Власть нормоконтроля

Т акой чумы не ждали даже самые отъявленные пессимисты. В отделах началось брожение. Лучшие специалисты, в особенности пожилые, закатывали начальству истерики, пугая увольнением. Они чувствовали то же, как если бы в их собственной квартире поселился милиционер и стал указывать, куда класть какую вещь, где можно и где нельзя сидеть и лежать, и вообще превратил бы их дом в аракчеевскую казарму. С другой стороны, на начальников отделов давили директор а во исполнение грозных министерских циркуляров. Начальники вертелись ужом, умасливая своих и поддакивая вышестоящим, и дело не трогалось с места до тех пор, пока какой-то умник не додумался ввести в проектных организациях аналог заводского ОТК (Отдела технического контроля).

Тогда вышел указ об учреждении нормоконтроля. Каждый проектный отдел должен был выделить одного сотрудника, который оканчивал специальные курсы и, выучив назубок все шрифты, таблицы, штампы и рамочки, с триумфом возвращался назад. Числясь и получая зарплату в отделе, он, тем не менее, подчинялся напрямую директору института и потому мог проявлять строптивость. Сам он уже больше не выпускал чертежей, но только проверял чужие: мерил линейкой рамочки, следил за правильным наклоном шрифта и т.п. Комплект чертежей ложился к нему на стол уже после главного конструктора, который, таким образом, оказался ступенькой ниже его.

Учиться на должность нормокотролера обыкновенно направляли самых негодных сотрудников (толковые были нужны в работе, да и сами они категорически уклонялись от такой чести). Эти бездари, получив непропорционально больш у ю власть, начинали глумиться и куражиться, отказываясь подписать какой-нибудь лист перед самым выпуском единственно из-за того, что таблица там была нарисована не справа (как требовал ГОСТ), а слева. Но срыв выпуска был чреват неприятностями начальству и лишением премии. И вот руководители групп и даже главные конструкторы, словно мальчишки, обхаживали и умасливали новоявленного вельможу, клятвенно обещая исправиться и в следующий раз неуклонно соблюдать государственные стандарты. Тот открывал книжечку ГОСТа на первой странице, где жирная надпись гласила, что его "несоблюдение преследуется по закону", и с важностью отвечал: "Я не могу взять на себя такую ответственность".

Сейчас, рассуждая в ретроспективе, уже трудно оценить, какую лепту внесло это безрассудство в общий развал советского проектирования; ясно лишь, что не маленькую. Больше всех, как водится, пострадали наиболее талантливые, квалифицированные и полезные работники. Ибо в своих проектах они были озабочены содержанием: прочностью, надежностью, инженерной стороной д е ла. Они по опыту знали, какие недоразумения может вызвать на стройке заумно вычерченная схема или мелко написанные размеры. Поэтому в оформлении листов они стремились единственно к наглядности и удобству пользования. Они делали скидку на разгильдяйство прораба - и повторяли ключевые указания по нескольку раз, да еще обводили жирной рамкой. Они помнили, что РЭМ не протирают спиртом, - и писали цифры крупно, разборчиво, чтобы их можно было прочесть даже на "слепой", смазанной синьке. Нередко прорабы - вчерашние безграмотные каменщики - сами просили их чертить подробнее или расписывать, что и в каком порядке следует делать. И инженеры всегда соглашались, потому что прочность здания была для них дороже всего.

Такова была реальность; но кабинетные юристы, разработчики ГОСТов, не знали ее, точнее, не желали знать. Они изучали должностные инструкции прорабов, мастеров и рабочих, а там значилось, что они обязаны уметь то-то и то-то. И когда затем юрист брал чертежи хороших инженеров, он видел в них много такого, что идеальный (взятый из инструкции) прораб, мастер или рабочий должен был знать сам без чужой подсказки. И тогда юрист возмущался, что инженер тратит свое время на сущие пустяки, и запрещал ему впредь заниматься этим. Юрист хотел, чтобы прораб был прорабом, - но в действительности прораб был в лучшем случае мастером, мастер - полуграмотным рабочим, а рабочий - вообще деклассированным пьянчугой. И когда к этим людям поступали чертежи, рассчитанные на их должностной уровень знаний, они только пялились в них и либо - в лучшем случае - требовали разъяснений, либо, махнув рукой и пропустив с горя по стаканчику, отважно лепили все навыворот.

Поэтому перед хорошими инженерами встала проблема: или с тяжелым сердцем выпускать чертежи "по правилам" в надежде, что "кривая вывезет", или стоять на своем, тщетно взывая к рассудку институтской бюрократии. Не счесть измотанных нервов и севших голосовых связок, лишений премии и увольнений по собственному желанию. Многие пожилые работники, способные принести еще немало пользы, едва досиживали до пенсии и в сердцах хлопали дверью.

Однако шли годы, и накал страстей понемногу утих. С одной стороны, люди привыкли к новому порядку и научились находить в нем лазейки, сквозь которые протаскивали все, что считали нужным. Образно говоря, если раньше хозяин свободно заходил в свой дом через дверь, то теперь, украдучись и озираясь, просачивался в форточку, но тем не менее все-таки попадал внутрь. С другой стороны, нормоконтролеры нащупали пределы своих возможностей и не замахивались слишком высоко. Ведь срыв сроков ударял не только по отделу, но и по директору, которого жучили в министерстве, поэтому излишняя принципиальность не встречала понимания. В результате основная склока переместилась на уровень руководителей групп, с главным конструктором нормоконтролер спорил на равных, дружеских советов начальника слушался, а к директору не ходил. Казалось, со временем всю эту глупость удастся тихо похоронить или хотя бы сделать чистой формальностью, - если бы не одно обстоятельство.

Дело в том, что введение нормоконтроля, серьезно ущемившее толковых инженеров, вдохновило и обрадовало бестолковых, которых с годами в отделах становилось все больше. Бессильные разобраться в конструктивных вопросах, они все свое рвение направили на оформительскую сторону, прикрывая этим свою умственную нищету. Озабоченность инженера соблюдением чертежных правил стала отныне верным индикатором его профессиональной непригодности. Такие люди дружили с нормоконтролером и учились у него уму-разуму, а тот неожиданно обрел поддержку значительной части коллектива, опираясь на которую, нахальничал еще злее.

Вся эта компания, утробно ненавидевшая талантливых инженеров, получила удобное оружие для борьбы с ними. Когда человек производил сложный расчет или принимал нестандартное решение, завистники тянулись к нормоконтролеру с жалобами на нарушение чертежных стандартов. Тот требовал провинившегося пред свои очи, мерил линейкой и обнаруживал, что высота строчек в таблицах составляет всего семь миллиметров вместо положенных восьми. Происходила дикая склока, на шум являлся начальник, и если уже подкатывал срок, оплеванный и униженный инженер получал на этот раз милостивое снисхождение. Окружающие кривили губы: что возьмешь с человека, который даже простую таблицу не умеет нарисовать правильно?