Эффект Валинса

Валинс (Valins, 1966, 1967,1970,1974) в своей модификации двухфакторной тео­рии Шахтера пошел дальше, можно сказать, сделал еще два шага вперед. Во-пер­вых, он высказал мнение, что фактическое (реальное) состояние возбуждения вхо­дит в переживание эмоции не непосредственно, т. е. автоматически и неосознанно, а через восприятие этого состояния. Тем самым сглаживаются затруднения, выте­кающие из утверждения Шахтера об абсолютной неспецифичности нейрофизио­логического компонента возбуждения, чему противоречат многие данные по спе­цифичности паттернов вегетативного возбуждения для отдельных эмоций (см.: Lacey, 1969; Ekman et al., 1983). Вместе с тем способность нашего восприятия к различению паттернов вегетативного возбуждения невелика (см.: Mandler, Kremen, 1958), и, следовательно, становится понятным, почему мы легко можем восприни­мать на самом деле различные состояния вегетативного возбуждения как одина­ковые и, напротив, одинаковые — как различные. В сущности, восприятие состоя­ний возбуждения вегетативной нервной системы находится в ведении тех же про­цессов переработки информации, что и восприятие внешних предметов и событий. Если это так — и здесь Валинс делает второй шаг, — то для изменения восприя­тия собственного состояния возбуждения не требуется фактических изменений в ве­гетативной нервной системе. Их можно инсценировать, давая испытуемому ложную информацию. Таким образом, не имеет значения, поступает информация о собствен­ном состоянии возбуждения изнутри (интероцептивно) или извне, соответствует она

действительности или нет; существенно лишь то, что она связывается субъектом лишь с его собственным внутренним состоянием. Поэтому для манипулирования эмоциями можно не только брать различные ситуационные контексты, как в экспе­рименте Шахтера И Сингера, но и в одной и той же внешней ситуации давать субъек­ту ложную информацию о внутренней ситуации, о его состоянии возбуждения.

Валинсу удалось доказать этот тезис (Valins, 1966). Он предъявлял испытуе­мым-мужчинам серию изображений полуобнаженных женщин, и при этом они получали мнимую акустическую обратную информацию о собственном сердцеби­ении, которое при восприятии определенных изображений учащалось или замед­лялось. Контрольная группа слышала те же акустические сигналы, но им говори­лось, что они не имеют отношения к эксперименту. При последующей оценке при­влекательности испытуемые экспериментальной группы оказывали предпочтение тем изображениям, разглядыванию которых сопутствовало изменение сердцебие­ния, как если бы они говорили себе: «Эта девушка заставила мое сердце биться учащенно (или замереть), она, должно быть, привлекательна». Ряд утверждений указывает на то, что испытуемые уже на стадии знакомства разглядывали эти изоб­ражения более тщательно, как будто хотели проверить информацию, содержавшу­юся в частоте сердцебиений. В пользу этого говорят также результаты более поздне­го исследования Валппса (1974), в котором он перед началом оценивания привлека­тельности раскрывал испытуемым обман. Предпочтения при этом не изменялись. Очевидно, испытуемые обнаружили достаточно «убедительные» основания для своих предпочтений, чтобы их сохранить.

Тем временем эффект Валпнса много изучался и неоднократно подтверждался в столь различных областях, как межличностные отношения, кооперация, дости­жение, агрессия, изменение установок, поведение избегания, восприятие боли и угашение вегетативных реакций (см.: Liebhart, 1978). Конечно, эффект Валинса имеет свои ограничения. Так, фобию с сильным состоянием возбуждения в при­сутствии объекта страха нельзя ликвидировать посредством ложной успокаиваю­щей обратной связи. Ложная обратная информация должна казаться правдоподоб­ной, и в то же время реципиент не должен сразу за нее хвататься, ему следует ощу­тить потребность в поиске приемлемых доводов, в качестве которых выступают достаточно сложные особенности ситуации.

Некоторые из этих условий были, несомненно, нарушены в исследовании Дет-вейлера и Занна (Deiweiler, Zanna, 1976), которое не подтвердило эффект Валин­са. Испытуемым-студентам последовательно предъявлялись названия наций, пе­ремежающиеся ложной обратной информацией об изменениях частоты сердцеби­ений. При этом не было обнаружено никакого изменения установок по отношению к нациям, связанного со временем поступления этой информации. Испытуемых, конечно, могли удивлять изменения сердцебиения, ведь чтение названий наций вряд ли давало им достаточно оснований видеть причину именно в этом.

