существования любых предметов в их отдельности, в изоли­рованности от всемирного существа. Именно поэтому ни время, ни пространство нельзя отнести к сфере божественного. Божественное есть сфера единства, а следовательно, вечности. Однако время и про­странство не могут быть и характеристиками, относящимися к сфере тварного, ибо Бог не мог создать условия для отъединенности частей созданного им мира, т.е. по собственному желанию разрушить боже­ственное единство. «Бог времени не создал», — пишет П. Чаадаев. Ос­тается единственный метафизически возможный вариант: время и пространство суть характеристики, принадлежащие всечеловеческо­му сознанию. Именно всечеловеческому, но не индивидуальному как таковому. Они ни в коем случае не могут быть всего лишь психологи­ческой иллюзией. Они входят в сущность человеческого, как оно су­ществует после грехопадения. Следовательно, время и пространство выступают универсальными характеристиками человеческого рода (наряду с другими его характеристиками). Они прочно связаны с бы­тием человека и с его срединным положением между миром боже­ственным и тем миром, который, полностью лишившись божествен­ной благодати, погрузился бы в хаос. Иначе говоря, если мысленно (гипотетически) допустить исчезновение человеческого рода, следо­вало бы допустить исчезновение пространства и времени. При этом возможны два варианта: либо мир впадет в хаос, либо — полностью гармонизируется и застынет в божественном совершенстве, т.е. в веч-

ности. Последнее будет означать полное божественное преображение мира. Будучи носителем времени и пространства, человечество тем самым оказывается гарантом сохранения Космоса в его нынешней организованности и несет ответственность за то, какой из исходов может осуществляться в будущем.