О политических воззрениях П. Чаадаева

П. Чаадаев хорошо понимал, что избранное им философское по­прище требует некоторой дистанцированности от текущей жизни об­щества, прежде всего от политической. Более всего автор «Философи­ческих писем» ценил свободу мысли, а политическая ангажирован­ность не способствует свободе и самостоятельности мышления. Именно поэтому он стремился поставить себя вне политических страстей, ос­тавил государственную службу, возможно, обещавшую блестящие перспективы. Однако все эти факты, конечно, не говорят о том, что у него не было политических убеждений.

Философ считал, что Россия нуждается в глубоких политических и социально-экономических преобразованиях. Он обличал крепост­ное право, произвол правительственной бюрократии, ратовал за бо­лее демократическое государственное устройство. Однако глубина пре­образований не означала для П. Чаадаева их революционной стреми­тельности. Мыслитель не поддержал декабристов в соответствующих планах и намерениях, хотя среди деятелей движения было немало тех, с кем он был в тесных дружеских отношениях. Он осудил декаб­ристов за политический авантюризм, считая их попытку не только бесперспективной, но и вредной. Такая оценка вполне соответствова­ла историософской идее Чаадаева, согласно которой совершенство­вание общества он видел на путях наполнения общественной жизни христианскими идеалами, усиления роли нравственного начала в об­ществе. Чаадаевские воззрения нельзя назвать республиканскими, при­том что в его трудах часто прорывается глухое раздражение самодер­жавием. Скорее всего, его воззрения оставались монархическими при допущении некоторых ограничений власти монарха.

П. Чаадаев остро и едко критиковал такой род патриотизма, кото­рый он называл «патриотизмом лени». Лени, в первую очередь ум­ственной, не позволяющей трезво взглянуть на отечественные недо­статки, с тем чтобы иметь возможность их исправить. Умственная лень препятствует тому, чтобы заполнить пустоту наших душ и дать плот­ность нашему расплывчатому сознанию».

Выше всего П.Я. Чаадаев ставил истину. Поэтому за всяким под­черкнутым возвеличиванием достоинств Родины он привык подозре­вать прикрываемое словесным патриотизмом нежелание считаться с истиной. Ложь и неискренность под маской патриотизма, особенно казенно-официального, — вот что вызывало его негодование. Гораздо

менее чуток он был к другой опасности — к той, которая в качестве маски выбирает стремление к истине, когда под прикрытием борьбы за истину прячутся антипатриотизм и осознанно антироссийские ус­тремления. Такое тоже, к сожалению, встречается не столь уж редко. В отличие от П. Чаадаева, мыслитель, о котором мы поведем речь далее, обладал ярко выраженной способностью распознавать не толь­ко друзей России, но и ее недоброжелателей, прячущихся под самы­ми разнообразными масками.

Глава V