Либхарт (Liebhart, 1978) проанализировал все опубликованные до 1977 г. ис­следования эффекта Валинса и построил объяснительную модель, описание кото­рой следует привести здесь полностью, поскольку оно уточняет многоступенчатый процесс, необходимый для возникновения этого эффекта, а также его частных компо­нентов. Либхарт использует идеи из берлайновской теории эпистемического (позна-

вательного) поведения (Beriyne, 1965), которое схоже с рассмотренным выше «конк­ретно-исследовательским поведением». Согласно этим идеям, мотивация поиска объяснения некой реальности определяется двумя факторами: во-первых, возни­кающим у субъекта в связи с объяснением чувством неопределенности, во-вторых, субъективной значимостью, которой обладает редукция этой неопределенности. Либхарт так описывает свою модель:

«Эффект Валинса можно рассматривать как результат трех последовательных про­межуточных процессов: поиска объяснения, атрибуции и привлечения внимания к мнимым причинам фиктивных физиологических изменений. Прежде всего предпо­лагается, что обратная связь несет информацию, которую реципиент исходя из име­ющегося знания непосредственного контекста не может удовлетворительно объяс­нить, т. е. что обратная информация, например сильное сердцебиение, и контекст этой обратной связи, например последовательно предъявляемые изображения равно при­влекательных женщин, представляют собой песонряженные системы. Первоначаль­но незначительная вероятность причинной связи фиктивной реакции и контекста активирует потребности в объяснении: неконгруэпткость ведет к поиску объяс­нения. В последующем, как мы предполагаем, контекст фиктивной вегетативной ре­акции исследуется вплоть до выявления аспектов, "объясняющих" поведенческую информацию, например выявление достаточно привлекательных черт у женщины, при виде которых наступает мнимое сердцебиение. Если субъективная вероятность причинной связи между неким аспектом контекста и обратной информацией имеет достаточно высокий показатель, поиски объяснения прекращаются и фиктивная ве­гетативная реакция атрибуируется этим аспектом. Наконец, атрибуция со своей сто­роны (если считать, что «причинные факторы» на данной стадии целенаправленно­го поведения привлекают к себе внимание) влияет на вербальные, моторные и веге­тативные реакции.

Если эта модель верпа, то для возникновения эффекта Валмнса необходимы четыре условия: а) мотивация поиска объяснения; Ь) доступность информации о контексте; с) приемлемость объяснения причинной связи и d) субъективная значимость мни­мого причинного фактора» (Liebhart, 1980, S. 425).

Данные об эффекте Валинса указывают на то, что оценивание особенностей внутренней и внешней ситуации играет решающую роль в возникновении эмоций и мотивации поведения. Другие факторы будут рассмотрены в главе 10 (агрессия, роль гнева и других состояний возбуждения).

Оценка угрожающих ситуаций

Оценка (appraisal) ситуации с точки зрения ее полезности или опасности впервые стала центральным моментом в когнитивной модели эмоций Магды Арнольд (Arnold, I960). Эту обобщенную модель процесса когнитивной оценки ситуации уточнил и экспериментально обосновал Лазарус (Lazarus, 1968). Развивая пред­ставления Шахтера и Валинса, он показал, что активационный и ситуационно-познавательный компоненты не просто рядоположены, а взаимодополняют друг друга. Когнитивные процессы оценивания ситуации могут непосредственно вли­ять на физиологический компонент активации так, что даже следующие друг за другом промежуточные результаты оценивания ситуации будут воздействовать на

эмоции и поведение. Лазарус экспериментально исследовал овладение угрожаю­щими или стрессовыми ситуациями. Лежащая в основе экспериментов модель предполагала наличие двух последовательных стадий процессов познавательной активности: первичной оценки того, насколько угрожающей является ситуация, и вторичной оценки возможностей справиться с ней. Для этого может быть примене­на одна из двух стратегий: либо прямые действия, сопровождаемые соответствующей эмоциональной активацией, например нападение (гнев), бегство (страх), пассивность (депрессия), либо переоценка, делающая ситуацию менее опасной, выставляющая ее, так сказать, в более благоприятном свете и, в свою очередь, понижающая уровень связанного со страхом эмоционального возбуждения.

Лазарус создавал стрессовые ситуации, демонстрируя своим испытуемым фильмы крайне неприятного содержания: этнографический фильм о ритуале об­резания у австралийских аборигенов и фильм по технике безопасности, в котором крупным планом показывался ряд несчастных случаев на лесопилке (например, как у человека отрезается палец циркулярной пилой). В эксперименте с последним фильмом (Lazarus, Opton, Nomikos, Rankin, 1965) испытуемым перед просмотром фильма подсказывались два способа когнитивной переоценки, а именно путем от­рицания (ведь это только фильм, в котором играют актеры) или интеллектуализа­ции (установка на отстраненное наблюдение). В качестве индикатора уровня эмо­ционального возбуждения регистрировались изменения кожно-гальванической реакции на протяжении просмотра фильма. Результаты представлены на рис. 4.24. По сравнению с неподготовленной группой смягчающая когнитивная интерпрета­ция типа отрицания и в особенности интеллектуализации ведет к заметному сни­жению нейровегетативного возбуждения.

гис. 4.24. Смягчение эмоциональной реакции (измеряемой по кожно-гальванической реакции)

на вызывающий страх фильм благодаря подсказанным формам когнитивной интерпретации, а именно

отрицанию или интеллектуализации (Lazarus, Opton, Nomikos, Rankin, 1965, p. 628)

Дать объяснение подобным данным в рамках теории влечения и научения не так просто, ведь одни и те же вызывающие страх стимулы в зависимости от опосреду­ющих когнитивных процессов интерпретации ситуации ведут к различным реак­циям (о теоретических следствиях из этого см.: Heckhausen, 1973b).

Сам Лазарус дифференцировал свой подход с точки зрения объяснения пове­дения с третьего взгляда, т. е. взаимодействия между индивидом и ситуацией, при­чем взаимодействия в смысле непрерывного процесса взаимного влияния друг на друга (Lazarus, Launier, 1979). Лазарус ввел различение трех типов стресса: вред-потеря, относящаяся к уже наступившим негативным событиям; угроза, относя­щаяся к вреду или потере, которых мы опасаемся, но которые еще не наступили; и вызов, связанный с ожидаемой возможностью достижения успеха или получе­ния награды. То, в какой мере человек испытывает стресс, зависит от того, насколь­ко он ощущает вред, угрозу или вызов, а также от взаимоотношений индивида с его окружением в данной области жизни, причем сразу в двух отношениях: во-первых, с точки зрения того, насколько велика ставка («первичная оценка»), во-вторых, с точки зрения оценки тех ресурсов, которыми он обладает для того, чтобы совла­дать с ситуацией, и с точки зрения имеющегося у него выбора.

Совладение (coping) как преодоление конфликта или трудностей служит, в основ­ном, двум целям. Во-первых, речь идет о том, чтобы овладеть вызвавшими стресс от­ношениями индивид-окружение или изменить их. Это проблемно-ориентирован­ное совладание. Во-вторых, следует взять под контроль стрессовые эмоции. Это эмоционально-ориентированное совладание. Для обоих видов создается набор возможных «способов совладанияк Приведем несколько примеров.

Проблемно-ориентированные способы:

Побудить человека, ответственного за возникновение препятствия, изменить свое

мнение.

Составить план действия и осуществить его.

Настаивать па своем и бороться зато, к чему в"ы стремитесь.

Эмоционально-ориентированные способы:

Искать «добро», без которого нет «худа»: попытаться найти позитивную сторону

ситуации.

Получить сочувствие и понимание со стороны другого человека.

Попытаться обо всем этом забыть.

В своем полевом исследовании Фолкмэн и Лазарус (Folkman, Lazarus, 1980) изучали не чрезвычайные, а повседневные примеры стресса и то, как люди реаги­руют на него, и пытались найти ответы на два базовых вопроса. Первый вопрос со­стоял в том, являются ли реакции совладания с повседневными стрессовыми пе­реживаниями в большей степени индивидуально-специфичными и, следовательно, однородными в разных ситуациях или же, напротив, они являются ситуационно-специфичными, а следовательно, разнородными. Второй вопрос заключался в том, какие из пяти условий оказывают влияние на появление конкретной реакции со­владания: тип события (контекст), его участники, оценка события, а также возраст и пол человека.

В течение целого года ста женщинам и мужчинам в возрасте от 45 до 64 лет многократно задавались вопросы о стрессовых ситуациях, с которыми они стал­кивались, и о том, как они пытались с этими ситуациями справиться. Оказалось, в случае стрессов почти всегда имеют место и эмоционально и проблемно ориен­тированные способы совладения. При выборе той или иной формы совладания люди оказываются скорее изменчивыми, чем последовательными. Что касается пяти исследовавшихся факторов, то было обнаружено, что предпочтение эмоци­онально или проблемно ориентированной реакции совладания зависит прежде всего от контекста (семья, здоровье, профессиональная деятельность) и от оценки собы­тия. Профессиональный контекст благоприятствовал проблемно ориентирован­ным способам преодоления стресса, контекст же здоровья — эмоциональным. Во­преки тендерным стереотипам не было обнаружено межполовых различий в пред­почтении эмоционально ориентированных форм совладания со стрессом, хотя в профессиональном контексте по отношению к ситуациям, которые нельзя изме­нить и с которыми надо смириться, мужчины чаще выбирали проблемно-ориенти­рованный способ, чем женщины.

Полевые исследования такого типа дают возможность проникнуть во все более сложные процессы повседневной жизни с ее многочисленными проблемами и кри­зисами. Уже эта первая попытка такого рода исследований позволила узнать, что повседневные формы совладания со стрессовыми ситуациями являются не инди­видуально-специфическими стереотипными реакциями, а адекватными ситуации способами поведения. Вполне возможно, что в дальнейших исследованиях будет доказано, что совладание со стрессом в собственном смысле слова есть продукт взаимодействия личностных свойств и меняющихся требований ситуации, вызы­вающей стресс.